Возьми в холодильнике квашеную капусту. Только не трогай образцы!

– На кой они мне… – пробурчал майор, опасливо покосившись на плотно укупоренные банки и баночки, которыми были заставлены полки холодильной камеры; чего только в них ни было – от челюсти с золотыми коронками до большого пальца руки, помещенного в физраствор.

– Как тебе капуста? – спросил эксперт, когда Артем выпил мензурку неразбавленного спирта.

– Потрясающая! Где взял? – Ответил майор, торопливо отправляя пальцами в рот очередную порцию закуски; вилок у Горюнова отродясь не водилось.

– Сам заквасил.

– Ой, врешь…

– Ничуть. Между прочим, сделал по собственной скоростной технологии. Продукт созревает за три дня. Вкусовые качества выше крыши.

– Получай патент, создавай фирму и греби бабки лопатой. На тебя базарные торговки молиться будут. Станешь для них оптовым поставщиком.

– Увы, господин майор, это не та капуста. Я маленько опоздал со своим скоростным методом. Некоторые штатские уже насолили себе на всю оставшуюся жизнь. Хранят ее тоже в банках, но – заграничных, в основном швейцарских и американских.

– Не горюй. Каждому свое.

– Как написали фашисты на воротах Бухенвальда, – с иронией подхватил эксперт. – Ты меня не утешай. И не учи жить. Лучше помоги материально. До получки займешь? Я слыхал, что вам какая-та премия обломилась. Это за какие геройства?

– Конечно, займу. – Артем достал портмоне. – Сколько тебе нужно? Держи. А что касается премии… Сверху подбросили. Начальство поменялось и, наконец, обратило свой царственный взор на полунищих сыскарей.

– С чем тебя и поздравляю. Еще по единой?

– Наливай.

После второй мензурки Артем достал из папки портреты подростков-беспризорников, нарисованные Салтыковым.

– Серж, я слышал, что вы получили новую аппаратуру. Какой-то сверхсовременный компьютер для графических работ, который может творить чудеса. – Майор вопросительно посмотрел на размякшего Горюнова.

– Например? – поинтересовался тот не без иронии.

– Компьютер по примитивному рисунку лица способен с потрясающей точностью изобразить все его детали, притом в разных проекциях. Это правда?

– Почти.

– Что значит – почти?

– Артем Саныч, дорогой мой! Слава Богу, мы еще не дошли в своем потрясающем воображение восхождении к вершинам электронной цивилизации до таких "высот", когда человек и на фиг не нужен. К слову, если такое случится, то лучше бы нам с тобой, людям патриархальным, этого не видеть. Надеюсь, для старого приятеля ты один патрон не пожалеешь?

– Будь спок, придержу для нас целую обойму. И все же ответь на мой вопрос.

– Техника в руках дикаря – это просто бесполезный кусок железа. За который вышеозначенный индивидуум при обмене не отдаст даже самый примитивный каменный топор. Да, на новом компьютере можно делать все, что угодно. Между прочим, эта графическая станция – разработка не какого-нибудь богатого концерна "Япона мать индастриз", а родного НИИ, едва сводящего концы с концами. Это я к слову. Гордость, знаешь ли, за нашу страну и новых Кулибиных грудь распирает.

– Оставь подобные дифирамбы для более подходящего случая.

– Так я и говорю, что машинка – блеск. Реконструирует все, что угодно. По одной косточке может сначала смоделировать скелет какого-нибудь динозавра неизвестного науке вида, а затем нарастит ему мясо, мышцы, кожу и шерсть, если он ее имел. И все это в трехмерном изображении.

– А человеческое лицо?

– Хочешь услышать один мой секрет? – Горюнов наклонился к Артему, будто кто-нибудь мог их подслушать.

– Просто жажду.

– Ты видел общеизвестное изображение египетской царицы Нефертити?

– С неестественно длинной, как у цапли, шеей? А как же. Много раз.

– В рекламе? – не преминул съехидничать Горюнов.

– И в рекламе тоже, – спокойно парировал его выпад майор. – Ну, и что в ней секретного?

– Так вот, компьютер проанализировал все имеющиеся на Нефертити данные, и нарисовал ее совсем не такой!

– Хочешь сказать, что теперь она больше тебе по душе? Ответь, если только это не второй твой секрет.

– Как на духу?

– Понятное дело, правду и только правду, и ничего кроме правды.

– Нет, новая Нефертити мне совсем не понравилась. В древнем рисунке больше жизни.

– Ты хочешь сказать, что компьютер выдает достаточно точную деталировку лица, но оставляет за кадром характерные особенности душевного состояния индивидуума. Без которых человека узнать достаточно сложно. Не так ли?

– Так. Улыбку Джоконды машина изобразить не может. Вот тут ей на помощь и приходит человек. Творец – подчеркиваю. – Эксперт гордо выпятил грудь.

– То есть, Серж Горюнов.

– А то…

И оба весело рассмеялись. И тот и другой ценили юмор и хорошую шутку.

– Так что ты на сей раз мне притаранил? – спросил эксперт, доставая из металлического шкафа колбу, наполненную прозрачной жидкостью.

На стеклянном сосуде была наклеена бумажка с нарисованным черепом и скрещенными костями и четкой крупной надписью "Яд". Горюнов осторожно поставил его на стол, а точно такой же, но пустой, убрал.

– И, конечно же, с пометкой "срочно", – продолжил он со скепсисом в голосе, когда стол был "сервирован".

– Угадал. Посмотри… – Артем отдал Горюнову рисунки с лицами подростков.

– Отличная работа, – похвалил труды Салтыкова эксперт. – Схвачена сама суть. Здесь просматриваются даже характеры.

– Ну? – удивился майор. – Этого я как-то не заметил.

– У тебя специфика работы несколько иная. Говоря научным языком, ты занимаешься макромиром, а я микро. Ты идешь от большого общего к частностям, а я наоборот – от самого малого к целому.

– Может быть, ты и прав… – сказал Артем с сомнением в голосе.

– Прав. Абсолютно. Я работаю экспертом уже четырнадцать лет. Так что кое в чем маракую.

– Ты что-то говорил насчет характеров…

– Говорил. Это какие-то очень странные дети… Я так понимаю, рисовали их не с фотографий? Значит, все верно… Портретная схожесть, скорее всего, отменная. Это видно по мелким деталям, которые выдумать даже опытному художнику непросто: у одного из мальчиков на щеке родинка необычной формы, у девочки небольшой шрам возле подбородка… – Лицо Горюнова пылало вдохновением. – А обрати внимание на уши. Они разные. Обычный мазила чаще всего рисует ушные раковины по личному стандарту. В основном по классическому канону. Чтобы было красиво. А ведь уши отличаются друг от друга не только по величине и расположению на голове, но и по завиткам. Которые из-за своей неповторимой индивидуальности схожи с отпечатками пальцев…

– Давай вернемся к нашим баранам, – перебил майор лекторский экспромт приятеля. – Характеры. Ты все же расскажи мне о своих предположениях на этот счет. А то я за деревьями леса не вижу.

– Все чертовски просто! Если мои умозаключения верны, то мне очень не хотелось бы встретиться с этими подростками в темном переулке. На их лица положена Каинова печать -– печать удивительного хладнокровия, невозмутимости и глубоко упрятанной жестокости. А глаза? Они невыразительны и бесстрастны, как у киношных роботов. Нет, дети такими не бывают. Может, все-таки художник был никудышный?

– Не думаю. Мне он показался настоящим мастером.

– Тогда это еще те "детки"…

– Они бездомные попрошайки.

– Этот факт в какой-то мере объясняет подмеченные мною странности. Но не совсем. Да, жизнь у них – не мед. Каждый день видеть ее с изнанки – какая психика устоит от разрушения? Однако, при всем том, ребенок всегда остается ребенком. От этого никуда не денешься. Неадекватная реакция на происходящее, порывистые жесты, богатая мимика, наконец, потрясающий блеск в глазах, который никогда не увидишь у людей старшего возраста – вот отличительные признаки юности. А на этих лицах я просто не нахожу ничего подобного. Только холодная решимость и очень взрослая жесткость.

– Возможно и так. – Артем угрюмо кивнул. – Тогда просматривается совсем уж невероятная версия…