— С ложью обычно так и происходит, особенно с наглой ложью, какой ты пользовалась.
— Пусть так. Надо думать, ты никогда в жизни не лгал, — сказала Дженнифер с сарказмом. — Ну а там внизу... у тебя получалось совсем неплохо, для первого раза.
— Не могу сказать, что это было впервые, но до встречи с тобой я считал себя очень честным человеком, особенно в отношениях с женщинами.
Он наклонился к чемодану, расстегнул молнию, откинул назад крышку и провел рукой по аккуратно сложенным вещам. Вынув пару черных джинсов и тонкий черный вязаный джемпер, он бросил их на спинку стула стоявшего у письменного стола. Потом снял с себя свитер и швырнул его в открытый чемодан. Под свитером на Рафе была рубашка из белого шелка с перламутровыми пуговицами, которые он начал расстегивать одной рукой. Рубашка распахнулась, и Дженнифер увидела, что волосы, покрывающие всю его грудь, были темнее волос на голове. Кожа с ровным загаром была гладкой и блестящей. Весь он источал силу и здоровье.
— Что ты делаешь? — спросила она, с испугом глядя на него.
Раф, расстегнув манжеты, снял рубашку и остался в узких джинсах на ремне.
— Я находился в дороге более двадцати четырех часов. Я грязный, уставший и злой. Сейчас хочу раздеться, принять душ, вздремнуть и надеть чистую одежду... Если тебе правится стоять здесь и наблюдать за мной — пожалуйста.
Пристально глядя на Дженнифер, он расстегнул плоскую золотистую пряжку, снял кожаный пояс, сложил его и слегка ударил им по другой руке, играя необыкновенно красивыми мускулами.
— Не надо бояться, я не бью женщин, — сказал он, увидев широко раскрытые глаза Дженнифер.
— Я не сомневаюсь в этом, думаю, ты на это неспособен, — проговорила она. Интересно, давал ли он себе отчет в том, как сейчас выглядит? Раздетый до пояса, он с вызовом смотрел на нее. Несомненно, именно о таком мужчине мечтает каждая женщина, именно таким представляется ей пылкий любовник.
— Правда, бывают такие, которые сами этого хотят и находят это возбуждающим, — добавил Раф с затаенной страстью, стараясь тронуть ее душу. — В подобном случае, чтобы доставить даме еще больше удовольствия, я соглашаюсь поиграть в рабовладельца и рабыню... — Он еще раз ударил кожаным поясом по ладони. — А ты, Дженнифер? Ты любишь завести себя перед тем, как заниматься любовью, или нет?
Вопрос застал ее врасплох, но он не шокировал ее. Раф, с его богатым сексуальным опытом, сразу это понял. Его охватила злость. Черт возьми! Как же так! Ему хотелось шокировать ее, хотелось, чтобы она испытывала муки так же, как испытывал их он при мысли о ней в течение последних нескольких месяцев. Ему хотелось таким образом удовлетворить свое желание заставить ее заплатить (лишь в самой малой мере) за все те мучения, которые она ему причинила и еще причинит...
— Может, ты хочешь только посмотреть, а? — Он бросил пояс и расстегнул джинсы. — Вы этого ждете, миссис Джордан?
Меткое попадание!
У Дженнифер перехватило дыхание. Она побагровела и отступила назад, споткнувшись о его сумку на колесах и потеряв туфлю. Кое-как подцепив ее ногой, она устремилась к двери.
— Не хочешь принять вместе со мной душ? — говорил он, неспешно идя за ней. Расстегнутые джинсы спустились вниз, обнажив белые шелковые трусы, под которыми бесстыдно вырисовывались контуры его возбужденной плоти. — Говорят, душ со мной очень приятен...
— Надеюсь, ты не забудешь хорошенько прочистить свои мозги! — крикнула она перед тем, как захлопнуть дверь.
Последнее слово могло бы остаться за ней, но этого не произошло. Из-за закрытой двери до нее доносился издевательский смех Рафа. Он изгнал Дженнифер с ее собственной территории.
Ей понадобился час с лишним, чтобы прийти в себя. Она старалась найти любую работу, чтобы отвлечься: вытирала пыль, прибиралась. Но когда она заглянула на кухню, ей вновь пришлось вспомнить Рафа. Мать, сидя за низким столом, резала овощи к ужину и все время говорила, как он хорош, умен, интересен, привлекателен, как прекрасно сложен и ужасно, ужасно сексуален...
— Мама!
— Да, дорогая, он таков. Я же не слепая, все вижу. А эта потаенная страсть в его глазах, когда бы он ни смотрел на тебя... — мечтательно произнесла она. — Кажется, он только и ждет, чтобы броситься на тебя и съесть!
Скорее — разжевать и выплюнуть! — подумала Дженнифер.
Дот принесла котов. Макси, ленивый белый персидский кот, был страшно недоволен, что прервали его послеполуденный сон. Мило, короткошерстный красавец родом из Бирмы, расчихался, когда лабрадор золотистой масти ворвался на кухню, остановился у ног Дот и начал со всей силой отряхиваться, поднимая вокруг себя облако пыли.
— Бонзер! — Дженнифер схватила собаку за коричневый кожаный ошейник. — Иди-ка вместе с Дот в прачечную. Она тебя там почистит, а уж потом можешь приходить.
Так как животных кормили в прачечной и это слово ассоциировалось у них с едой, то они тут же отреагировали на него с необыкновенной живостью.
Дженнифер достала пылесос, чтобы убраться в кухне, но потом решила пропылесосить весь первый этаж. Все равно что делать, лишь бы не думать о мужчине наверху.
Температура продолжала резко падать. День перешел в вечер. Высоко над горой появлялось все больше густых облаков черного пепла, застилавших угасающее солнце. Надев маску, которая, к сожалению, не спасала от кислого запаха серы, Дженнифер сходила в дровяной сарай за гаражом и принесла несколько корзинок щепы, дрова и уголь. Она растопила маленькую печку в столовой и разожгла огонь в огромном камине в гостиной, куда положила дрова еще утром.
Дот с фотоаппаратом вышла на веранду и сделала несколько снимков вновь появившихся над горой облаков. Эти снимки должны были послужить иллюстрацией для журнала, в котором она ежедневно делала записи о состоянии вулкана и его возможном извержении. Затем она помогла Дженнифер отсоединить водосточные трубы, спускавшиеся с крыши, от бетонного резервуара с водой, чтобы уберечь воду от загрязнения. В случае дождя весь пепел был бы смыт прямо в резервуар. К счастью, он был полон, и Дженнифер была уверена: если они будут разумно пользоваться водой, им ее хватит до конца кризиса.
Несколько раз звонил телефон. Друзья и знакомые делились информацией, пересказывали слухи о последних событиях. Дженнифер совсем не удивилась, когда позвонили Картеры и сказали, что, услышав предупреждения по радио, они решили остаться ночевать в Таупо и вернутся завтра, благо у них была такая возможность.
Проблеск хорошего настроения Дженнифер исчез, когда она поняла: невозможно предлагать Рафу воспользоваться неожиданно освободившейся кроватью, не затронув щекотливого вопроса о ее замужестве. Она не могла представить, что он молча согласится скрыться под покровом ночи... или разрешит это сделать ей. Он явно не собирался давать Дженнифер спуску и облегчать ее жизнь.
Она пошла к матери рассказать о Картерах и застала ту за выбором меню на следующий день. Мать тут же начала допрашивать Дженнифер о гастрономических пристрастиях Рафа.
— Как насчет цыпленка? Ему должен нравиться цыпленок, — сказала Пола, устав от ответов «не знаю». Она листала книгу кулинарных рецептов, лежавшую на столе в столовой.
— Никогда не видела, как он его ест. — Дженнифер сказала правду. Иногда она и Себастьян ужинали в его компании, но всякий раз она была очень сосредоточенна, напряжена, всегда чувствуя на себе его циничный взгляд. И никогда не обращала внимания на то, что они ели. Отношения между отцом и сыном создавали своеобразную атмосферу, в которой они ужинали, что также не способствовало перевариванию пищи. Отец и сын скорее терпели друг друга, чем любили. В определенной степени они уважали друг друга, но как мужчина мужчину, а не как отец сына. Почти на все у них были противоположные взгляды. Себастьян без конца отстаивал свою точку зрения с тем, чтобы заставить сына согласиться с ним. Но это вызывало у Рафа обратную реакцию. Он становился еще циничнее и безразличнее, что приводило отца в ярость.