И та и другая армия постоянно маневрировали, как на параде. Сначала ни в той, ни в другой не оказывалось ни малейшего замешательства; но победа недолго оставалась нерешенною. Император на всякий случай не пускал еще в действие значительных сил своего резерва.

Маршал Сульт, овладев наконец лесом, который неприятель твердо отстаивал целых два часа, сделал движение вперед. В эту самую минуту император узнал, что дивизия резервной французской кавалерии начинает строиться, и две дивизии корпуса маршала Нея вытягиваются в боевой порядок на задней оконечности поля сражения. Тогда резервы немедленно подвинуты к первой линии, которая, будучи таким образом обеспечена, кинулась на неприятеля и скоро принудила его к совершенному отступлению. Сначала, в продолжение часа, неприятель отступал в большом порядке; но, когда подоспели наши драгунские и кирасирские дивизии под начальством герцога

Бергского и приняли участие в битве, то порядок отступления неприятельских войск расстроился, и ряды его смешались, несмотря на то, что храбрая прусская пехота пять раз строилась в каре и употребила все усилия, чтобы удержать натиск французской кавалерии. Таким образом, преследование неприятеля продолжалось на расстоянии шести лье, и французы, по их пятам, прибыли в Веймар.

Корпус маршала Даву, на правом крыле, действовал также чрезвычайно успешно, и не только удержал, но и разбил значительные неприятельские силы, которые располагались дебушировать к стороне Кезена...

Трофеями победы были: от тридцати до сорока тысяч пленных; от двадцати пяти до тридцати знамен; триста орудий и огромные запасные магазины. В числе пленных находятся более двадцати генералов и между прочими генерал-лейтенант Шметтау. Неприятель потерял убитыми и ранеными более двадцати тысяч человек; фельдмаршал Моллендорф ранен; герцог Брауншвейгский убит; генерал Блюхер тоже; принц Генрих Прусский опасно ранен.

В этом сражении отступление прусской армии было совершенно отрезано, и она потеряла свою операционную линию. Левое крыло ее, преследуемое маршалом Даву, ретировалось на Веймар, тем временем как правое и центр отходили от Веймара на Наумбург...

Потеря с нашей стороны простирается от тысячи до тысячи двухсот человек убитыми и до трех тысяч ранеными. В настоящую минуту великий герцог Бергский обложил Эрфурт, где находится неприятельский корпус под начальством фельдмаршала Моллендорфа и принца Оранского...

В пылу битвы император, увидев, что отличная прусская кавалерия угрожает его пехоте, сам поскакал, чтобы приказать ей построиться в каре. Гвардия с досадой видела, что стоит в бездействии, между тем как все остальные войска принимают участие в сражении. Из ее рядов послышались многие голоса: ёВперед!" - ёЭто что! - вскричал император, осаживая коня. - Одни только безбородые могут решиться давать мне советы, как надобно действовать; пусть подождут, да попробуют сначала предводительствовать армией в тридцати генеральных сражениях, и тогда, пожалуй, я послушаю, что скажут".

...Маршал Ланн получил контузию в грудь. С маршала Даву пулей сбита шляпа, и мундир его прострелен в нескольких местах..."

В числе пленных находилось шесть тысяч солдат и триста офицеров саксонцев. Хитрый Наполеон тотчас придумал извлечь из этого обстоятельства важную пользу и добыть себе союзников на берегах Эльбы. Он призвал к себе всех этих пленных и обещал позволить им немедленно возвратиться на родину, если они обяжутся честным словом не служить более против Франции, говоря, что настоящее место Саксонии в числе областей Рейнского союза; что Франция естественная покровительница Саксонии, и что, наконец, пора же воцариться в Европе всеобщему миру.

Саксонцы согласились на условие и были отпущены.

Вслед за иенскою битвою занят Эрфурт, который сдался 16 числа; принц Оранский и фельдмаршал Моллендорф взяты в плен.

В тот же день его величество, король прусский, предложил заключить перемирие, но Наполеон не согласился.

Между тем, покуда маршал Сульт быстро преследовал десятитысячный корпус генерала Калькрейта (Kalkreuth) и 22 числа прибыл под стены Магдебурга, Бернадот истребил в Галле неприятельские резервы.

Император, проезжая полем розбахского сражения, приказал перевезти в Париж воздвигнутую на нем колонну.

Сражение при Галле происходило 17 числа. Восемнадцатого маршал Даву овладел Лейпцигом, а двадцать первого остатки прусской армии были со всех сторон окружены войсками Сульта и Мюрата. Тогда герцог Брауншвейгский, один из жесточайших врагов Наполеона, который хотел было в эпоху 1792 года сжечь Париж, вступил в переговоры с императором и отдал себя и свои владения под его покровительство.

"Если бы мне вздумалось, - сказал Наполеон посланному от герцога, - если бы мне вздумалось приказать разрушить город Брауншвейг и не оставить в нем камня на камне, что сказал бы на это ваш государь? И однако ж, по праву возмездия, я бы мог это сделать..."

Но город и владения герцога пощажены, 24-го Наполеон прибыл в Потсдам и в тот же вечер прошел по всему дворцу Сан-Суси, расположение которого ему показалось прекрасным. Он, как бы погруженный в глубочайшую думу, остановился на некоторое время в комнате, занимаемой некогда Фридрихом Великим, которая оставлена была в том же виде, как была при нем.

На следующий день, 25-го, сделав смотр своей пешей гвардии, состоявшей под начальством маршала Лефевра, Наполеон пошел к гробнице Фридриха.

"Останки этого великого человека, - сказано в восемнадцатом бюллетене, - сокрыты в деревянном гробе, обитом медью, который поставлен в подземельном склепе и не отличается никакими украшениями, напоминавшими бы подвиги великого.

Император подарил парижскому Дому инвалидов шпагу, знак ордена Черного Орла и генеральский шарф, принадлежавшие Фридриху, так же как и знамена, под которыми его гвардия сражалась во время Семилетней войны. Нет сомнения, что старые солдаты ганновсрской армии примут со священным чувством глубокого почтения все то, что принадлежало одному из величайших полководцев своего времени".

Наполеон, указывая на шпагу Фридриха Великого, сказал: "Мне эта вещь дороже двадцати миллионов франков".

Думал ли тогда великий завоеватель, что все эти трофеи, вместе и с необъятным его Парижем и знаменитым Домом инвалидов, поступят некогда во власть его собственных победителей - русских, пруссаков и англичан, и что, наконец, он сам умрет пленником Великобритании?.. Vanitas vanitatum!..

ГЛАВА XXIII

[Вступление Наполеона в Берлин. Его пребывание в этой столице. Континентальная блокада. Перемирие. Послание к сенату. Набор восьмидесяти тысяч человек свежего войска. Позенская прокламация. Монумент на площади Святой Магдалины.]

Двадцать седьмого октября 1806 года, менее года после занятия Наполеоном Вены, он уже торжественно въезжал в Берлин через великолепную шарлотенбургскую заставу; его окружали маршалы Даву, Бертье и Ожеро, обер-маршал дворца Дюрок и обер-штальмейстер Коленкур. Император ехал в предшествии и сопровождении своих конных гренадеров и конных егерей вдоль дороги, по сторонам которой была вытянута линия пехоты Нансути. Шествие открывала пешая гвардия под командованием маршала Лефевра. Ключи города были поднесены победителю комендантом, генералом Гуллен (Hullin).

Первым делом Наполеона было учредить муниципальный совет, составленный из шестидесяти членов, избрать которых он поручил из тысячи самых богатых жителей. Управление городом от имени французов принял было на себя князь Гатцфельд; но Наполеон узнал, что он продолжает вести переписку с прусским кабинетом, и когда князь явился к императору, тот сказал ему: "Не показывайтесь мне на глаза, я не имею нужды в ваших услугах; ступайте в свое поместье". Через несколько минут князь Гатцфельд был арестован и предан военному суду.

Жена его, дочь господина Шуленбурга, будучи извещена о происходившем, предавалась ужаснейшему отчаянию, как вдруг ей пришло в голову обратиться к милосердию императора. Дюрок одобрил ее намерение и взял на себя доставить ей случай увидеться с Наполеоном. И в самом деле, Дюрок провел княгиню во дворец, где она бросилась к ногам императора, умоляя о милосердии и уверяя, что муж ее невинен, и что на него только клевещут. "Хорошо, сказал Наполеон, - вы знаете руку вашего мужа? Извольте же, я отдаю на ваше рассуждение". И говоря это, он подал просительнице собственноручное письмо князя Гатцфельда, которое было перехвачено и заключало в себе несомненные доказательства о роде его сношений с кабинетом, находившимся в войне с французами. Княгиня была в то время уже на восьмом месяце беременности и, читая это убийственное письмо, беспрестанно лишалась чувств. Наполеон сжалился над страданиями несчастной женщины и сказал: "Знаете? Киньте это письмо в огонь, и тогда за неимением доказательств нельзя будет осудить вашего мужа". В комнате горел камин; княгиня тотчас же воспользовалась случаем спасти мужа, бросила письмо в огонь, и маршал Бертье получил повеление немедленно возвратить свободу князю Гатцфельду.