Вожатый скомандовал: смирно, ружья на плечо, направо, шагом — марш. Чарли надеялся, что его звено, вымуштрованное лучше других, возглавит общую колонну, однако Рук поставил вперед Пита Горовица. Что ж, поебать Вас, товарищ вожатый свинячий Рук. Делать было нечего, и Чарли пошел вторым, стараясь шагать не слишком широко, чтобы поспевала малышня.

К этому времени уже весь город направлялся к Бакстер-Филд, аэродрому Форт Бакстера. Почти все шли пешком, но некоторые колхозники ехали на повозках, запряженных осликами, и даже в тракторных фургонах. Колонну неторопливо обогнал сверкающий лакированными боками лимузин с партийным начальством из Таттл-Крика.

Один раз пионерам пришлось поспешно соскакивать на обочину, когда мимо пронесся джип, проигравший вместо гудка первую строфу «Интернационала». Чарли услышал, как кто-то обозвал его техасским оловянным солдатиком, и узнал в водителе Мелвина Янделля. Мелвин одевался и вел себя как хулиган, но его папашей был Осгуд Янделль, местный партийный председатель. Подпевалы Мелвина, Чик Уиллис и Филли Уинспер, высунулись из удаляющегося джипа и орали свои привычные шуточки о «техасских червяках в коротких штанишках». Чарли успел заметить, как, сидя за рулем, Янделль пьет из бутылки, запрокинув ее над головой.

В последнее время эта компания колотила его уже на так часто, но зато золотая молодежь взяла в привычку разгуливать субботними вечерами по Техасскому кварталу и приставать к девушкам. В соответствии с Откровениями Янделля-младшего, все техасские женщины были помешаны на сексе, поскольку их мужчины никуда не годились, так что Мелвин и его дружки были готовы исполнить свой долг и поддержать честь Канзаса. Пегги Сью как-то пожаловалась Чарли, что ее сестра Пэтси почти не выходит на улицу по вечерам, чтобы не встречаться с младшим Янделлем. Однажды Мелвин должен был нарваться на крупные неприятности…

Но Чарли не собирался позволять кому бы то ни было портить свой праздник. Проходя в разукрашенные флагами ворота Форт Бакстера (194-й «Социалистический» пехотный полк, командир — товарищ полковник Дж. Т.Холл), он отсалютовал часовым по всем правилам. Те лихо отдали честь. Хотя в этом и не было настоящей необходимости, Чарли скомандовал «равнение направо». Начальник караула, товарищ сержант из Тенесси, имевший тайные техасские симпатии, даже присвистнул от восхищения. Маршируя во главе своего чеканящего шаг звена, Чарли на какой-то миг ощутил героем самого себя.

Пионеры построились перед деревянной трибуной, сколоченной для партийного руководства и заводского и колхозного начальства, а также для их семей и приглашенных. Справа от строя развернули красную ковровую дорожку, ведущую к трибуне и к полковнику Холлу. За дорожкой расположился полковой оркестр, а еще дальше сам полк. Становилось жарко, и Чарли сильно потел под накрахмаленным галстуком.

Его родители были не такими важными шишками, чтобы попасть на трибуну, и потому сидели поодаль у взлетной полосы вместе с родителями Пегги Сью. Чарли это не слишком радовало: того и гляди, они могли начать обсуждать свадебные приготовления…

— Летят! Я слышу их! — крикнул кто-то.

Постепенно все затихли.

Издалека донеслось гудение авиационного мотора. Вожатый Рук рявкнул «смирно», и сто восемь пар ног ударили в землю практически в унисон. Даже Пит Горовиц, для разнообразия, не подкачал. Справа от них растянуто топнул сто девяносто четвертый. Регулярная армия была вымуштрована похуже пионеров.

Звук двигателя стал громче. Для Чарли ожидание было хуже пытки. Он не смел даже шевельнуться, а ему так хотелось хоть краешком глаза понаблюдать, как могучая машина совершит идеальную — уж конечно! посадку.

Полковой оркестр заиграл «Героическую битву Седьмого Социалистического воздушного флота «Сузы».

Что-то, однако, было не так. По звуку можно было решить, что самолет нуждается в серьезном ремонте. К тому же, это немощное тарахтение, едва различимое на фоне оркестра, никак не мог издавать «Кэртисс Хеллдайвер», бомбардировщик, на котором летали герои ЭРС.

Резина заскрипела по гудрону, будто обиженная чайка; на мгновение шасси опять оторвалось от полосы, и аэроплан неловко плюхнулся обратно. Зрители шептались, издавали удивленные возгласы, кое-кто смеялся.

Сейчас было самое время нарушить приказ. Чарли скосил глаза вправо.

Кативший по посадочной полосе летательный аппарат был вовсе не стремительным «Хеллдайвером», а крошечным бипланом, который не распадался на части лишь чудом. Более позорную посадку невозможно было и вообразить. Чихая и стреляя черным дымом, машина хромала и виляла, роняя из мотора какие-то запчасти. Могло показаться, что она летала как в песне: «на клятве верности Революции». Наконец двигатель фыркнул в последний раз, и двухлопастной деревянный пропеллер замер. Если это была ЭРС, то жители Роузвилла что-то неправильно поняли. По фюзеляжу биплана шла надпись:

Курс «Распознавание силуэтов самолетов» не включал в себя это летающее недоразумение.

Никто ничего не понимал, но и рисковать никому не хотелось, поскольку если это действительно были революционные герои, малейший неверный шаг мог стать для провинившегося билетом на Аляску в один конец. Поэтому, когда из разболтанного аэроплана выбрались два пилота, военный оркестр заиграл последний по счету национальный гимн. Оба авиатора были в рваных летных кожанках и в промасленных штанах. Тот, что выглядел помоложе, выудил из-под переднего сиденья биплана гитару в футляре. Старший, которому на вид было лет пятьдесят с лишним, расстегнул куртку и, к едва сдерживаемому ужасу зрителей, принялся вытаскивать из внутреннего кармана бутылку. Не без труда справившись с этой задачей, он выдернул пробку зубами, после чего надолго и с удовольствием присосался к горлышку. Если не считать Мелвина Янделля, Чарли еще не приходилось видеть, чтобы кто-то публично распивал спиртные напитки — а о том, что в бутылке содержалось именно спиртное, Чарли не сомневался, — хотя потихоньку Сухой закон нарушали почти все.

Старый пилот передал бутылку товарищу, и в этот момент на красную ковровую дорожку ступила молоденькая девушка. Она шла приветствовать Эскадрилью Революционной Солидарности от имени благодарных жителей Роузвилла и несла букет цветов, оформленный в виде зажигательной бомбы в честь берлинской победы генерала Паттона.

Девушка не очень уверенно держалась на непривычных для нее высоких каблуках и покраснела как кумач, когда Мелвин Янделль выкрикнул что-то нецензурное насчет «техасских ножек». Это была Пэтси, сестра Пегги Сью. Несмотря на техасское происхождение, она, несомненно, являлась первой красавицей города, почему и была избрана в Комитет по встрече героев. Все привыкли видеть ее в шортах или в юбочке звеньевой, сейчас же на ней было модное розовое платье, стоявшее торчком от обилия крахмала. Юбка отходила от талии под углом девяносто градусов и загибалась к земле только фута через три. Прикинув, будет ли Пегги Сью года через три сложена так же, как Пэтси, Чарли ощутил, как его шея под галстуком краснеет и становится еще более потной. Ему оставалось лишь пытаться думать о председателе Капоне верхом на унитазе и надеяться, что мысленная невоздержанность не слишком растянет ширинку его идеально выглаженных шортов. Впрочем, как он понял позднее, в этот момент он вполне мог засунуть в них хоть Б-29 генерала Паттона, и никто не обратил бы внимания.

При приближении Пэтси закопченное лицо старого авиатора расцвело в желтозубой ухмылке. Он размотал то, что было когда-то белым летным шарфом, и небрежно повесил этот сомнительный предмет туалета на крыло своего аэроплана. Потом снял летный шлем и очки и встряхнул седой шевелюрой, которая сделала бы честь пещерному человеку.

Пэтси была так занята балансированием на высоких каблуках, заботясь лишь о том, как бы не опозориться, что даже не заметила, как мало соответствует внешность прилетевших описанию знаменитых героев. К тому же, заметил Чарли, она была без очков и, скорее всего, не видела даже, где кончается ковер, не говоря уже о том, чтобы разглядеть воздушного бандита, которому вручала цветочную бомбу.