[1] Мы не говорим здесь о тех девяти десятых общества, которые не обладают ни учтивостью, ни влиянием. [2] "Мемуары" де Безанваля. [3] Даже Пезе, посоветовавшего ему высморкаться. [4] Оказывая поддержку мудрому Тюрго. [5] Г-н де Куаньи. [6] Не подлежит сомнению, что все это будет блестяще изложено в посмертном сочинении г-жи де Сталь, которая, по своему дарованию, была призвана написать "Дух законов" общества. [7] Г-да Барнав, Мунье, Тибодо, Беранже. Буасен де-Англа, братья Мерлены и т. д. и т. д. [8] Дантон, Сен-Жюст, Колло д'Эрбуа, д'Эглантин и все те члены Конвента и якобинской партии, которые проявили такую энергию. [9] Генерал Гош, сын фруктовщицы; Моро, студент-юрист. [10] См. перечень заговоров этих лет в "Биографиях современников" Мишо. [11] "Балы жертв", салон г-жи Тальен. [12] Анекдот о вишнях: "У вашего величества лучшие во всей империи вишни". [13] Напомню блестяще задуманныи заговор генерала Малле в октябре 1812 года. [14] Полиция самого Фуше, агенты главного инспектора жандармерии, префекта полиции, начальника почтового ведомства и, наконец, тайная полиция, непосредственно подчиненная императору. [15] Виктор, герцог Беллюнский, был музыкантом в Валансе. Ожеро учителем фехтования в Неаполе; в нем принял участие Талейран, в то сремя бывший французским послом; когда в Неаполе вспыхнуло восстание, он дал Ожеро двадцать пять луидоров, чтобы тот попытал счастья во Франции. [16] По примеру г-на Моле. [17] С 1808 по 1810 год. Одному богатому парижскому ювелиру, у которого были три дочери, он велел передать следующее: "Генерал N. женится на старшей из ваших дочерей, которой вы дадите пятьдесят тысяч экю приданого". Отец, придя в отчаяние, спешит в Тюильри, куда он имел доступ, и молит императора о пощаде; тот повторяет ему те же слова и добавляет: "Генерал N. завтра сделает предложение, а послезавтра состоится свадьба". Брак оказался весьма счастливым. [18] Г-жи Рапп. [19] Министр Ролан, явившийся к королю в башмаках без пряжек. [20] Этьсна. [21] Песенка Мишо: Хоть на вес золота теперь Мы ценим нашего героя, Будь легче он для нас - поверь, Его б мы оценили вдвое. Песенка пошляка Мартенвиля, за которую ему, по особому о нем попечению герцога Ровиго, было предписано лечение душами в Шарантоне. [22] Точно переведено из сочинений Гольдемита. [23] Этот мамелюк и Констан, получавшие от своего повелителя по двадцать тысяч ливров ежегодной ренты, проявили величайшую неблагодарность: они даже не последовали за ним на остров Эльба. Они живут сейчас в Париже в полное свое удовольствие. [24] Тот самый граф де Нарбонн, который, будучи в начале революции военным министром, объявил войну всем державам и совершал свои военные объезды в сопровождении г-жи де Сталь. [25] Монарх поручил ему выработать церемониал императорского двора (объемистый том в 396 страниц, изданный в 1808 году Галавом) и разделаться с философией в Академии, в день приема в число ее членов графа Траси. Было забавно слышать, в каких высокопарных выражениях обер-камергер осуждал бедную философию. В 1817 году, оказавшись без должности, обер-камергер примкнул к либералам.
ГЛАВА LIII
ОБ АРМИИ
Назначения, которые Наполеон делал во время постоянных своих смотров, опрашивая солдат и сообразуясь с мнением полка, были весьма удачны; назначения, исходившие от князя Невшательского, никуда не годились[1]. Ума, а тем более малейших признаков пылкой любви к родине было достаточно, чтобы человека неизменно обходили повышением. Очевидно, однако, глупость считалась необходимой только для офицеров гвардии, от которых прежде всего требовалась полная невозмутимость во всем, что касалось политики. Они должны были быть слепыми орудиями воли Магомета. Общественное мнение считало желательным замену начальника главного штаба герцогом Далматским или графом Лобау. Князю Невшательскому назначение любого из них доставило бы большее удовольствие, нежели им самим. Тяготы, связанные с этой должностью, неимоверно его утомляли; он целыми днями сидел, положив ноги на письменный стол, развалясь в кресле, и вместо того, чтобы отдавать распоряжения, на все обращенные к нему вопросы отвечал посвистыванием. Великолепны по своим качествам во французской армии были унтер-офицеры и солдаты. Так как найти заместителя для военной службы можно было только за большие деньги, то все сыновья мелкой буржуазии волей-неволей шли в солдаты, а благодаря обучению в военных школах они читали "Эмиля" и "Записки о галльской войне" Юлия Цезаря. Не было сублейтенанта, который не питал бы уверенности, что стоит ему храбро сражаться и не попасть под шальное ядро - и он станет маршалом Империи. Эта блаженная иллюзия сохранялась до производства в чин бригадного генерала. Тогда в прихожей вице-коннетабля военным становилось ясно, что преуспеть - если только не представится случай совершить подвиг на глазах у великого человека - можно только путем интриг. Начальник главного штаба окружил себя подобием двора, чтобы подчеркнуть свое превосходство над теми маршалами, которые - он сам это сознавал - были талантливее его. По своей должности князь Невшательский ведал производством во всех войсках, расположенных за пределами отечества, от военного министра зависело лишь производство тех, кто служил в пределах Франции, где, по общему правилу, повышение давалось только за боевые заслуги. Однажды в заседании Совета министров почтенный генерал Дежан, министр внутренних дел, генерал Гассенди и некоторые другие в один голос стали упрашивать его величество назначить батальонным командиром артиллерийского капитана, стяжавшего большие заслуги на службе внутри страны. Военный министр напомнил, что за последние четыре года император трижды вычеркивал фамилию этого офицера в декретах о производстве в более высокий чин. Все, отбросив официальную сдержанность, уговаривали императора. "Нет, господа, я никогда не соглашусь дать повышение человеку, который уже десять лет как не был в бою; но ведь всем известно, что мой военный министр умеет хитростью добиться моей подписи". На другой день император, не читая, подписал декрет о назначении этого достойного человека батальонным командиром. На войне император после победы или просто удачного дела одной какой-нибудь дивизии всегда устраивал смотр. Объехав в сопровождении полковника ряды и поговорив со всеми солдатами, чем-либо отличившимися, он приказывал бить сбор: офицеры толпой окружали его. Если кто-либо из эскадронных командиров был убит в бою, он громко вопрошал: "Кто самый храбрый капитан?" В пылу энтузиазма, возбужденного победой и присутствием великого полководца, люди говорили искренне, и ответы их были чистосердечны. Если самый храбрый капитан не обладал нужными для эскадронного командира способностями, его повышали в чине по ордену Почетного Легиона, а затем император снова задавал вопрос: "После него кто же самый храбрый?" Князь Невшательскнй карандашом отмечал награждения, и как только император направлялся в другой полк, командир полка, в котором он побывал, утверждал офицеров в новых должностях. В эти минуты мне нередко приходилось видеть, как солдаты плакали от любви к великому человеку. Одержав победу, этот изумительный полководец приказывал немедленно составить список тридцати сорока человек, представляемых к награждению орденом Почетного Легиона или к повышению по службе. Списки эти, зачастую составленные на поле битвы, нацарапанные карандашом, почти всегда собственноручно подписанные Наполеоном и, следовательно, по сей день хранящиеся в государственных архивах, когда-нибудь после его смерти явятся волнующим историческим документом. В тех весьма редких случаях, когда генерал не догадывался составить список, император грубовато заявлял: "Я жалую такому-то полку десять офицерских и десять солдатских крестов Почетного Легиона". Такой способ награждения несовместим со славой. Когда он посещал госпитали, перенесшие ампутацию и находившиеся при смерти офицеры, над изголовьями которых булавками были приколоты красные кресты Почетного Легиона, решались иной раз просить его о награждении орденом Железной короны. Однако он не всегда удовлетворял такие просьбы: это была высшая военная награда. Культ доблести, непредвиденность событий, всепоглощающее влечение к славе, заставлявшие людей через четверть часа после награждения с радостью идти на смерть, - все это отдаляло военных от интриг.