На душе было пасмурно, как и за окном. Осень - пора перемен: небо обложило, и закрапал дождь. Была уже ночь. Бывшая великая, павшая, но еще живая страна пласталась за окном в мглистом полуобмороке, не зная завтрашней своей будущности. Только мертвые знают свое будущее. Я и страна не знали, что нас ждет завтра, следовательно, мы жили, равноправные государства. Мы были готовы постоять друг за друга, защитить друг друга. Быть может, поэтому я рылся в хламе, искал солдатскую каску и бронежилет. Я рылся в тусклом, слепом свете ночника, когда шкурой почувствовал чужое преступное присутствие.
- Кто здесь? - наступательно поинтересовался я. - Бью без предупреждения.
- По голове-с! Бутылкой! - раздался иссушенный смешок; пряча мелкое рахитичное лицо в тени, сидел у окна маленький, плюгавенький человечек.
- Ты кто?
- Я - это я! - Приподнял над полом трость-зонтик; вонзил в половицу стальное тонкое острие. - Вопросы буду задавать я.
- А пош-ш-шла ты, вселенская тварь! - оборвал я самозванца. - Рога-то пообломаю!..
- Фи, как грубо, - фыркнул мой странный собеседник. - Хотя меня предупреждали-с.
- Кто? - рявкнул я.
- Заинтересованная сторона-с!
- А-а-а! - догадался я. - Это те, кто мечтает заполучить мою душу?
- Именно-с!
Я заорал:
- Иди во-о-он, гуттаперчевая дрянь! Я не продаюсь. Я сам себя купил. Навсегда!
Темный рахитик отчаянно отмахивал ручками:
- Понимаю-с, понимаю-с! Но совершенно невинное предложение. Вы не поступаетесь своими принципами. И к славе, и в Канны дорога вам будет свободна. Что может быть прекраснее всемирного признания?..
Я обнаружил в хламе каску; очень удобный тяжелый метательный предмет. Мой враг заметил этот весомый аргумент в моих руках, поспешно проговорил:
- Кстати, ваш "Т-34" читает политическое руководство. Правда, мнения разделились: одни "за", другие "против", но уверен, что большинство...
Я метнул каску во враждебную мне сторону; с обвальным кастрюльным боем каска ударилась о стену и покатилась по сухому паркетному полу.
- Жаль соседей, - равнодушно сказал черный человек. - И вас. Завтра у вас трудный день.
- Что надо, сволочь?! - И бросился на своего врага. И поймал пустоту. - Где ты, вошь?.. Что вы мне всю душу?..
- О душе не будем, - проговорил клятый голос. - Хотя можно и поговорить.
- Иди ты к черту! - устал я.
- Странные люди. Вы везде и всюду ищете врагов. А враг живет внутри вас. Каждый из вас хочет быть ничто. Так ведь проще жить?
- Я живу, как я живу, а на всех остальных... - махнул рукой. - Что надо, мартиролог?
- Вот именно, вот именно! - обрадовалась тень, вновь появившаяся у окна. - Завтра в 26 часов 00 минут наступит день скорби. В этот день нельзя... э-э-э... провожать никого...
- Что за бред? - возмутился я. - Какие двадцать шесть часов? Какой день скорби? И почему нельзя провожать?..
- Да-с, такой вот анекдотец! - захихикал мой замаскированный собеседник. - К сожалению, так устроен... Миропорядок...
- Не понимаю! Какое мне дело до Миропорядка?..
- Вы завтра хотите проводить на самолет своего бывшего школьного товарища, не правда ли?
- Допустим. Ну и что?
- Он весьма отвратителен, согласитесь: заросшие щечки, масленые еврейские губки... Бр-р-р!
- Ну и что? - Я не понимал. Или делал вид, что не понимал?
- Убедительная просьба: если будете-таки провожать, не целуйтесь с ним, прощаясь.
- Почему?
- Вы же хотите поехать в Канны? Хотите славы? Хотите жить счастливо?..
- А если я все-таки?.. Прощаясь...
- Заросшие щечки, масленые губки... Бр-р-р! Представляете?
- И все-таки?
- Канн, увы, не увидите как собственных ушей.
Я задумался, трогая мочку уха; как жаль, что я остался без автоматического оружия - самое время его употребить в целебных целях.
- Спасибо, что предупредили, - сказал я. - Все-таки вы, мародерствующая нечисть, глупы как пробки. Теперь я обязательно поцелую друга, пусть даже бывшего. И не только в его заросшие щечки! - И засмеялся весело и беспечно: - Я вам всем, воши на кремлевской сковороде, устрою скорбный день!
И услышал грассирующий зловещий шепоток из мрака:
- Совсем г'азвинтились, кочегаг'ы! Закг'ыть, закг'ыть небесные заслонки!..
- Ах ты, картавящая гнида! - Я метался по комнате, пытаясь обнаружить мелкотравчатую кликушу. Никого не было. Был только я. Быть может, я искал сам себя? Искал врага, живущего во мне самом? Я не обнаружил никого, кроме себя. И это меня обнадежило. Не так уж и плохи наши дела, государство по имени Я?
Потом я лег спать. В каске и бронежилете. Само по себе это было смешным зрелищем, но я знал, что вот-вот начнется 26 часов 00 минут следующего дня - дня скорби. И встретить этот смертельный день следовало достойно, как одному из немногих уполномоченных по любви к своей преданной родине.
Да, я знал - меня ждет тяжелый день. Хотя небо с утра будет чистым и целым. Самолетная туша военно-транспортного воздушного монстра будет спешно загружаться домашним скарбом моего бывшего школьного приятеля. Он долгое время был баловень судьбы, однако судьба - дама капризная: не удовлетворил - иди прочь на все четыре стороны.
И поэтому мы будем стоять на краю летного поля. Будет пахнуть романтическим ночным дождем, травой, небом и тишиной. Все полеты будут почему-то отменены. Потом я посмотрю на своего неудачливого товарища:
- У тебя вид, словно ты только что выбрался из жопы вечности. Прекрати.
- Спасибо-спасибо тебе большое, дружище. Этого я никогда не забуду... ты единственный, кто...
- Прекрати, прошу тебя. Все будет в порядке.
- Я не успею, не успею улететь к часу Х.
- А что ждет нас в час Х?
Бывший государственный деятель, изгнанный в третьеразрядную дыру Б., он же бывший мой школьный товарищ, он же плотоядный баловень судьбы, он же блядская кремлевская марионетка затравленно осмотрелся по сторонам, залепетал трагическим шепотом:
- Это государственная тайна, но я скажу конфиденциально, так сказать. - Взглянул на часы. - Вот-вот вводится ЧЭПП ХСВСВ!
Я обомлел, оторопел, если не сказать точнее - охуел. Впрочем, нет таких слов, которые бы передали смятение моей измученной души. Я схватился за голову:
- Господи! Что еще на нашу беду?