Рассказ, сопровождаемый стоном и плачем старинной трубы, приближался к своей кровавой развязке. Удары барабанов казались вздохами умирающих стариков, палочки постукивали, как мертвые детские косточки. Сердце Джины стучало в такт бесконечной мелодии; она отчетливо представляла себе, как людей сбрасывают со скалы, как матери прижимают к себе младенцев перед последним смертельным прыжком. Во взгляде Тимбо ей чудилась серо-коричневая вода, в которой плавают разлагающиеся трупы, темная земля, по которой стекают реки крови.

Господи, и как она могла подумать, что стоит ей сойти с трапа самолета и она сможет сродниться с этими людьми? Их разделяла глубокая пропасть, подобная той, в которой погибли предки этих людей; по одну сторону были «белые», по другую – «черные». А она как последняя дурочка мечтала, что своими силами сможет перебросить через эту пропасть мостик – при таком-то прошлом!

– Что, учительница, сама учишь историю?

Громкий насмешливый голос вывел Джину из размышлений. Она с трудом заставила себя улыбнуться.

– Здравствуй, Марк, – спокойно произнесла она.

Он был уже изрядно пьян, хотя до обеда было еще далеко. В каждой руке он держал по открытой банке пива и поочередно к ним прикладывался.

– Ист-рию, – торжественно повторил Марк, как будто высказал потрясающе умную мысль. Но тут его заплетающиеся, как язык, мысли приняли новый, опасный оборот.

– Ты пр-шла из дома? – вызывающе спросил он. – Вид-ла мою ж-ну?

Джина знала, что на подобные вопросы лучше не отвечать. Это был самый несчастливый брак во всем селении. Во время своего первого посещения Джина стала свидетельницей жуткой сцены: пьяный Марк избивал Элли за то, что она собиралась в господский дом на работу.

Однако если она оставалась в деревне, муж мог побить ее за то, что она не хочет работать – ее жалкий заработок был единственным средством их существования. Джина старалась обходить стороной этого старого, злобного, вечно пьяного мужчину, который наводил на нее ужас. Сегодня ей явно не повезло.

И столь же явно Марк напрашивался на скандал. Он стоял перед девушкой покачиваясь, в рваной майке и грязных шортах, от него разило пивом и немытым телом. Красные поросячьи глазки светились подозрительно – по такой жаре он слишком много выпил.

Только этого не хватало, ужаснулась Джина. Ни одной женщине не справиться с ним, особенно когда он пьян.

Марк заметил ее взгляд, и его раздражение выплеснулось наружу.

– Как ты смотришь на меня, сука? – завопил он. – Не смей задирать нос, ты никто и ничто, сука ублюдочная! Проваливай отсюда, катись в большой дом, там тебе самое место, пойди посмотри, что сделал с тобой твой большой папочка! Наконец-то отрезанный ломоть получил свою долю, получил то, что ему причитается!

Но тут его запал иссяк. Дальше послышалось лишь невнятное бормотание.

– Твой папочка… твой отец… ты так думаешь… они все так думают…

– Эй, пойдем-пойдем, Марк!

Услышав крики, несколько молодых людей подхватили старика под руки и оттащили к хижине, где осторожно усадили в тени, привалив спиной к стене.

Джина обернулась к Тимбо.

– Мой большой папочка? – удивленно спросила она. – Что он хотел сказать?

Тимбо равнодушно пожал плечами.

– Понятия не имею. – Для него все взрослые были сумасшедшими, не говоря уж о таких старых пьяницах, как Марк. – Нашла на кого обращать внимание! – Он рассмеялся. – Если тебе нечем себя занять, думай лучше о нас. Уж мы найдем, как тебя развлечь!

Где он может быть?

По крайней мере, теперь она сможет заняться поисками.

Чарльз улетел в Сидней, откуда должен привезти потенциальных покупателей, Джон в буше, объезжает скот, Бен, как всегда, засел в конторе, а Джина в селении аборигенов.

Оставался Алекс, но и у него сегодня утром много дел. Сразу после завтрака он отправился в свою бывшую комнату в Башне, как он ее называл. Это была квадратная кирпичная двухэтажная пристройка, много лет назад возведенная одним из давно умерших Кёнигов, с высокими окнами и балконом на втором этаже. Ее обитатель мог чувствовать себя господином и повелителем всего, что видит глаз.

Башня.

После исчезновения Алекса они с Филиппом ни разу не произнесли это слово. За те двадцать пять лет, что прошли со дня побега, в комнате пасынка ничего не изменилось. Когда стало ясно, что беглец не вернется, с постели сняли белье, выкинули из корзины мусор и оставили комнату такой, как есть.

А теперь?

Тридцативосьмилетнему Алексу, конечно же, не понадобятся вещи тринадцатилетнего мальчика. Зато ему придется потрудиться, чтобы сделать комнату пригодной для жилья. Так что у него вряд ли возникнет желание искать мачеху на втором этаже большого дома.

Значит, сейчас самое время. Если Чарльз исполнит свое намерение привезти из Сиднея покупателей, другой возможности не представится. Придется организовывать обед, готовить комнаты для гостей, наводить повсюду порядок. Так что же ты медлишь? Шевелись!

Элен поднялась по лестнице и решительно направилась в комнату Джона. Она сразу же увидела то, что искала. На комоде, среди немногочисленных мужских безделушек, лежал тот самый темно-коричневый конверт с надписью «Вскрыть после моей смерти», его-то она и видела в столе Филиппа. Давным-давно, когда Джон был еще маленьким, Филипп сам показал ей этот конверт.

«Здесь собрано все, – сказал он тогда. – Номера банковских счетов, распоряжения, все на свете».

Но это было до того, как Чарльз преуспел в городе и образовалась фирма «Кёниг Холдингз», до того, как на ферме появились компьютеры, до того, как компания «Кёниг Кеттл» разрослась настолько, что ее интересы вышли далеко за пределы Австралии. Так что на сегодня «все на свете» явно не поместится в одном конверте.

Но сейф как стоял в конторе, так и стоит – массивное темно-зеленое чудовище со свинцовыми пластинами и стальной обшивкой. И шифр, должно быть, не изменился – в старых сейфах, в отличие от новых, комбинацию цифр менять нельзя. И что бы ни хранил там Филипп, должен же он передать код своему преемнику.

Элен торопливо подошла к комоду, схватила конверт, высыпала на постель содержимое.

Шесть цифр, Джон сказал, что у всех старых сейфов код состоит из шести цифр. Она лихорадочно перебирала на удивление скудное содержимое конверта: несколько листков с номерами банковских счетов, самые заурядные инструкции, среди которых не нашлось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало шифр. Наверно, она плохо смотрела, он должен быть здесь!

У Элен тряслись руки, но она заставила себя еще раз просмотреть каждый листок. В комнате было прохладно, окна выходили на запад, но она обливалась потом. Наверно, прошло значительно больше времени, чем она думала. «Не теряй голову, – сказала она себе, – успокойся, должен же где-то быть записан шифр, как же иначе?»

Может быть, его нужно искать среди других цифр? Она начала сначала. Однако наборы цифр обозначали номера или коды банковских счетов; сейф был изготовлен лет за сто до того, как банк открыл эти счета. Может быть, дата? 29 мая 1972. Нет, она явно идет по ложном следу.

«У меня слишком быстро опустились руки, – повторяла Элен про себя, глотая слезы. – Это где-то здесь, ищи, продолжай искать!»

На всякий случай она запомнила дату – а вдруг это действительно шифр, – сложила листки в конверт и аккуратно положила его на комод, так, как он лежал до ее прихода, – надписью вверх. Она сама не знала, почему это сделала, разве что ей ужасно не хотелось, чтобы Джону стало известно, что его мать отчаянно ищет сама не знает что и еще более отчаянно боится это найти…

Выйдя из комнаты, Элен закрыла дверь на щеколду и медленно направилась в изящно обставленную спальню, их с Филиппом общую спальню. Комната занимала всю фасадную часть второго этажа и располагалась прямо над центральным входом. С широкого балкона открывался прекрасный вид на необозримые владения Кёнигов. Спальня переходила по наследству от одного хозяина Кёнигсхауса к другому, в ней он отдыхал от бесчисленных забот, связанных с его высоким положением. Белые стены, деревянные панели, светло-зеленый ковер, обои с вытисненными цветущими веточками… Просыпаясь в этой комнате, можно было подумать, что вы находитесь в Англии, милой весенней Англии.