Наверно, так оно и есть, рассеянно подумал Джон. От Дасти ничего не скроешь – да я и не собираюсь скрывать.

Появился Фрэнк, взял у него из рук поводья, отвел усталую лошадь в ближайший загон. Они ухаживали за мной, как за больным, как будто я не в себе, мелькнула очередная мысль. Может быть, они и правы.

– Босс, сейчас будем есть.

Дасти легонько подтолкнул Джона к костру. Слим подбросил еще дров.

– Пива хочешь?

Джон с благодарностью взял протянутую ему банку, сорвал кольцо и в несколько глотков влил в себя содержимое. Дасти молча протянул ему следующую, уселся на корточки рядом.

У подножия Чертовой Скалы клубился легкий туман, скрывая пещеру, в которой Джон прятался в детстве. Генри устраивал на ночевку скот, остальные были заняты обычными для этого предвечернего часа делами. Легкий ветерок доносил со стороны привычный запах стада. Израненная душа Джона стала понемногу оживать. Он обхватил колени руками, как в детстве.

– Знаешь, отец очень любил это место. Если бы у него был выбор, он бы предпочел умереть здесь.

Дасти кивнул.

– Когда я был маленьким, мы часто приходили сюда, разбивали лагерь, спали в пещере – только он и я. – Джон помолчал. – Здесь, наедине с природой, он был совсем другим. Лучше.

Дасти снова кивнул.

– Здесь все становятся лучше.

Джон с трудом сдерживал подступившие вдруг слезы.

– Не могу поверить, что его больше нет. Где он сейчас? Почему он должен был умереть?

Дасти ответил не сразу. Он и сам задавал своим духам подобные вопросы. От второго вопроса ему стало не по себе, поэтому он решил сосредоточиться на первом.

– Босс вернулся домой, – просто ответил он. – К Отцу Всех Вещей. Он не умер, просто перешел в другую комнату. Там мы с ним и встретимся, когда придет время. И он будет таким же, как всегда.

Таким же, как раньше…

Джон вспомнил Филиппа, каким тот виделся ему в самом раннем детстве. Отец отличался суровостью, его отношение к сыну больше смахивало на отношение льва к своему детенышу. Но это был сильный, веселый, живой человек, пусть с тяжелым характером, но честный и надежный.

Джон вздрогнул.

Когда же отец начал вести себя странно, с каких пор его стали одолевать неожиданные приступы ярости, сменяющиеся безудержной веселостью, переходящей подчас в жестокость – так он вел себя с Чарльзом, с мамой, с Беном, с Джиной…

Джина.

Опять его пронзила боль, засела в груди, под ребрами. Наверно, подобное бывает при сердечном приступе. Джон откинул голову, постарался дышать ровно и глубоко. Генри уже подходил к костру, за ним по одному и по двое тянулись остальные.

Джон почувствовал, что сегодня ему не вынести их общества, обычных разговоров за пивом и сигаретами – о том, как прошел день, о женщинах. Он вскочил на ноги и поспешно произнес:

– Послушай, дружище, я не голоден. Пусть ребята не обижаются, но сегодня я хочу последовать примеру отца. Буду спать вон там, один. – Он неловко пожал плечами. – Толку от меня все равно никакого.

Дасти кивнул.

– Хорошо, босс. – И улыбнулся, давая понять, что объяснения не нужны. Он знал, сегодня Джон не может поступить иначе.

И еще он знал, что незачем предупреждать: побереги себя, подумай об опасности, помни об этих чертовых королевских коричневых… Дасти уже попросил своих духов позаботиться о Джоне и был абсолютно уверен, что того, кто приходил за Филиппом, юный Кёниг не интересует. Каждому отпущено свое время, и черед Джона еще не пришел, в этом он был так же уверен, как в существовании на небе Большой Радужной Змеи.

Дасти вопросительно посмотрел на Джона.

– Помощь нужна?

– Нет, спасибо.

Джон помахал ему рукой и отошел от костра. Спальные мешки лежали на земле, там, где их сгрузили с вьючной лошади. Он взял себе один и направился вверх, к выходу из ложбины, туда, где открывался проход к источнику. Примерно на полпути он нашел место между двумя валунами, там как раз мог разместиться один человек.

Конечно, он не мог бы с уверенностью сказать, что это то самое место, было слишком темно, однако, пока он устраивался на ночлег, его не покидало чувство, что именно здесь отец провел последнюю ночь своей жизни, и эта мысль согревала его.

Он долго не мог уснуть. Временами на него накатывала такая мучительная тоска, что ему оставалось лишь ждать, когда она отпустит его; временами он впадал в оцепенение, неотрывно смотрел на Южный Крест, Млечный Путь, вбирал в себя их холодное белое сияние. Что говорил Слим о детях-духах, обитающих в источнике? Может быть, и здесь, в этой обители смерти, чей-то дух ждет своего часа, чтобы появиться на свет…

Наконец он забылся тревожным сном. Он то проваливался в забытье, то просыпался. Похолодало, и его сон стал еще более беспокойным. Он понимал, что переходит из одного сновидения в другое, но не мог ни уснуть по-настоящему, ни проснуться.

Он чувствовал, что его окутывает серый предвечерний туман. Луна скрылась в облаках, а туман все густел и густел, заволакивал каменистое плато. И в этой сгущающейся тьме плясали еле заметные огоньки.

Внезапно туман исчез, раздвинулся как занавес перед началом представления. Джон увидел себя со стороны: вот он лежит на земле в спальном мешке, лицо спрятано от холода. Призрачный свет – наверно, от луны? – заливает массивную фигуру мирно спящего человека.

Чуть поодаль, в долине, виднелась лошадь – огромный белый жеребец. Но ведь это Кайзер, удивленно подумал во сне Джон, а не старый мерин, на котором я приехал. Теперь он разглядел и людей у костра, тоже завернутых в одеяла: Генри, Джеймс, перечислял он во сне спящих, Дасти, Слим, Фрэнк и Джон…

Но если Джон там, то кто же лежит здесь?

Ужасающе медленно, как бывает только в кошмарных снах, он повернул голову, чтобы еще раз посмотреть на одинокого человека, примостившегося в ложбине меж двух валунов.

Одинокого – нет, уже не одинокого, теперь сзади появилась чья-то тень, и эта тень приближалась, подкрадывалась, как подкрадывается хищник к своей добыче. За ней виднелись еще две тени, они почти сливались с темнотой, двигались молча, как стая волков. И вдруг от них отделились три тени поменьше, странные, длинные, извивающиеся, три отвратительные шипящие тени, и они набросились на спящего.

Ужас охватил Джона – такой же ужас испытал до него Филипп. Джон пытался закричать, стряхнуть с себя оцепенение, но это ему не удалось. Он не смог разбудить лежащего на земле человека.

Тогда, все еще во сне, Джон бросился вперед, схватил спящего за плечо, изо всех сил потряс его. Тот перевернулся на спину – ужасающе медленно, с безжизненностью тряпичной куклы. Две или три змеи выскочили из-под тела, нанесли молниеносный удар и скрылись в буше.

Теперь лунный свет заливал неестественно вывернутую голову спящего. Беззвучный крик исказил черты его лица, его глаза смотрели в лицо смерти, но взгляд уже был устремлен в вечность. Но вот из-под его шеи показалась голова еще одной змеи. Зашипев, как скорпион, она погрузила свои острые зубы в шею жертвы, потом еще и еще, и теперь страшные кровавые ранки испещрили лицо, шею и грудь несчастного.

Джон видел, как исчезают во мраке двуногие убийцы. Они все оборачивались, будто еще не до конца насладились делом рук своих. Джон не мог отвести глаз от их предводителя, он уходил последним, последним растворялся во тьме. Это лицо мне знакомо, вскричал Джон, я знаю, кто это!

И, как часто бывает во сне, он был абсолютно убежден, что стоит ему постараться, приложить еще одно, последнее усилие, и ему удастся разглядеть в ночной мгле лицо убийцы своего отца. Но в ту же секунду он проснулся. Теперь он твердо знал, что Филипп погиб не случайно, что он пал от руки убийц, уготовивших ему столь жестокую смерть. А еще он твердо знал, что не успокоится, пока не отыщет преступников, не предаст их в руки правосудия, чтобы они ответили за свое ужасное злодеяние.