Впрочем, мне жаловаться на своего прадеда грех: был он профессиональным кинематографистом, сделав два-три хороших, быть может, замечательных фильма, выпукло отпечатавших время лжи и регресса. Не боец мой прадед. Хотя, слава Богу, не рубил лишние головы. Но ведь и клеймил врагов народа, и участвовал в пропагандистских шоу, и получал премии имени любителя-цветовода. (Розы - единственная слабость, которую позволял себе Сосо, примерный ученик Владимира Ильича.)

Однако и я не боец. Что делать - дурная наследственность. Потому что, как и прадед, играю в жизнь на подмостках психлечебницы.

Обнимаюсь с бывшим школьным приятелем, вместо того чтобы садануть в его промежность за гадкое вначале к себе отношение. Не знал, лапоть заросший, что дружба за чашкой водки крепче дружбы народов. Но, повторю, я человек не злопамятный. И поэтому пожалуйста - могу даже потрепать ваши пухленькие, как блинчики, щеки. Как живешь, старик? Славно ты рубишь головы старых краснопузых едоков. Прадед твой бы перевернулся в гробу: он головы белых снимал, а правнучек - красных. Мило-мило, какие, понимаешь, гримасы истории.

Как же ты, Ромик, чувствуешь себя на таком ответственном месте месте кассира? На своем ли ты месте, Небритая рожа? Не боишься ли ты, сытая жопа, голодного обморока? Не мучают ли запоры тебя, Плохиш? Не пойти ли к тебе в гости, бухгалтер-олигарх? Опасаюсь, что ты, сучье племя, не рад все-таки старому другу, которому нужен миллион долларов на доброе дело...

И что же он ответил, этот обожравшийся наемник при беспорочном государевом Теле? Он ответил, усердно чмокая от переполняющих его благовоспитанную тушку чувств, он ответил:

- Нет-нет, я рад тебя видеть, дружище! В гости милости просим, супруга Роза будет счастлива. Что касается запоров, то порой иногда мучают, и поэтому приходится принимать непопулярные в народе меры. Голодного обморока не боюсь: люди понимают, что главное - не делать пирог, а делать его пышным, вкусным и чтобы много, то есть чтобы мне пирога хватило. И что еще, родной?

- На своем ли ты месте, родной?

- На своем ли я месте? - глубоко вздохнул. - Чувствую, что я не на простом месте.

- Верно, - согласился я. - Место украшает человека. Такова наша азиатская традиция. Можешь быть идиотом, а на хорошем месте, смотришь, умен, как наш Создатель.

- Ты хочешь сказать, что я идиот? - обиделся мой бывший приятель.

- Я хочу сказать, что мир своей одной шестой частью сошел с ума!.. ответил я. И многозначительно добавил: - О чем я, кстати, предупреждал в своем фильме "Обыкновенная демократия". Но разве слушают пророка в своем отечестве?.. Слушают идиотов.

- Ты хочешь сказать, что я идиот? - обиделся мой бывший приятель.

- Я хочу сказать, что мир своей одной шестой частью спятил, - ответил я. И добавил: - О чем я, кстати, поставил фильм "Обыкновенная демократия". Советую посмотреть, если не смотрел. Но разве слушают пророка в своем отечестве?.. Слушают идиотов.

- Ты хочешь сказать, что я идиот? - снова обиделся мой бывший приятель.

- Я хочу сказать, что мир своей одной шестой частью!.. - И заорал: Да! Да! Да! Я хочу сказать именно то, о чем ты уже час твердишь. Ты убежденный идиот! Идиотичнее тебя в стране нет! Круглее и пышнее! Впрочем, вас много. Впрочем, вы все на одну рыль!

- Ты мне всегда завидовал, - ответили на мою истерику. - И еще неизвестно, кто из нас... того...

- Дай миллион! - заорал я. - Долларов!

- На что?

- На фильм!

- Вот видишь! - обрадовался Плохиш. - Ты еще больший идиот, чем я.

- Почему?

- Потому что в стране денег нет. Вообще.

- А у тебя, Рома?

- А у меня есть, но в Швейцарии и на Багамских островах, и на Капри, и в Коста-Брава.

- Переведи оттуда сюда.

- Не могу.

- Почему?

- Я что? Похож на круглого дурака?

- Нет, - покачал я головой, - ты похож на героя нашего времени, но не моего фильма.

"Победа" неспешно катила по скоростной магистрали. Ее обгоняли более современные и быстроходные автомобили. Старик за рулем был задумчив и рассеян. Его чело было хмурым, предгрозовым.

У бетонного моста через Н-скую речушку случился транспортный затор. По мосту гремели железные коробки БТРов и тягачи с пушками. Молоденькие солдатики сидели на тряской броне и без интереса смотрели на жаркий гражданский мир.

Наконец колонна защитников капитализированного отечества пропылила. Мирный автотранспорт продолжил свой путь, объезжая старенькую омертвелую "Победу". Дымкин сидел за рулем без движения, с пустоцветными глазами. Трамтрацнул на казенном мотоцикле маркированный сержант ГИБДД:

- Дед, впереди у жизни даль, а ты скис душой?

- А куда солдатики-то?

- Бойцы? На войну, дед; говорят, ТЗ взбунтовался, не желает народец кастрюли паять. Будут уговаривать пушками.

- Ыыы! - неожиданно и страшно заныл Дымкин, и зарыдал в голос, и вывернул руль назад в городок Н., который терялся в сиреневой дымке небытия.

Сержант ГИБДД, удивившись, потянулся было к рации, где бормотали крепкие казенные голоса, однако раздумал, закурил; и курил долго, и был один на еще несколько минут назад оживленной трассе.

У железнодорожного переезда разбил лагерь армейский КПП. "УАЗы" и БТРы, чадя дизельными двигателями, перекрывали въезд в городок Н. В густом перелесочке маскировались артиллеристы - стволы пушек смотрели строго на шоссе. Неповоротливые из-за бронежилетов бойцы томились от жары, чада и препирательства с автолюбителями, которых время Ч застигло на ж/переезде. Офицеры в камуфляжной форме вели переговоры по рациям и всем своим видом показывали высокую боевую и политическую способность в противостоянии с мирным населением.

...Старенькая пыльная "Победа" пробивалась между машинами к командирскому джипу. Подполковник в полевой форме с заметным брюшком заорал:

- Куда тебя, черт старый, несет?! А ну взад!

Дымкин задохнулся от нервного напряжения, потом пересилил себя и тоже закричал, истерично и некрасиво:

- Как вы смете! Орать! На меня! Мышь полевая!.. Ты знаешь, кто я такой?.. Да вы?.. Да ты...

- Ну, я! Я! - Офицер подходил к "Победе". - Дед, вали отсюда! Пока я мирный, как бронепоезд. - Цапнул Дымкина за лацканы пиджака. На лацкане блесточкой зажглась Звезда Героя. - Ах, мы герои?! Да мы таких...