Правда она сама держится в стороне от той жизни, что идет наверху, и избегает мужчин. Она позволила хозяйке стать ее подругой, но лишь на своих условиях.
Если в Энсли-Холле появлялись посторонние, Жилли оставалась в кухне, если же кроме глуховатой Бинни в доме никого не было, то она присоединялась к Элин. Но почему же ее не оставляет дурное предчувствие, что оставить Жилли в Энсли-Холле равносильно тому, чтобы обречь ее на гибель. Это, конечно, было странно. Из всех жен-щин, которых когда-либо знала Элин, ни одна не могла лучше сама за себя постоять, чем Жизлен. У нее была своя тайна, и Элин это было известно. Страшная, темная тайна, которая часто заставляла туманиться ее взор, и делала усмешку недоброй. Это было то, чем она не делилась ни с кем, даже с подругой, которая могла бы облегчить ее ношу.
Но эта же тайна поможет ей защититься от всех Николасов Блэкторнов в мире. Жизлен пришлось однажды побывать в аду, и она выстояла. Она сумеет стереть в порошок любого, кто попытается причинить ей зло.
Надо сказать, что была и еще одна причина, которая сыграла свою роль в вынужденном отъезде Элин в поместье ее брата Кармайкла в Сомерсете.
Элин, конечно, искренне любила свою невестку Лиззи, она обожала племянников, но, главное, ближайший друг Кармайкла, Тони всегда мог нанести неожиданный визит ее брату.
Элин буквально млела от удовольствия — трудно подобрать другое слово — когда являлся достопочтенный сэр Энтони Уилтон-Грининг. Слава Богу, он был слишком ленив, чтобы это заметить, а, возможно, если и замечал, то доброта удерживала его от того, чтобы над нею посмеяться. Она ходила за ним хвостом будучи восторженной девчонкой, когда он приехал из университета к ним домой с ее старшим братом. Спустя пять лет, она прожужжала ему все уши, когда до безумия увлеклась лошадьми, а Тони слыл первейшим знатоком в этом вопросе. И еще она пережила период сумасшедшей юношеской влюбленности, когда ей исполнилось семнадцать, и он танцевал с ней на первом балу.
Потом целых два года их отношения были натянутыми. Тони был не виноват, он-то умел найти подход к самым строптивым женщинам, и всегда знал как исправить их настроение. Но Элин начинала краснеть и заикаться, едва завидев его, и это приводило ее в такое замешательство, что она предпочитала совсем не встречаться с ним. Она наблюдала за Тони в окно, когда он приезжал к Кармайклу. Она высматривала его во все глаза в переполненных бальных залах, но изо всех сил старалась не попадаться ему навстречу. А по ночам, оставшись одна в своей спальне, она начинала мечтать о нем, и это были восхитительные и невероятные грезы, заставлявшие ее краснеть и заикаться днем еще пуще. В этих весьма раскованных мечтах он любил ее с истинной мужской страстью, в которой не было и следа его добродушной лени.
Элин, конечно, переросла все это, когда кончился переходный возраст, как бывает обычно даже с самыми застенчивыми. Тони ей помог сам, хотя она так и не узнала, догадался ли он о том сокровенном, что она таила в душе, но он продолжал обращаться с ней с прежней братской нежностью, добродушно подразнивал, и она постепенно обрела уверенность в себе. В день, когда была оглашена его помолвка с блистательной мисс Стэнли, Элин решила перерезать себе вены. Еще через день она убедила себя, что находится на верном пути к исцелению.
Но дружбу они сохранили. Элин могла сказать Тони то, о чем не решалась поведать даже брату. С ним ей не надо было беспокоиться о соблюдении правил приличия, кокетничать или бояться показаться глупой. Тони никогда, никогда в жизни не понадобится женщина, такая, как она. Тем более что на протяжении последних пятнадцати лет ни одна мечтающая выйти замуж богатая и красивая невеста не упустила случая повеситься ему на шею. Теперь Элин могла вести себя с ним совершенно свободно, не думая о том, что будут говорить о них окружающие. Она, можно сказать, была ему почти что сестрой, а все остальное мало ее беспокоило.
Ей так и не удалось узнать, что заставило мисс Стэнли отказаться от своих намерений. Какие соображения могли заставить женщину отвергнуть Тони, было выше понимания Элин. Но Тони лишь пожимал плечи, сиял своей завораживающей улыбкой, и отвечал, что они с мисс Стэнли все равно не могли бы друг другу подойти.
— Но почему? — набравшись храбрости, решилась попытать его Элин, с беспардонностью девятнадцатилетней девчонки, недавно оправившейся от безнадежной влюбленности в него.
К счастью поблизости не оказалось никого, кто мог бы наказать ее за подобную смелость.
— Потому что, моя милая Элин, она сказала мне, что я не достаточно сильно ее люблю, и, выбирая между нею и моими лошадьми, всегда останавливаюсь на последних. А поскольку она была совершенно права, то мне в общем-то трудно было ей возразить. Плохи мои дела, Элин. Думаю, придется мне ждать, пока ты повзрослеешь и согласишься выйти за меня.
Она рассмеялась, совсем не ощущая отголосков прошедшей боли.
— Я и так достаточно взрослая, чтобы выйти замуж, Тони. Но только не за тебя.
— Можно узнать почему? — спросил он лениво растягивая слова, и в его холодных серых глазах промелькнула насмешка.
— Потому что, — ответила она, — если бы мне пришлось выбирать между моими лошадьми и тобой, я бы остановила свой выбор на последних.
Тони расхохотался, а она не чувствовала никаких угрызений совести, хотя явно солгала. Но в главном Элин не лукавила — она и вправду не собиралась выйти за Тони замуж, просто потому, что он никогда ей этого всерьез не предлагал.
Когда Элин приехала в Медоулэндз, на душе у нее по-прежнему было неспокойно, и только известие, что Тони неожиданно надумал заглянуть туда, помогло ей отвлечься. Она не видела его с самого Рождества и очень соскучилась. Она всегда скучала по нему, ей очень его не хватало, но рассудок подсказывал ей, что она не должна слишком часто его видеть… Если она себе это позволит, то не сможет обходиться без него, подобно тому, как мужчины не могут обойтись без карт и рома. Привыкнув, что он рядом, она может не захотеть оставаться одна. Вот потому она разрешала себе наслаждаться его компанией изредка, просто для того, чтобы немного приободриться.
Сегодня Элин нуждалась в том, чтобы ее развеселили. Сколько ни убеждала она себя, что в Энсли-Холле все будет в порядке, что Жилли сумеет за себя постоять, ее все же не оставляли самые дурные предчувствия. Что-нибудь неприятное непременно произойдет, и их мирной и приятной жизни наступит конец.
— Вот так переполох, — прокудахтала миссис Рафферти, умещая свое грузное тело на маленькой кухонной табуретке. В другое время и в другом месте Жизлен, пожалуй, удивилась бы, как выдерживает табуретка подобный натиск. Но только не сегодня.
— Да уж, — поддакнул Уилкинс, старший дворецкий, — никак в толк не возьму, как может такое твориться в доме у джентльмена.
Жизлен заставила себя вступить в разговор:
— В доме у леди, — нехотя произнесла она, только потому, что от нее этого ожидали. — Это дом леди Элин.
Двое старших слуг явились к ней в кухню, разрешив подчиненным разойтись по своим делам, и у Жизлен появилось странное чувство, что они собрались здесь как трое заговорщиков. Но это было не так, ей предстояло действовать в одиночку. Как обычно.
— Просто ужасно, — продолжала миссис Рафферти с неодобрением. — Если такой человек даже просто умрет здесь в постели, это… неприлично, — вот что я скажу.
Жизлен насторожилась, стараясь сохранить обычное хладнокровие.
— Так он умрет?
— Нет, доктор Брэнфорд думает, он выкарабкается, и тут даже не знаешь — радоваться или огорчаться. Мистер Блэкторн всегда доставлял семье одни неприятности. И вот даже ухитрился навредить леди Элин, хоть они и совсем дальние родственники.
Уилкинс умел напустить на себя важный вид, и именно так он сейчас и поступил.
— Он бы многим сделал великое одолжение, если бы покинул этот мир, но я бы не хотел, чтобы это случилось здесь, подумайте, что скажут соседи.
— Еще и перепачкал все вокруг, — со вздохом сказала миссис Рафферти. — Его прямо наизнанку выворачивало. Доктор говорит, это называется гастрит. Не лучший способ умереть.