- Пойдем.

Крепко уцепившись в мой рукав, она послушно тащилась рядом, а я все не мог найти решения и ответа на свой нелегкий вопрос. Кто она? Кто эта женщина, с которой я прожил год?

- Почему ты шла не по дороге, а пряталась за деревьями? - стараясь снять напряжение, буднично спросил я.

- Не знаю, так мне показалось безопасней.

- Ты шла с пистолетом?

- Да, мне было страшно.

- Ты передергивала затвор, значит, у тебя была новая обойма. В кого же ты расстреляла старую?

- Ни в кого. У меня другая пушка.

- Где ты ее взяла?

- В барахле моего несостоявшегося насильника. А почему ты обо всем так напряженно спрашиваешь, как будто ты меня опасаешься.

- Это тебе показалось, дай-ка сюда пистолет.

- Пожалуйста. - Обиженно и немного удивленно она протянула мне "ПМ". Что будет делать с Николаем?

- По-моему, ты этот вопрос решила сама, без моего участия, еще полтора часа тому назад. Не понимаю только, зачем тебе понадобилось меня дурачить? Зачем ты заставила меня утопить отцовскую "Волгу" в снегу? Какую цель ты преследовала?

- Ты что, Костя? О чем ты говоришь?

- Все, оставим этот разговор, - подходя к машине, отрезал я и запоздало подумал, что, возможно, у меня появилась обостренная подозрительность, и уже более миролюбиво продолжил: - Мы отсюда не выберемся ни за какие коврижки, значит, твоего клиента или придется оставить где-то здесь, или тащить до трупа его дружка.

- Как - до трупа? Он что, умер?

- По крайней мере, мне так показалось. Как правило, люди не живут с температурой тела меньше двадцати градусов. Ладно, обмен мнениями окончен, садись в машину и жди меня. Если появится грузовик, то немедленно улепетывай, только предварительно посигналь.

В столь роскошном саване, как персидский ковер, оставлять покойника было опасно. Лишние улики никогда не доводят до добра, поэтому, вытряхнув его из экзотичного кокона, я без лишних слов ухватил рыжего за ноги и потащил вниз, оставляя на снегу предательский след от его головы и болтающихся рук. Довольно быстро мы с ним добрались до места упокоения Коляна. Протерев отобранный у Милки пистолет, я вложил его ему в карман, а сверху накинул голого товарища и, даже не сказав напутственной речи, поспешил в обратный путь. Слава богу, на этот раз все прошло по плану. Только вот со временем дела у меня обстояли неважно. Когда я сел в машину, часы показывали четверть второго, поэтому, не утруждая Милку объяснениями, я на большой скорости домчался до какого-то заснеженного пустыря, где выкинул первый ковер со следами крови и полиэтиленовую пленку. Бандитское барахло с осколками стекла мы выбросили немного подальше.

Доехав до гаража, я вышел и предложил Милке сесть за руль.

- Зачем?

- Затем, что сейчас ты поедешь к своей подружке и в качестве обещанного новогоднего подарка отвезешь ей ковер. Он в багажнике.

- Послушай, зачем так поздно?

- Милка, ты бываешь на удивление сообразительной, а иногда почему-то сказочно глупа. Если соседи видели, как мы выносили из квартиры ковер, то, подарив его, мы сможем изящно оправдаться. Понятно? Слушай дальше. Постарайся остаток ночи перекантоваться у нее. Домой позвонишь утром, примерно в семь. Думаю, к этому часу я уже все улажу. Тебе все понятно?

- Нет. Куда ты собрался?

- На кудыкину гору. Туда, где мне хотели пустить немного крови.

- Тебе показалось, что они плохо выполнили свою работу, и ты хочешь дать им возможность повторить?

- Иди ты к черту, не к ночи будь сказано.

- От тебя, кроме хамства, ничего не услышишь.

- От тебя тоже.

- Хоть бы поцеловал свою спасительницу, смерд неблагодарный.

- Это мы можем, это нам раз плюнуть.

- Вот, вот, только на это ты и способен.

- Слушай, Милка, я думал, тебе говорить не следует, но на всякий случай напомню. Сегодня весь вечер, вплоть до нашего отъезда с ковром, ты сидела дома. Никто к тебе не приходил и никто, кроме соседа-хулигана Вовочки, тебя не беспокоил. Я понятно излагаю? Так было дело?

- Обижаешь, начальник, конечно. Ни пуха тебе! - отпуская сцепление, пожелала она.

* * *

Странные изменения я увидел, когда без пятнадцати два подъехал к проклятому боксу. Сразу же бросилось в глаза исчезновение "ЗИЛа", хотя сам по себе этот факт еще ни о чем не говорил, а вот плотно прикрытые покореженные ворота бокса, через которые виднелся яркий свет, настораживали и предупреждали о возможных неприятностях. Что могло здесь произойти за время моего отсутствия?

Следуя по указанному Милкой пути, я обогнул гараж и вскарабкался на крышу. Рваную прореху, через которую был убит мой палач, я заметил сразу. Подобно Милке, я лег на живот и заглянул внутрь.

Картинка, открывшаяся моим глазам, была не для слабонервных. Что касается дона Педрильо и Андрюхи, с ними было все ясно и понятно. Они просто висели на вытянутых руках, даже носками не касаясь пола. По этой причине их худосочные тела тихонько поворачивались вокруг своей оси. Но все это отодвигалось на второй план, стоило только глянуть на бедного Евгешу. Положение его тела мне показалось странным и неестественным. Одна его нога была задрана тельфером под самый потолок, зато другая, привязанная к станине подъемника, оставалась на земле. Эдакий чудовищный гранд-батман, который порхающему по сцене корифею Васильеву повторить, пожалуй, слабо.

Наверное, ему было больно и он сильно кричал, иначе зачем было Медову заклеивать ему ротовое отверстие? Сам режиссер и главный истязатель сидел на табуретке с пультом в руках, а возле его ног ровными рядочками лежало с десяток новеньких автоматов.

- Падла, - ласково говорил он Евгеше, - все равно ты у меня никуда не денешься, расколешься, как гнилой орех. Будешь говорить или будем дальше тянуть шпагат?

- М-м-момом-м-му-у, - промычал несчастный, отрицательно тряся головой, свисающей почти до пола.

- Козлище, да пойми ты, что от живого я от тебя не отступлюсь, любовно увещевал мучитель, легонько дергая раскоряченное тело кнопками пульта. - Чего ты мучаешься, сдай мне поставщиков и гуляй себе на все четыре. Нет? Ну держись, сволота.

Загудел двигатель, напрягся трос, и послышался хруст суставов. Такие зрелища я не люблю смотреть даже в кино. Потом у меня начинает болеть живот и начисто пропадает аппетит. Поэтому я слез с крыши, обошел бокс и постучал в ворота.

- Кто? - настороженно спросил Медов.

- Свои, открывай, Серега.

- А, Иваныч, сейчас, подождите минутку, - ответил он, гремя задвижками и цепями. - Проходите, - радушным хозяином пригласил он меня внутрь. - Дома все в порядке? Где эти подонки?

- А что, разве их здесь не было? - удивленно спросил я.

- Нет, они же к вам поехали. Я их сам жду не дождусь. Куда же они подевались?

- А черт бы их знал, - нарочито громко, специально для Евгешиных ушей ответил я. - Не было их у меня вовсе. Жена спала, ничего не слышала, никого не видела. Деньги на месте, ничего не понимаю. Думал, они струхнули и сюда вернулись.

- Иваныч, а наверное, так оно и было, они ведь не дураки, издали посмотрели, что здесь творится, и решили, что соваться им лучше не стоит. Но ничего, завтра они у меня отыщутся, можете не сомневаться. Свое получат сполна, за одну дырку в Максовой ляжке они будут иметь по две в голове.

- Круто, - усмехнулся я, понимая, что это заявление тоже относится к Евгешиным ушам. - Кстати, а где сам Макс, где твой Толик?

- Толик повез Макса в больничку, а заодно и машину отогнать. Нехорошо, мужик утром проснется, а его телеги на месте нет. Он скоро вернется, а Макс вам письмо передал на тот случай, если его там будут канителить до утра. Вот, прочтите.

"Иваныч! Если до утра не увидимся, то часов в восемь я тебе позвоню. Когда узнаешь у Старкова все, что тебе нужно, отдай его Сереге и больше о нем не вспоминай. Не нашего это ума дело. За последствия можешь не волноваться, никаких проблем, связанных с этим делом, у тебя не возникнет. Когда грызутся волки, нам, щенкам, лучше убраться в сторону. До встречи, Ухов".