Но эта хунта была только мнимая представительница испанской нации. Некоторые французские генералы придали ей слишком много важности; они вообразили, что хунта эта будет в состоянии покорить всю Испанию или, по крайней мере, преобразит в простой мятеж, который будет легко потушить, общее восстание, готовящееся на всех пунктах полуострова. Такое ошибочное мнение французских генералов сделалось пагубным для одного из них. Генерал Дюпон, принимавший блистательное участие в битве под Фридландом, разобщился с другими корпусами французской армии в намерении идти на Андухар и проникнуть в Андалузию, где народное восстание делало большие успехи. Это необдуманное движение повлекло за собой бедственные последствия. Едва Бесьер успел выиграть сражение при Рио-Секо, а Монсей завладеть Валенсией, как поражение и капитуляция французов при Байлене затмили блеск французских знамен и возвестили Европе, что армии Наполеона не непобедимы. Дюпон, обойденный и окруженный испанцами под предводительством Кастаньоса, сложил оружие, и войско его, в числе от восемнадцати до двадцати тысяч человек, сдалось в плен. При этом известии восстание всех областей Испании поднялось с новой силой, так что король Иосиф счел необходимым приказать французской армии перейти за Эбро.

Наполеон, уехавший из Байонны 22 июля, узнал в Бордо о поражении и капитуляции Дюпона. Негодование его было ужасное; он сказал одному из своих министров: "Армию разобьют, - это ничего; судьбы оружия непостоянны, и завтра можно возвратить, что потеряли вчера; но чтобы армия сдалась на постыдную капитуляцию, - это пятно французскому имени, пятно нашей славе! Раны, нанесенные чести, неизлечимы. Их нравственное действие ужасно. Как! Француз бесчестно снял с себя свой мундир и надел неприятельский! Француз опозорил себя согласием на то, чтобы ранцы наших солдат были обысканы, как чемоданы каких-нибудь воров и мошенников!.. Мог ли я ожидать этого от генерала Дюпона, от человека, которого берег и лелеял, которого прочил в маршалы!.. Говорят, не было другого средства спасти армию, избавить всех солдат от неминуемой смерти. О! Лучше бы всем солдатам лечь, лечь всем до одного с оружием в руках! Их смерть была бы славна, и мы отомстили бы за них. Солдат можно найти; но чести не возвратишь".

Генерал Дюпон отдан под военный суд, и Наполеон сам написал в "Мониторе" от 19 августа:

"Мало примеров поведения, столь несообразного со всеми правилами военного дела. Генерал Дюпон, который не сумел направить движения своей армии, впоследствии обнаружил в переговорах еще менее политической твердосги и искусства. Он, как Сабиний Титурий, был увлечен в погибель духом безрассудства и дал себя обмануть ухищрениями другого Амбиорикса; но римские солдаты были счастливее наших: они пали все с оружием в руках!"

Стыд байленской капитуляции оставался пятном неизгладимым, но вещественный урон, нанесенный этим поражением, мог быть исправлен. Обесславив генерала Дюпона, Наполеон занялся восстановлением духа французских солдат, находящихся в Испании. Он набрал свежее войско и послал им в подкрепление; а чтобы доказать собственную уверенность в окончании войны, сообразном со своим желанием, и невозвратную решимость тесно соединить испанскую нацию с французской, приказал, декретом от 13 августа, проложить большую дорогу из Парижа в Мадрид.

ГЛАВА XXVII

[Возвращение императора в Сен-Клу. Дипломатические переговоры. Снаряжение войск в Испанию. Свидание в Эрфурте. Возвращение в Париж. Посещение музея. Заседание Законодательного собрания. Отъезд Наполеона в Байонну. Новое вторжение в Испанию. Занятие Мадрида. Уничтожение инквизиции. Признаки неприязненных отношений с Австрией. Наполеон поспешно оставляет испанскую армию и возвращается в Париж, чтобы отправиться в Германию.]

Император прибыл в Сен-Клу в самый день своих именин. Он торжественно принял там графа Толстого, посланника императора всероссийского, и великолепные подарки, присланные его величеством, были выставлены в Тюльери.

В это время пришло в Париж известие о Вимейрском сражении между англичанами, под командованием лорда Веллингтона, и французами, под начальством Жюно. Французы, совершенно разбитые, были вынуждены капитулировать. Они согласились очистить Португалию и быть доставленными во Францию на английских кораблях.

Эта вторичная неудача оружия Наполеона по ту сторону Пиреней как ни казалась чувствительной, однако же не была в состоянии уронить его мужество. Намерения императора насчет полуострова были так решительны, что 4 сентября он говорил сенату: "Я решился настоятельно продолжать испанские дела и истребить армии, высаженные на полуостров англичанами... С доверенностью требую от моих народов новых жертв: они нужны теперь для того, чтобы избежать впоследствии жертв более тягостных". В этом же рескрипте Наполеон с прискорбием извещал сенат о кончине султана Селима, своего союзника, и вслед за тем министр Шампаньи представил донесение о положении дел в Испании, а сенат объявил новую мобилизацию восьмидесяти тысяч рекрутов.

Между тем надобность в подкреплении армии, находившейся в Испании, становилась с каждым днем настоятельнее. Не новонабранные воины могли возвратить победу под знамена Франции; Наполеон это чувствовал и потому, производя 11 сентября общий смотр своим старым шеренгам, ветеранам своей "большой армии", объявил, что пойдет с ними за Пиренеи.

Речь, с которой Наполеон обратился по этому случаю к своим воинам, воспламенила их желание померяться силами с англичанами, которых император в каждой прокламации называл единственным препятствием к всеобщему миру.

Первый корпус, составленный из привычные к огню батальонов, отправился из Парижа 23 сентября; им командовал маршал Виктор.

Но перед отъездом в Испанию Наполеон старался удостовериться в благорасположении к себе сильнейшего из европейских монархов, императора всероссийского, блаженной памяти Александра I, который и соизволил явиться на личное свидание с императором французов. Свидание это происходило в начале октября в Эрфурте, где по этому случаю собрались и все владетельные члены Рейнского союза.

Наполеон, чтобы сделать пребывание в Эрфурте как можно приятнее для высокого своего гостя, взял туда и труппу актеров французского театра. Восемь дней прошли в пиршествах; но и политика не была забыта. Всероссийский монарх и император французов проводили каждый день по несколько часов наедине и наконец расстались 14 октября.

Восемнадцатого октября Наполеон возвратился в Сен-Клу, а через четыре дня вместе с императрицей Жозефиной посетил музей и долго беседовал с художниками, которые собрались в этом храме искусств для встречи своего покровителя.

Открытие заседаний Законодательного собрания последовало 25 числа. При этом случае Наполеон, между прочим, сказал:

"За особенную к нам милость Провидения должно считать, что англичане ослепились до того, что, оставляя море, выводят, наконец, свои войска на сушу. Я отъезжаю через несколько дней; приму личное начальство над моей армией и, с помощью Божией, короную в Мадриде короля испанского и водружу мои орлы на стенах Лиссабона".

Император выехал из Парижа 19 октября, а 3 числа следующего месяца прибыл в замок Маррак. 5 ноября его главная квартира была в Витории, а 9-го, по одержании маршалом Сультом победы над эстремадурской армией, перенесена в Бургос. В тот же день маршал Виктор разбил галицийскую армию при Эспинозе-де-лос-Монгерос.

План Наполеона состоял в том, чтобы разобщить эти две армии и уничтожить их каждую порознь. В этом намерении он направил Виктора против Блакка (Black); Нея и Монсея отрядил против Кастаньоса, который все еще командовал андалузской армией; а сам, с корпусом Сульта и с кавалерийским резервом, вверенным Бесьеру, стал в центре операционной линии.

Такое расположение оказалось на деле весьма удачным. Эстремадурская армия была рассеяна, галицийская уничтожена. Остатки испанских войск от сражения под Эспинозой думали было собраться и снова устроиться в Рейназе, но движение на этот пункт маршала Сульта их рассеяло; французы захватили тут весь приготовленный неприятелем провиант и снаряды и принудили его кинуться в Леонские горы.