Когда он проходил мимо двора Садовника, его окликнули. Он обернулся и увидел хозяина, семенящего к нему из глубины сада, буйно заросшего сорняками. Мальчик подошел к покосившемуся забору, покрытому веселой зеленью мха, положил на него руки. Ветхая доска оказалась неожиданно мягкой, и кусок ее остался в руке Мальчика.

- Здравствуй, Мальчик,- весело сказал Садовник и тыльной стороной кисти вытер пот на своем круглом добродушном лице.- Ты мне зачем забор ломаешь? Как дела?

Мальчик неопределенно пожал плечами и с хмурым видом спросил:

- Вы Пришельца не видели?

- А... Пришелец... Пошел во-он туда. В город, наверное. А куда точно не знаю. Поздоровался - и прошел мимо, ничего не сказал. Вот на яблочко, ешь. Самое лучшее.

Садовник протянул Мальчику ядовито-зеленое яблоко, сплошь покрытое черными пятнами порчи.

- Ешь,- забеспокоился он, видя, что Мальчик не торопится отведать фрукт.- Оно, правда, вкусное.

- Я знаю, спасибо.- Мальчик знал, что прямой отказ равносилен смертельному оскорблению.- Я попозже съем. До свидания.

Он зашагал в сторону города и, пройдя метров пять-десять, обернулся. Садовника уже не было видно, и Мальчик, нащупав в кармане успевшее нагреться яблоко, бросил его в густые заросли лопухов, крапивы и пахучей травы чернобыль, густо покрытые серым слоем придорожной пыли.

Пришелец неожиданно появился из-за поворота и с непривычной торопливостью направился к Мальчику.

- Ты слыхал,- сказал он, подойдя,- на нас анонимку написали!

И он заливисто засмеялся.

- Анонимка...- ошеломленно повторил Мальчик, не зная, что сказать еще.

- Что там написано? - поинтересовался он, собравшись с мыслями, недоумевая, что же плохого можно сказать о кристальном Пришельце, о добряке Охотнике, о Фене, наконец?

Кто написал, он не спрашивал. Все в городе хорошо знали, что написанием анонимок давно и плодотворно занимается некий гражданин, прозванный Доброжелателем и работающий по совместительству агентом по страхованию.

11

Раньше, еще до того, как я узнал о Доброжелателе, все анонимщики казались мне похожими на тех отвратительных типов, которые появлялись в карикатурах журнала "Перец": худых, желчных, с длинным крючковатым носом и злобным взором блеклых глаз. Доброжелатель был вовсе не такой. Был он, в житейском понимании этого слова, солидный, а именно: имел склонность к полноте, на височках его пробивалась благородная седина, а выражение лица всегда было значительное. Доброжелатель не был многословен, да это было и не к чему. Собеседник, глядя на его возвышенное, озаренное кроткой мудростью лицо, ясно понимал, что знания Доброжелателя гораздо обширнее тех крох, которыми он по доброте своей с ним поделился.

Все это поначалу внушало к нему доверие, и все планы по страхованию он постоянно перевыполнял. Это обстоятельство решительнейшим образом опровергает устоявшееся мнение, что преуспевающий агент по страхованию должен быть разбитным, многословным малым.

Когда Доброжелатель стал увлекаться анонимным делом, эта его тайная страсть выплыла наружу, доверять ему перестали, но зато стали опасаться. И это помогало ему по-прежнему регулярно перевыполнять план.

Почему его позвали Доброжелателем? Потому что так он подписывал свои анонимки.

- Доброжелатель... Вон Доброжелатель пошел,- вполголоса говорил ему вслед народ.

Постепенно все привыкли к этой кличке и, забыв его настоящее имя, без опасения прямо в глаза называли его только так. Да и сам Доброжелатель за долгие годы упорной анонимной деятельности так свыкся с псевдонимом, что даже при получении зарплаты старательно расписывался в платежной ведомости: "Доброжелатель". И деньги ему давали.

Свои подметные письма Доброжелатель писал из принципиальных соображений. "Для того и щука, чтобы карась не дремал", "Волк - животное полезное, оно - санитар леса",- любил повторять он, считая себя в той же степени полезным для общества. Доброжелатель был убежден, что народ должен жить в страхе и строгости духовной, зная, что всевидящее око его может проникнуть не только в тайные деяния их, но и в помыслы. А потому пусть они все дрожат; совместное дрожание всех - путь к нравственному единению.

Газеты Доброжелатель начинал читать с последней страницы. Вначале он бросал быстрый взгляд в правый верхний угол в поисках некролога. Если некролог был, он прочитывал его в два приема: первый раз стремительно проглатывал соблазнительный текст, а второй раз читал медленно, смакуя. Некрологи почему-то неодолимо притягивали его. Как-то, размышляя об этом, он пришел к выводу, что ему нравится в них их воспитательный момент и что лично он при всем своем прилежании не сможет наказать и воспитать, как она - неумолимая и вездесущая.

Мысль написать анонимное письмо на странную компанию Пришельца Доброжелатель лелеял давно. Но, как подсказывала ему профессиональная добросовестность, прежде чем написать, нужно ознакомиться со всем на месте. И Доброжелатель решил навестить каждого из них под предлогом страхования жизни и имущества.

Первым он посетил Пришельца. Тот сидел во дворе на складном стульчике, согнувшись чуть ли не пополам и положив подбородок на острые колени. Он, как всегда, предавался размышлениям, и голубоватые веки его были полуприкрыты.

"Неизвестны мысли неизвестного существа!" - озабоченно подумал Доброжелатель и поспешил прервать их.

- Страховать жизнь будем? - весело и громко спросил он.

Веки у Пришельца дрогнули.

- Что? - спросил он, открывая глаза - Страховать жизнь? Но у меня нет жизни.

- Что? - в свою очередь спросил Доброжелатель и присел на скамейку, чтобы унять дрожь в ногах.- У вас нет жизни?

В груди его сладко заныло, голова пошла веселым кругом. Не говорят так, как сказал Пришелец. Нельзя так говорить! Ох! Нехорошо это! Ведь это же страшная цепочка получается: у него нет жизни... У нас нет жизни... А дальше еще хуже, еще страшнее! И если промолчать - конец! Тогда он соучастник!

Доброжелатель чувствовал себя так, как когда-то над головокружительной пропастью в "Ласточкином гнезде" в Ялте. Небытие - в обыденной жизни абстрактное и далекое - приобретало реальную тяжелую силу, и перильца, отделяющие от него человека, казались такими хрупкими, такими ненадежными. И жутко ворочалось на дне сознания навязчивое желание слегка напрячь мышцы и, перевалившись, броситься вниз с криком беспредельного ужаса и сладкого восторга.