— Вы правы. Да, конечно, но я только на минуточку, — пробормотала она, входя в холл.

— Садитесь, пожалуйста, — предложила Оливия, указывая на кресло.

Фредерика присела на краешек, держа спину так прямо, словно шомпол проглотила. От нее пахло лавандовыми духами и еще чем-то, смутно напоминающим Оливии запахи церкви. Несмотря на жаркий день, одета она была в темное шерстяное платье старомодного покроя с глухим воротом, чересчур плотно облегающее ее тучную фигуру, и туфли-лодочки на низких каблуках.

Гостья явно чувствовала себя не в своей тарелке. Это было заметно по напряженной позе и рукам, теребящим сумочку. А один раз Оливия даже поймала быстрый нервный взгляд Фредерики, брошенный в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Словно она опасалась, что оттуда в любой момент могут выскочить какие-то темные силы и утащить ее в преисподнюю.

Оливии стало смешно, но она благоразумно спрятала улыбку.

— Итак, мисс Честертон, о чем вы хотели со мной поговорить? — вежливо поинтересовалась она.

— Речь идет о моей племяннице и о вашей дочери, Оливия, — заявила матрона.

— Да? А в чем дело? Что-нибудь случилось? Девчонки что-то натворили? — насторожилась Оливия.

Лейси Уинтер, дочь Марты Уинтер и внучатая племянница Фредерики Честертон, была закадычной подружкой Синди, они вместе проводили много времени.

Фредерика воинственно вскинула свой двойной подбородок и пошла в атаку:

— Я считаю, Оливия, что ваша дочь плохо влияет на нашу Лейси.

Оливия заморгала.

— С чего вы взяли?

— На прошлой неделе она подбила Лейси сбежать с урока истории, чтобы посмотреть на какое-то вульгарное уличное представление, и это уже второй случай за месяц. А третьего дня они нарушили правила уличного движения — перебежали улицу на красный свет, — я видела это собственными глазами, потому что в этот момент как раз вышла из булочной на Роуз-стрит.

Оливия примирительно улыбнулась пожилой леди.

— Но, мисс Честертон, я право не понимаю, почему вы так разволновались из-за таких пустяков. Невозможно ведь всю жизнь строго следовать всем правилам и предписаниям. Все мы так или иначе где-то что-то нарушаем. Тем более трудно требовать этого от современных подростков. Что касается пропущенного урока, мне об этом известно, и Синди была за это наказана.

— Лично я всегда неукоснительно соблюдаю все правила и нормы морали и без ложной скромности могу сказать, что никогда не попадала ни в какие неприятности и веду в высшей степени добропорядочный и высоконравственный образ жизни. Я желаю моей племяннице только добра и хочу, чтобы из нее выросла порядочная молодая леди.

Такая же злюка, ханжа и зануда, как ты, к тому же старая дева, со злорадством подумала Оливия.

— И потом, — продолжила леди — как вы можете называть пустяками такие серьезные проступки? Совершенно очевидно, что вы не уделяете вашей дочери должного внимания. Разумеется, вы теперь слишком заняты другими вещами… — Она многозначительно замолчала.

На что это она намекает? — подозрительно взглянула на нее Оливия. Не может быть, чтобы…

— Я думаю, вы не правы, мисс Честертон. Я тоже желаю для своей дочери самого лучшего, как вы конечно же понимаете, и делаю все возможное, чтобы она выросла хорошим человеком.

— Мне тоже так казалось до недавнего времени, дорогая. Но, после того как вы поселили в своем доме этого… — она бросила презрительный взгляд наверх, — человека, у меня возникли серьезные сомнения относительно целесообразности продолжения дружбы между вашей дочерью и моей племянницей.

Оливия не на шутку разозлилась.

— На что вы намекаете, Фредерика? При чем здесь Дерек Логан? И почему во всех проказах вы вините мою дочь? Вы ведь сами только что сказали, что они сделали это вместе?

— Да, но среди них двоих ваша дочь, безусловно, заводила. К тому же тлетворное влияние этого…

— Немедленно замолчите! — разъярилась Оливия. Это было уж слишком. Мало того что эта старая карга распускает глупые сплетни, подстрекая людей отказываться от ее услуг, и наносит вред ее бизнесу, так она еще решила, что имеет право читать ей мораль и учить воспитывать дочь? И это она, старая дева, у которой никогда не было своих детей? Да кто она такая, чтобы говорить, что ее Синди недостойна дружить с ее племянницей? — Если вы скажете в моем присутствии еще хоть слово против моей дочери или мистера Логана, я… я просто не знаю, что с вами сделаю, — пригрозила Оливия. — Вам что, нечем больше заняться, кроме как совать нос в чужие дела и не давать жизни другим людям? Почему вы решили, что имеете право поучать и судить других? Вы старая сплетница, зануда и ханжа, вот вы кто. Неудивительно, что вы никогда не были замужем! — на одном дыхании выпалила Оливия, сразу почувствовав облегчение от того, что высказала этой женщине все, что о ней думает.

Фредерика, явно не ожидавшая такой гневной отповеди, непоколебимо уверенная в том, что это она должна отчитывать, а уж никак не ее, пошла малиновыми пятнами и стала хватать ртом воздух. Казалось, ее вот-вот хватит апоплексический удар. Затем, придя в себя, она вскочила с кресла.

— Ну, знаете… ноги моей больше не будет в этом доме! — с негодованием проговорила она и, промаршировав к двери, выскочила на крыльцо со скоростью, неожиданной для ее комплекции, при этом едва не сбив поднимающуюся по ступенькам Синди, которая прибежала из школы на ланч.

Синди изумленно проводила красную как рак Фредерику взглядом, затем повернулась к матери, стоящей в дверях.

— Что это с ней, мам? — спросила Синди. — Что такого ты ей сказала?

— Я высказала ей все, что думаю о ней и ее ханжеской морали.

— Ну ты даешь! — восхищенно воскликнула девочка. — А чего она приперлась? Опять говорила какие-нибудь гадости.

— Она имела наглость сказать, что я плохо тебя воспитываю и что ты недостаточно хороша, чтобы дружить с ее племянницей.

— Вот старая ведьма! Мне что, теперь не разрешат дружить с Лейси? Мы ведь дружим с первого класса, она моя самая лучшая подруга.

Оливия видела, что девочка не на шутку расстроена. Она поспешила обнять и успокоить дочь.

— Надеюсь, что до этого не дойдет. Все-таки Фредерика там не главная. У Лейси есть родители, вполне милые и здравомыслящие люди. Не думаю, что они разделяют ее мнение.

— Почему она такая злая, мам?

— Понимаешь, есть люди, для которых невыносимо видеть других людей счастливыми. Их хлебом не корми, только дай сделать кому-нибудь какую-нибудь гадость. Ничего, дорогая, мы не позволим таким, как она, вмешиваться в нашу жизнь. Все образуется, вот увидишь. А сейчас идем на кухню. Я приготовила тебе сандвичи с ветчиной и луком. Во сколько у вас сегодня заканчиваются уроки?

— В половине пятого.

— Нигде не задерживайся, сразу домой, слышишь?

— Хорошо, мам, — пообещала Синди.

Учительница по правоведению пораньше отпустила их с последнего урока, и Синди предложила Лейси зайти к ней послушать музыку. Однако подруга отказалась, сославшись на то, что мама строго-настрого велела ей идти домой сразу после школы, потому что сегодня ей понадобится помощь с ужином, так как к ним в гости придут мамины коллеги.

Наверняка старая карга уже настроила всех родных Лейси против меня, угрюмо подумала Синди. Ей захотелось побыть одной, и она решила прогуляться, сделав небольшой крюк по дороге к дому.

Она была уже на полпути, когда позади нее просигналила машина. Обернувшись, она увидела, что это Дерек.

— Тебя подвезти? — спросил он.

Ему показалось, что девочка чем-то расстроена, но он не стал ее ни о чем спрашивать. Он сам не любил, когда к нему лезли в душу, а Синди, как ему казалось, была в чем-то похожа на него: не станет ни о чем говорить, пока не приведет в порядок свои мысли. Уже в который раз он с грустью подумал о том, что она могла бы быть его дочерью.

Синди просияла и заглянула в окно.

— Классная тачка. Никогда в такой не ездила.

— Ну, как говорит твоя мама, все когда-нибудь бывает в первый раз. Залезай. — Он открыл ей дверцу, и девочка села на пассажирское сиденье.