— Нет, это не правда.

     Она ждала, пока он скажет что-нибудь еще, но он молчал. Но вот наконец машина остановилась у ее дома — тишина вокруг была абсолютная.

     — Не знаю, как и благодарить вас, сэр. Это очень мило с вашей стороны. Но я уже привыкла возвращаться одна с ночных дежурств. И совсем не чувствую себя одинокой и напуганной в позднее время, — призналась она.

     Софи собралась уже было открыть дверь, но он остановил ее:

     — Есть ли в доме кто-нибудь, кто напоит вас горячим чаем?

     При этом вопросе у нее вырвался короткий смешок; она увидела его удивленно поднятые брови.

     — Простите, не хотела вас обидеть, но, признаться, мне еще не доводилось встречать в своей жизни старшего хирурга-консультанта, так трогательно заботящегося о горячем чае для медсестер.

     Он помог ей выйти из машины, проводил до дому, взял из рук ключ и открыл дверь. В прихожей горел свет. Софи прошла мимо него, шагнула через порог и обернулась.

     — Спокойной ночи, сэр.

     — Спокойной ночи, мисс Гринслейд. Я допустил сегодня ошибку, говоря о лилии. Вам вовсе не нужно себя приукрашивать.

     На следующее утро Софи проснулась рано, стряхнула с себя остатки тяжелого сна и нелепых видений о лилиях. Пора быть серьезной и благоразумной, ведь она уже не легкомысленная молоденькая дурочка, а взрослая женщина, на ее плечах груз ответственности перед семьей, она слишком занята для пустого флирта. Софи была удивительно ловкой и умелой в этот день в операционной, а во время перерыва удалилась по вымышленным ею же самой поручениям.

     Для нее не составляло труда находить предлоги, лишь бы не оставаться с ним наедине. Она поздно пошла обедать и быстро вернулась. Список назначенных на сегодня операций был невелик; они вполне смогут уложиться до пяти часов, если, конечно, не сделают перерыва на чай. Оставалась последняя операция, когда Ионхер ван Остервельд объявил перерыв. Но даже теперь Софи оставалась верна себе — она отпустила сестер, чтобы те приготовили чай, а сама осталась в операционной, несмотря на то что ей там нечего было делать. Пять минут спустя в дверях операционной появился ОН, посмотрел на нее со своей обезоруживающей улыбкой и бархатным голосом, которому невозможно было не повиноваться, проговорил:

     — Ваш чай стынет, сестра.

     Она хотела сказать, что не хочет никакого чая, как вдруг поймала на себе любопытные взгляды трех сестер, работавших с ней в операционной, — они отложили работу и приготовились созерцать сцену ее укрощения. Когда она шла с ним по коридору, то не без ехидства думала о том, что он уже успел стать этаким симпатягой чуть ли не для всего их персонала. Правда, потом ей все-таки стало стыдно за такие мысли. В конце концов, он к ней прекрасно относится, да и с Биллом у него сложились вполне приличные отношения. И все-таки слишком уж он самоуверен и слишком много себе позволяет!

     Софи вошла в кабинет к доктору. Комната была до того мала, что Уокеру с Биллом пришлось приподняться, давая ей протиснуться к стулу. Она тут же присоединилась к их разговору и вскоре подивилась тому, насколько он занимал ее. Ей вовсе не стоило избегать его при людях. Вдруг Софи поняла: Билл что-то ей говорит.

     — Извини, Билл, но я не расслышала.

     Он слегка покраснел.

     — Я только хотел узнать, не возражаете ли вы, если мы с Пенни поедем в субботу в Хэмптон-Корт? — Он покраснел еще сильнее; два других врача прекратили разговаривать и стали прислушиваться к тому, что говорит Билл. — Часам к шести она уже будет дома, — заключил он. Что-то скаутское было в этой его фразе.

     Софи мягко улыбнулась ему:

     — Конечно, я не возражаю, Билл. Ты можешь остаться и на ужин, если захочешь. К тому же ты единственный, кто может помочь ей с тригонометрией.

     Удовлетворившись таким ответом, он встал и пошел на кухню за подносом, чтобы принести еще чаю.

     Софи, заметив, что Ионхер ван Остервельд пристально следит за ней, принялась изучать расписание отгулов, лежащее на столе, до тех пор, пока не нашла в себе силы встретиться с ним взглядом. Увидев выражение его лица, Софи резко вскинула голову — он ехидно улыбался. К счастью, в разговор вмешалось доброе провидение в облике доктора Уокера.

     — Этот парень станет когда-нибудь отличным мужем для Пенни, — спокойно сказал он. — Билл не из тех, у которых по семь пятниц на неделе. — Он посмотрел на Софи. — Но это будет уже после твоей свадьбы, да, Софи, сколько тебе лет?

     Она не обиделась на доктора Уокера; она знала его уже несколько лет — он всегда был прямым и откровенным.

     — Я еще не встретила человека, который хотел бы сыграть со мной свадьбу, доктор Уокер. Да, мне скоро двадцать шесть.

     — Ах ты Боже мой, Софи! Тебе совсем не дашь столько! Люк должен закончить обучение года через два, да? Так вот, попроси его, чтобы он постарался получить место в нашей больнице. Он подменит тебя, пока ты будешь в круизе...

     — В круизе! — Софи рассмеялась. — Я поеду в круиз искать себе мужа. Пожалуй, поразмыслю об этом на досуге. — Она встала. — А пока что меня ждут мои скальпели, — сказала она и, избегая взгляда ван Остервельда, юркнула в дверь.

     Все операции на сегодня были закончены, и Софи, сидя в своем кабинете, свежая и изящная в сине-белой униформе, записывала в специальную тетрадь отчеты об операциях. Хирурги уже ушли. Операционная блестела, опять готовая принять экстренных больных. Младший медицинский персонал их отделения был на дежурстве, а Софи уже собиралась домой, оставалось только покончить со своими записями. Она услышала шаги в коридоре — кто-то остановился у двери в ее кабинет.

     — Войдите, — сказала она и, когда дверь открылась, продолжила: — Только не говорите мне, что у вас экстренный случай аппендицита и вам нужна...

     Софи подняла глаза и увидела профессора — он стоял прислонившись к двери, со слегка наклоненной к плечу головой, и ей казалось, она созерцает миниатюру под названием «Щеголь на досуге».

     — Ваше дежурство закончилось, сестра? — спросил щеголь, не двигаясь с места.

     Софи насупилась.

     — Да, — резко ответила она, — закончилось, но у меня еще есть эти тетради, которые необходимо заполнить. Не могу же заниматься этим в операционной. — В ее голосе слышался сарказм.

     Маска равнодушия застыла на его лице. Она посмотрела на него и подумала, что, должно быть, он считает ее нерасторопной.

     — В таком случае не буду более вас задерживать. Я только хотел сказать, что пригласил в эту среду Пенни и Бенджамина покататься. Я решился сделать им такое предложение после того, как случайно услышал, как малыш Эванс просит вашего разрешения погулять с Пенни. А что, чем я хуже него?

     Слушая его спокойный голос, она подумала, что на его фоне выглядит сварливой теткой. У нее тоже был выходной в среду, и она решила во что бы то ни стало уехать из дому в этот день, только чтобы не видеть его. Софи подняла на него глаза — он был сама жизнерадостность и вежливость.

     — Как мило с вашей стороны, — проворковала она. — Брат и сестра будут очень довольны. — Софи потянулась к телефону, и голландец, не желая более утомлять ее своим присутствием, сухо простился с ней. Она дождалась, пока стихли его шаги, медленно поднялась, зашла попрощаться с сестрами, переоделась и ушла домой.

     Уже пробило десять часов, когда Софи вернулась домой в среду. Она провела этот день так, как и планировала, — ушла из дому еще до ленча, нанесла визит жене Тома Каррадерза, у которой пробыла ровно столько, сколько того требовали приличия. Было еще слишком рано возвращаться домой, когда она вышла от жены Тома, и ей пришлось убить остаток драгоценного выходного дня в кафе, где она пила кофе, хотя вовсе не хотела пить.