— Это мне тоже не очень нравится. А как тебе новости из досье?

— И впрямь темная история, — еще бодрей улыбнулся Шедоу. — Но стоит ли переживать заранее? Сейчас мы узнаем все его тайны. Звать?

— Давай, — четко сказал Президент, снова превращаясь в абсолютно уравновешенного Мудрого Бобби. — Жду вас через три минуты.

Президент, Файтер и Шедоу удобно расположились за круглым столиком, и Стив подумал, что профессора Файтера трудно отнести к стандарту яйцеголовых — эффектная седоватая шевелюра делала его похожим на вольного стрелка из мира искусств и уж в наименьшей степени на руководителя сверхсекретного Эвроцентра, ларца с закодированным будущим нашей цивилизации.

Президент с подчеркнутым интересом стал расспрашивать о самочувствии Сьюзен и трех сыновей Файтера. И тут последовало нечто неожиданное.

— Вы со Стивом, разумеется, изучили мое досье, — без всякой подготовки выпалил Файтер. — Разумеется, вы знаете, что моя семья бежала в неизвестном направлении, прихватив все мои запасы. Я хочу поставить точки над i. Они бежали по моему плану, и для начала денег им вполне хватит. Из того, что я сообщу далее, вы поймете смысл такого решения. У нас крайне мало времени через двадцать семь минут я должен вас покинуть, иначе дела пойдут не самым разумным образом…

— Какие дела, Джимми? — с обезоруживающей улыбкой спросил Президент, чистейшее олицетворение Веселого Старца. — Никак вы попались в цепкие щупальцы отечественного бизнеса? Или примкнули к мафии?

Файтер хмыкнул и сделался каменно-серьезным.

— Не шутите, Бобби, — жестко сказал он. — Сейчас всем нам не до шуток. Дело вот в чем. Совсем недавно я завершил прогонку программ Эвро-5. Перспективы войны, и все такое, вы, должно быть, помните. Я здорово переработал и уточнил программу, и суть результата такова. Необходимо немедленно распорядиться о прекращении производства новых ядерных ракет. Еще пять процентов прироста, Боб, и все летит к чертям. Всего несколько тысяч условных единиц ядерного оружия! Эвромат дает очень ясную картину пятипроцентный прирост ядерных боеголовок с обеих сторон ведет к полной потере стабильности. Как говорится, ружье выстрелит само, и никто этого не предотвратит. Новые партии боеголовок выводят эвромат на красную черту, за которой неизбежно применение, массовое применение ядерных зарядов и крах. Почти стопроцентная утрата населения, необратимое поражение почвы, водоемов и атмосферы, и так далее… В этом портфеле первый экземпляр подробного доклада об этой работе.

Президент глубоко вздохнул и сочувственно посмотрел Файтеру прямо в глаза. И Шедоу легко расшифровал этот взгляд — жаль мне тебя, ученый шизик, вот и ты съехал на моральной ответственности и грезящихся ядерных грибах, и ты впал в оппенгеймеров комплекс…

— Я обещаю, вам, Джимми, заняться вашим докладом, — торжественно и с заметной грустинкой произнес Президент. — Я обязательно займусь им после отдыха, сейчас я ужасно устал. Но при одном условии — вы откроете мне место, куда спрятали очаровательную Сьюзен и ребятишек от кошмаров напророченной вами войны. У меня ведь тоже дети и внуки, и хотелось бы понадежней их упрятать…

Президент улыбнулся — последнее предложение дружеского тона. Улыбнулся и метнул взгляд на Шедоу — каков я, а! какова выдержка!

— Я открыл бы вам, Боб, но не могу, — не принял предложения Файтер, не могу, потому что я не прячу семью от войны. Негде, уверяю вас, негде! Эвромат говорит, что спрятаться негде, и я ему верю, не могу не верить. Я спрятал семью, чтобы развязать себе руки всего на один день. Завтра к полудню вы должны обнародовать этот доклад, Бобби. В течение одного дня вы должны передать его на проверку компетентной сенаторской комиссии, а главное — отдать приказ о немедленной остановке производства ракет и, возможно, о резком сокращении имеющихся… Надо подальше отступить от красной черты.

«Он поехал всерьез, — решил Шедоу. — Теперь он войдет в историю как самый нахальный и ученый из всех шантажистов…»

— Это очень серьезно, Бобби, — продолжал Файтер. — Эвромату я верю, как самому себе, да и вы верите в эти машины. Положение более чем опасно. По прогнозу Эвро-5 красная черта может быть достигнута в считанные месяцы. И тогда цивилизация станет неуправляемой и рванется к самоубийству. Можете засадить меня в сумасшедший дом, можете приковать к электрическому стулу, но немедленно наложите вето на новые заряды. Свяжитесь с Москвой, с Парижем, с Пекином… Я уверен — это поймут все. Пусть приезжают в мой Эвроцентр и проверяют. Месяц, год, десять лет… Если я ошибся, пусть меня повесят или четвертуют. Но пока мой доклад не опровергнут, нельзя вывозить за заводские ворота ни одного ядерного снаряда. Иначе — конец!

Президент снова вздохнул. По-своему он очень ценил Файтера, в каком-то смысле преклонялся перед ним — в этом Шедоу был вполне уверен. Президент вздохнул о невосполнимой потере — на глазах ускользал от него умный и полезный человек, превращаясь в опасное — своими же достоинствами опасное! — чудовище, чудовище, с которым придется долго и упорно бороться, ибо что долгосрочней и расточительней борьбы с человеком, одержимым манией всеобщего блага!

— Вы толкаете меня бог знает куда, Джимми, — явно раздражаясь, сказал Президент. — Вы что, всерьез полагаете, что военно-промышленный комплекс можно остановить просто так — взмахом президентской руки? Что я объясню предпринимателям и рабочим? Чем откуплюсь от военного министерства, разместившего заказы на сотни, если не на тысячи новых ядерных единиц? Комплекс раздавит меня, как козявку, пытающуюся грудью затормозить курьерский состав. Это вам понятно или нет?

— Я прекрасно знаю, что разогнавшийся комплекс нельзя остановить мгновенно, но надо дать ему иную ориентацию, надо увести наш курьерский состав на другой путь. В рамках той же Эвро-5 разыгран ряд вариантов. В сущности, весь военный бюджет может быть поглощен мирными проектами. Отщепив одну только ядерную часть бюджета, можно создать пару космических городов и построить телескопы с космической базой для поиска контактных цивилизаций. Можно решить проблему голода…

— Джимми, вы всерьез взялись дурить мне голову, да? — резко перебил Файтера Президент. Вскочив с кресла, он крупными шагами стал мерять огромный кабинет. — Вы что, в игрушки пришли сюда играть, что ли? Я реальный политик, а вы, Джимми, вдруг решили сыграть роль великого мечтателя. Ах-ах! Перекуем мечи на орала! Перекуем, и плевать, каким станет мир через несколько лет — желтым, красным или зеленым… Вы поймите простую вещь, Джимми, благотворительность и воздушные замки никого не доводили до добра. А роль ваша вызовет симпатию лишь у толпы горлопанов, но вам никогда не зааплодирует человек реального дела! Вы вполне могли бы возглавить очередную демонстрацию фрондирующих щенков с размалеванными тряпками, однако из-за их воплей не была сломана ни одна ракета — вот в чем дело. Ни одна!

«Пленка с этой речью стоила бы ему гарантированного провала на следующих выборах, — подумал Шедоу. — Не похоже, чтобы этот Файтер вмонтировал в свой костюм записывающее устройство, но от человека, решившегося на шантаж правительства, можно всего ожидать, да, всего…»

Президент теперь уже молча мерял шагами кабинет, руки он вульгарно не для телекамер! — держал в карманах брюк, и в голове его проносились вовсе не нравоучительные мысли.

«Файтер подсовывает мне страшную бомбу. Если я пошлю его к черту, он найдет способ передать материал конкурентам, раззвонит обо всем в прессе. Если я опубликую этот материал от имени своей администрации, ракетно-ядерные короли в два счета свернут мне шею. Зашатается биржа. Акции сотен и даже тысяч предприятий, связанных с войной, полетят вниз, а из ворот хлынут новые толпы безработных, и никто из этих людей — от члена совета директоров до последнего уборщика — не захочет отдать за меня свой голос. Приказ, которого требует этот тип, приведет к молниеносной дестабилизации всей экономики. Кто клюнет на шутовские обещания разместить заказы на монтаж орбитальных городов? Кому нужны эти поселения в вакууме, висящие на миллиардных потоках, хлещущих из карманов налогоплательщиков? Похоже, этот парень загоняет меня в угол…»