идеологии самого Фрейда, совершенно при этом упуская из виду серьезнейшие поправки и дополнения, внесенные в учение продолжателями или отколовшимися учениками Фрейда: Адлером, Юнгом, отдельными русскими психоаналитиками и пр.
Все это вместе взятое и оказалось теми деревьями, за которыми близорукие не сумели рассмотреть густейший, ценнейший лес незаменимых научных открытий.
Учение Фрейда. Источником человеческой психики, по Фрейду, является активность влечений, желаний во взаимодействиях их со средой*6. Организм начинен некоторой суммой энергии, некоторым количеством внутреннего напряжения, возбуждения, прорывающегося во вне в виде желаний, влечений ("Triebe"), требующих удовлетворения.
Все содержание психизма, по Фрейду, руководится двумя силами, двумя принципами:
"принципом удовольствия" и "принципом реальности".
"Принцип удовольствия, принцип реальности". Для Фрейда нет суб'ективно нейтральных, "безразличных" восприятий или иных психических процессов. "Вся душевная жизнь направляется желанием удовольствия, отвращением к страданию". Эти с первых же дней бытия организма оформляющиеся влечения к удовольствию организуют всю последующую установку личности, заполняя внимание, память, мысль определенным содержанием. "Запоминается", "мыслится" нечто не по случайным причинам и не под влиянием каких-то самодовлеющих законов мышления, а лишь потому, что это связано с пережитым удовольствием или страданием и в данный момент представляет собою ту же борьбу за удовольствие. Весь психический мир человека, это - сумма его желаний и опыт борьбы за их осуществление.
Но желания удовольствия сталкиваются с "обязывающими требованиями" внешней, реальной среды, к которой нужно реально приспособиться, отвечая на ее раздражения соответствующими ее содержанию реакциями, - реакциями, далеко не всегда дающими одно лишь удовольствие организму. "Принцип удовольствия сталкивается с принципом реальности". Реальность, во имя приспособления к себе, сплошь и рядом требует частичного и полного "отказа" от того или иного удовольствия. Однако жить в реальности необходимо, но и от удовольствия отказаться трудно, - и в итоге создается нечто вроде "компромисса": часть оторванного удовольствия возмещается "прибылью", полученной от внешнего приспособления.
Вытеснение. Однако эта равнодействующая достигается далеко не всегда. От большой части желаний приходится попросту отказываться, без возможности их удовлетворения или замещения в реальности. В таких случаях содержание желания загоняется "внутрь" организма, как несовместимое с внешней средой, "вытесняется", лишается своего законного, "осознанного" материала, оттесняется в "бессознательную" область, делается бессознательным.
Бессознательное. Эти вытесненные желания в то же время вовсе не прекращают тем своего существования, так как энергия, им присущая, не изжита, - и в области бессознательного они продолжают быть активными, "в скрытом виде", прорываясь в психическую жизнь, устремляя ее по своим путям, подчиняя ее влияниям этих бессознательных, вытесненных желаний. Принцип удовольствия, не достигший компромисса с принципом реальности, мстит ему созданием взамен, или в дополнение к реальному миру, еще и особого мира - неосознанных, вытесненных, бессознательных влечений. В человеке создаются как бы не мирящиеся друг с другом две реальности: "внешняя реальность", осознаваемая, содержащая в себе элементы приспособления к окружающей среде, и "психическая реальность", чуждая, враждебная внешней среде, загнанная последней в подполье бессознательного, но голодная, неудовлетворенная, прорывающаяся кверху.
Вся психическая жизнь пронизывается яростной борьбой этих двух реальностей, - работа мышления, внимания, памяти всецело руководится нагнетением то одного, то другого боевого фактора. Среда требует внимания к той или иной области, но вытесненное желание отвлекает внимание к себе, обгладывает, искажает его, организуя установку по линии удовольствия вразрез с обязательствами среды.
Достигаемые компромиссы стойки лишь в идеальных случаях, когда состав среды и сумма удовольствия взаимно соответствуют. Иначе же, они чрезвычайно хрупки, и человек обращен тогда к среде лишь небольшой частью своего содержания, да и то серьезно искаженной, сохраняя свой главный силовой резерв для "внутреннего самоудовлетворения".
"Цензура". Внешняя реальность, среда, не давая выхода вытесненным желаниям, создает в сознании "цензуру", зорко следящую за этой подпольной, нелегальной организацией. На все попытки "подпольщиков" прорваться в сознание, а оттуда во вне, цензура реагирует устойчивым торможением, огромным "сопротивлением", преодолеть которое вытесненное желание не в силах; в лучшем случае, оно прорывается в сознание в неузнаваемом, в изуродованном цензурой виде, используя для этого состояние ослабленного сознательного внимания (сон, грезы, рассеянность), которого все же хватает на то, чтобы резко "исказить" основную сущность нелегального влечения, и тем пресечь или, во всяком случае, грубо ограничить получаемое удовлетворение.
С этой точки зрения, на сновидения, грезы, на автоматические психические проявления (описки, оговорки) психоаналитическая школа смотрит как на попытки со стороны вытесненных желаний прорваться - попытки, замаскированные в своем содержании проделанной над ними цензурной работой.
"Бегство в болезнь". Отсюда с непреодолимой логикой вытекает и фрейдовская формула так наз. "бегства в болезнь". Человек, встречающий во внешней среде стойкое сопротивление своим желаниям и в то же время не заключающий "компромиссного договора" со средой, принужден закупорить эти влечения в себе и удовлетворять их без содействия среды и вопреки ее противодействию. Сумма неудовлетворимых, оттиснутых его желаний создает особый мир переживаний, особый фонд для поведения, особую установку для защиты этого богатства. Подобная установка, с точки зрения среды, конечно, об'ективно, реально не целесообразна, отгораживая человека от внешней реальности, вдавливая его в самодовлеющую психическую реальность, в болезнь, в "психоневроз".