– Пойдем в комнату, – согласно кивнула Маняша.

– Я сейчас… – Артем достал сигареты. – Покурю на кухне.

Спустя несколько минут они уже разговаривали. -…Нет, ничего не замечала. – Маняша говорила медленно, глядя на Артема печальными глазами.

Была она худощава, черноока, легка на подъем. И очень недурна собой. Сослуживцы Мишке завидовали – это же надо, такую красавицу отхватил.

– Все как обычно, – продолжала она задумчиво. – Уезжал на работу… – Тут она запнулась. – Уезжал на площадь где-то около десяти утра. Возвращался в шесть-семь вечера. Это летом. Зимой в четыре уже был дома. В холодное время года по будням обычно не работал. Ну, ты сам знаешь, что в ненастье туристов практически не бывает. А если и приезжает группа, то на площади не задерживается. Туристов сразу ведут по музеям.

– Меня больше всего интересует последняя неделя. Может, последние полмесяца.

– Нет, все было как обычно, – опять повторила Маняша. – Ты ведь его знаешь… Лишнего слова не скажет. Все в своей мастерской сидит…

Артем невольно поежился – Маняше говорила о муже не в прошедшем, а настоящем времени, будто он живой. Впрочем, так оно и было. Для нее Миша надолго останется живым. А возможно и навсегда.

Они любили друг друга такой нежной и трепетной любовью, которая редко встречается. А если да, то лишь в сентиментальных романах. Никакие житейские трудности не могли ее поколебать, а тем более – разрушить. Артем удивлялся. И – завидовал. Белой завистью.

Потому что сам был неспособен на столь удивительное чувство. (По крайней мере, он так думал.) – А незнакомые люди к вам не приходили?

– Когда мы с мамой были дома – нет. Не исключено, что такое случалось, когда мы с детьми уезжали на дачу, а Миша оставался дома. Не знаю…

– Подумай, прошу тебя. Возможно, что-нибудь вспомнишь. Это очень важно. Миша ведь делился с тобой самым сокровенным.

– Но только не тем, что касалось вашей работы. Впрочем, я и не настаивала.

Майор обречено вздохнул. Опять ноль. Нет ни малейшей зацепки. Но так не может быть!

Весь его предыдущий опыт восставал против такого хода событий. Значит, он просто чего-то не замечает, что-то упустил, возможно, очень важное. Но что именно? Эксперт нашел несколько чужих отпечатков пальцев, когда исследовал квартиру, но определить, чьи они, не удалось. По крайней мере, в компьютерной базе данных управления такие не значились.

– Тогда позволь мне осмотреть Мишину мастерскую. Вдруг что-нибудь сыщется. А ты, будь добра, составь с помощью Софьи Алексеевны список тех, кто приходил к вам в обозримом прошлом. Скажем, начиная с апреля. Не торопитесь, мне нужны все, кто переступал порог вашей квартиры – от знакомого сантехника до соседки по площадке или близкого родственника. Совсем будет хорошо, если укажешь день и час посещений.

– А зачем это нужно?

– Для системного анализа, – очень туманно ответил Артем.

Ему вовсе не хотелось напоминать Маняше прописную, затертую истину, что утопающий хватается за соломинку.

В мастерской царил идеальный порядок. Маняша оставила все так, как было до смерти мужа. Убийца обыскивал мастерскую не очень старательно, лишь вскрыл сейф с оружием и пошарил по шкафам.

Что ему, все-таки, было нужно? Искал деньги? Но только полный идиот мог предположить, что в квартире калеки-пенсионера, обремененного семьей, хранится нечто ценное, тем более крупная сумма. А если не деньги, то что? Важные бумаги, документы?

Или материалы какого-то расследования, вдруг Мишка все же решился на свой страх и риск тряхнуть стариной?

Ладно, пусть так. Подобный вариант возможен. Мишке было по душе занятие, приобщающее его к сонму художников, – скорее ремесленников – пусть и дилетантов. Он просто зарабатывал себе на хлеб и у него получалось. Артем знал, что другу даже нравился такой труд. Но все равно в душе Мишка оставался сыщиком, профессионалом. И это тоже было Артему известно. Тогда напрашивался еще один вопрос: убийца нашел то, что искал, или нет?

Судя по беспорядку в квартире, скорее всего, да. При тщательном обыске обычно устраивается настоящий разгром, а в данном случае ничего подобного не наблюдалось.

И все же, все же… Вдруг Мишка оставил где-нибудь копии собранных им материалов? На него это вполне похоже. Он был очень предусмотрительным человеком.

Шкафы, верстак, миниатюрная дисковая электропила, с помощью которой он заготавливал планки для рамочек, настольный токарный станок по дереву, мольберт, какие-то эскизы, ватман в рулоне, кисти, краски, большие папки с рисунками карандашом и углем, связка хорошо высушенных липовых брусков, деревянный пенал с резцами, стул вертушка, настольная лампа с большим рефлектором… Мишка любил этот свой маленький мирок, ограждающий его от суетной и жестокой действительности.

Артем не без удивления просмотрел рисунки – ведь это, судя по подписям, работы его друга! Странно, но Миша никогда не говорил ему, что пробует силы в настоящей графике.

У него здорово получалось, не мог не отметить майор. Похоже, художник Салтыков был прав – у Мишки и впрямь прорезался большой талант. И какой-то гад лишил его жизни…

Ублюдок, сын змеи подколодной, чтоб его свиньи сожрали!

Под верстаком, где стояли какие-то ящики и банки с краской, он наткнулся на небольшую картонную коробку с бумажными обрезками. Так ему показалось сначала. Но когда Артем покопался в коробке, то оказалось, что это своего рода архив человеческих профилей, вырезанных из черной бумаги. Они были сложены в полном беспорядке, как обычно бывает с ненужными бумажками или отходами. Тут находились профили – как взрослых, так и детей; скорее, подростков. В основном мужские.

Зачем Мишка хранил этот мусор? Озадаченный майор высыпал содержимое коробки на верстак. И только теперь заметил небольшой самодельный конверт все из той же черной бумаги. Он лежал на самом дне. Открыв его, Артем обнаружил там пять профилей: два мужских и три детских. Никаких записей, объясняющих по какой причине его друг выделил их из общей массы, в конверте не было.

– Что-нибудь нашел? – встретила майора вопросом Маняша.

– Увы… – огорченно развел руками Артем.

Он решил не говорить Маняше о коробке с профилями, которые майор рассовал по карманам. Так будет лучше, решил он. Не исключено, что в этом есть элемент опасности.

А подвергать новым испытаниям – возможно, смертельным испытаниям – и так несчастную семью Артему не хотелось.

К тому же он очень сомневался, что жене Мишки известны люди, послужившие моделями. Сначала нужно сличить профили с картотекой. В частности, мужские. И только в том случае, когда результат получится нулевым, придется все это показать и домочадцам Мишки. Чего очень не хотелось бы.

– Вот… – Маняша отдала Артему листок с фамилиями. – Как ты просил.

– Не густо, – сказал майор. – Всего… сколько?.. четырнадцать фамилий. И это все?

– Тех, кто приходил к Мише, – это были в основном художники с Троицкой – я знала не всех, – смущенно ответила Маняша. – А что касается друзей… После того, как с ним случилось несчастье, многие стали избегать нас. Уж не знаю почему.

Артем промолчал. А что скажешь? Пока человек здоров, силен, работоспособен, друзей у него как песка в пустыне. Но стоит ему пошатнуться, а еще хуже – встать на колени, как немедленно происходит реакция отторжения. И в конечном итоге остается одиночество, печальный удел старости и физической немощи. Как в военном походе – никто не испытывает особого желания возвращаться, чтобы тащить на своих плечах, кроме ранца и личного оружия, раненого или потерявшего силы пехотинца.

– Добро. У меня еще один вопрос: у Миши был блокнот в коричневом переплете?

– По-моему, да.

– Где он?

– Не знаю. Когда я убирала после… ну, тогда… – Глаза Маняши наполнились слезами, но она пересилила себя и продолжила: – Я не видела эту записную книжку.

– Позвольте откланяться. Но у меня есть просьба. Маня, поищи на досуге этот блокнот.