«Гнездышко» Крапивина впечатляло. Это было даже не гнездо, а берлога, огороженная трехметровой высоты каменным забором, по периметру которого торчали видеокамеры. Что касается ворот, то, по-моему, Рыжий спер их у какого-то храма. Они были дубовыми, резными и окованными чеканной медью. Мы с Платом лишь молча переглянулись…

Загородная усадьба Крапивина находилась в самом престижном месте, которое называлось Залив. Для нашего города это то же, что Рублевка для Москвы.

Здесь жили только тузы, притом козырные. Простой народ сюда не пускали даже милостыню попросить, так как на въезде в Залив находился пост вооруженной охраны, а улицы патрулировала конная милиция.

Когда-то в этом месте река была пошире, поглубже и текла быстрее, потому и вымыла на излучине глубокую ямину. Со временем водная артерия истончилась, превратившись в тихую и спокойную речушку, а ее русло поменяло расположение, сдвинулось на самое дно речной долины, оставив на краю соснового бора достаточно обширное и глубокое водное пространство, названное местными аборигенами Заливом.

Вода в Заливе пополнялась за счет весенних паводков и многочисленных ключей, поэтому была прозрачна и холодна. Даже в жаркий летний полдень в такой воде можно было выдержать не более десяти минут. Сам проверял.

В этом была какая-то загадка: и в начале, и в конце лета температура воды в Заливе была постоянной – около двадцати градусов. Казалось, что на дне залива работает вечная энергетическая установка, которая летом воду охлаждает, а зимой – согревает. В зимнее время Залив замерзал лишь под Новый год, и не более чем на пару месяцев.

Поэтому в Заливе нередко зимовали гуси, утки и даже лебеди, что только добавляло очарования местной, весьма живописной, природе. Что касается рыбы, то здесь она была в изобилии, притом вырастала до фантастических размеров. По идее, в Заливе был рай для рыбаков.

Увы, это не так. Рыба в Заливе не ловилась ни на какую приманку. А попытки добыть ее с помощью невода всегда заканчивались фиаско – сеть цеплялась за подводные камни (интересно, как они попали на песчаное дно Залива?) и рвалась в клочья.

Похоже, речной бог сохранял рыбу для многочисленных пернатых, которые не успели или не смогли по какой-то причине улететь в теплые края…

Дом Рыжего впечатлял. По своему посконному скудоумию, я всегда недоумевал: зачем семье из двух-трех человек вилла в три или четыре этажа, площадью полторы-две тысячи квадратных метров?

А Крапивин именно такую домину и отгрохал.

Меня утешает и примиряет с нашими богатыми придурками и их строительным безумием только одно обстоятельство: когда наступит время раскулачивания, эти особняки отдадут несчастным бездомным детям, которые сейчас ютятся в канализационных люках, на чердаках и в подвалах городских многоэтажек.

Надеюсь, в двадцать первом веке мои сограждане будут умнее и практичнее, нежели в двадцатом, и не станут разрушать до основания усадьбы новоявленных «аристократов» и нуворишей, как это было в 1917 году…

Внутри все сверкало. Даже ручки на дверях были позолоченными (а может, золотыми? когда мне пришла в голову такая мысль, я сильно пожалел, что не взял с собой отвертку).

Я едва не попросил Рыжего, чтобы он дал мне войлочные музейные тапочки. Но, видя, как наш бывший кореш бесцеремонно топает своими башмаками по зеркальному паркетному полу, я не без внутреннего колебания последовал его примеру, при этом стараясь идти едва не на цыпочках.

Что касается Плата, так он даже вспотел, оказавшись среди такого великолепия. Серега всегда был неравнодушен к богатству.

Когда он еще был женат, то тащил в свою норку все подряд, начиная от телевизора новой модели и навороченной по самое некуда стеросистемы, до разных там слоников и ярких фигурок на магнитах, которые лепятся на холодильники и кухонные плиты; и все это якобы для ублажения злокозненной Марьи.

Но меня не обманешь, я знал, что Плат – мещанин до мозга костей.

Между прочим, не вижу ничего предосудительного в этом слове. Каждый должен жить по своему уразумению, а не по идеологическим догмам. Но желательно – скромно. Ведь что ни говори, а скромность украшает человека…

Поймав себя на мысли, что начинаю впадать в ханжество, я выдал своему второму «я» несколько непечатных эпитетов и метафор. И как-то незаметно очутился в будуаре несравненной Дженннифер.

Именно в будуаре, потому что апартаменты размером со спортивный зал никак не тянули на привычную в моем понимании спальню.

– Может, она где-то в доме потерялась? – не удержавшись, высказал я не очень тактичную мысль, попахивающую сарказмом.

Занятый своими мыслями, Рыжий на мой выпад, как должно, не отреагировал. Он лишь сумрачно ответил:

– Не-а… Обыскали…

Даже так! Ни фига себе квартирка…

Наверное, в этом «замке» есть еще и парочка подземных этажей, а также тайники, чтобы прятать сокровища и бабки, нажитые непосильным капиталистическим трудом. А возможно, имеется и секретный тоннель – чтобы Рыжий, в случае чего, мог рвануть когти.

Плат шарил по будуару как настоящая ищейка. Я даже начал опасаться, что он и впрямь начнет обнюхивать постельное белье Дженннифер и ее интимные вещи в платьевом шкафу.

Что касается меня, то я бесцельно бродил туда-сюда, полагаясь на авось.

Мне подфартило и на этот раз. Устав от бессмысленных шатаний и решив, что шмон лучше полностью переложить на плечи Сереги, истинного профессионала сыскного дела, я распахнул окно, чтобы впустить побольше свежего воздуха (похоже, будуар не проветривался с момента исчезновения его хозяйки), закурил, и выглянул во двор.

Какой-то блестящий металлический предмет под окном (будуар Дженннифер находился на втором этаже) сразу привлек мое внимание. Присмотревшись, я невольно присвистнул от изумления.

– Плат! – позвал я Серегу, который как раз ворошил постель Дженннифер. – Поди сюда.

– Отстань, – отмахнулся Серега. – Я занят.

Наверное, он думал, что я приглашаю его на перекур.

– Ты будешь еще больше занят, когда подойдешь ко мне.

– Да? – Плат смотрел на меня с недоверием. – Что ты на этот раз выдумал?

Вот так всегда…

Его идеи и замыслы Марка – это гениально и востребовано. А мои предложения и рассуждения (которые в итоге почти всегда были верными) поначалу обычно подвергались обструкции.

– Посмотришь, – отрезал я, начиная заводиться.

Тоже мне бугор!

Плат подошел к окну и, повинуясь моему указующему персту, посмотрел вниз. Металлическая, хорошо полированная вещица по-прежнему сияла зеркальным блеском, отражая солнечные лучи.

– Интересно… – пробормотал себе под нос Плат, напрягаясь всем телом.

Я знал это его состояние. Сейчас мысли бывшего опера заработали, словно шаровая мельница, которая в мгновение ока перемалывает кубы горной породы.

– Что вы там увидели? – заинтересованно спросил Рыжий, вклиниваясь между нами.

– Выйдем во двор, – ответил Плат. – Там все узнаешь…

Под окнами спальни Дженннифер лежал самый настоящий сюрикен[2] в виде звезды с шестью фигурными лучами. Настоящий, значит, не бутафорский, коих полно на прилавках специализированных магазинов Америки.

Бутафория обычно штамповалась из паршивой, чаще всего не закаленной стали, а этот был кованным, отливал синевой, и его лучи были остры словно лезвие бритвы.

– Шикарная штучка, – сказал я с восхищением, пробуя пальцем концы лучей на остроту.

Я умел обращаться с сюрикенами. Научился в армии, от нечего делать. Поэтому мог оценить найденный экземпляр по достоинству.

– Что это? – Крапивин с удивлением воззрился на сюрикен.

– Я думал, ты ответишь на этот вопрос… – сказал Плат.

– Да я эту железку впервые вижу!

– На всякий случай снимем с нее отпечатки пальцев… – Серега аккуратно засунул находку в полиэтиленовый пакетик. – Позже… Но я практически не сомневаюсь, что сия вещица принадлежала твоей невесте. Это сюрикен, очень опасное метательное оружие из арсенала японских ночных «оборотней» ниндзя. Твоя невеста что, занимается восточными единоборствами?