Сергей вернулся в часть, когда под Сталинградом немцев сжимали в кольцо.

Прошло еще три месяца боев.

Сергей и не вспоминал уже про свое единоборство с ротой немцев, когда однажды, сразу после боя, его, измученного, грязного, вызвали в штаб.

В штабной землянке пусто. Топилась железная печь, трещали поленья.

В тепле Сергей разомлел, у него слипались глаза. Он таращил их изо всех сил, боясь уснуть до прихода начальства, и незаметно уснул.

Он подскочил, как на пружинах, когда его окликнули.

Перед ним стоял капитан Веснухин, теперь подполковник.

- Какие у вас боевые награды, Бочаров?

- Орден Красной Звезды за Калинин, товарищ подполковник, орден Отечественной войны первой степени за Сталинград и представлен к медали "За отвагу".

- Удивительно ли, - сказал подполковник, - что мы бьем врагов! А что, Бочаров, помните, я вас заслоном оставил в районе... Немцы прорвались тогда с правого фланга и щупали выход на шоссе. Вы задержали их разведку, а за это время мы перебросили на новые позиции крупные силы. Принимать бой тогда, на шоссе, было бы бессмысленно и гибельно, а теперь вся наша часть невредимой вступила в сражение за Сталинград... Они здорово просчитались, Бочаров!

- Выходит, что просчитались, - подтвердил Бочаров.

- А тяжеленько вам пришлось, Бочаров?

- Тяжеленько, да выдюжил, товарищ подполковник.

Подполковник Веснухин сказал:

- Указом Президиума Верховного Совета сержанту Бочарову за воинский подвиг присвоено звание Героя Советского Союза!

Глава 25

В круглом светлом зале, несмотря на большое количество собравшихся людей, было так тихо, что стоило кому-нибудь кашлянуть или скрипнуть стулом, все удивленно оглядывались.

Рядом с Сергеем сидел академик. Седая борода покрывала половину его груди; он держался внушительно и прямо.

С другой стороны сидел не старый высоколобый, тщательно выбритый генерал.

Сергея стесняло, что место его оказалось между академиком и генералом.

Однако едва распахнулись двери и Михаил Иванович Калинин появился в зале, чувство стесненности исчезло без следа.

Сергей с восхищением и нежностью смотрел на Калинина. Он видел, как Калинин задержался, окинул зал взглядом; добрая улыбка осветила его лицо.

Быстро, мелко шагая, немного опустив голову и сутулясь, Михаил Иванович прошел к столу.

Сергей вздрогнул от шума аплодисментов и восторженно принялся бить в ладоши.

Ему показались утомленными лицо и походка Калинина. С острым беспокойством он подумал: "Хорошо ли смотрят за Михаилом Ивановичем доктора?"

Он так забеспокоился о здоровье Михаила Ивановича, что, забыв смущение, хотел обратиться с вопросом к генералу, но в это время генерал поднялся и направился к столу; Калинин встречал его внимательным взглядом.

И вот тот же взгляд ждет и его, Сергея.

Сергей шел, не замечая стен и сверкающих люстр, ни длинных рядов стульев, ни лиц, - он ничего не видел и шел навстречу влекущему взгляду, ответно сияя глазами.

А Михаил Иванович действительно в тот день чувствовал себя худо. От весенней сырости болела спина. Он старался скрыть усталость и нездоровье и от этого еще больше устал.

Вдруг он увидел паренька, который быстро шел, почти бежал между рядами стульев; глаза у него густо синели, как васильки в ржаном поле, русая прядка опустилась на лоб.

И таким привлекательным своей прямотой и открытостью показалось Михаилу Ивановичу это лицо, что-то он узнавал в нем такое близкое, знакомое, что не мог оторвать от паренька помолодевшего взгляда. Он силился вспомнить что-то и вспомнил.

Это собственная юность его идет прямым и стремительным шагом!

- Поздравляю вас, товарищ Бочаров, с высшей наградой! - Михаил Иванович потрогал белый клинышек бородки, кашлянул и, ближе всмотревшись в Сергея и все удивительнее узнавая в нем себя в те давние годы, когда так же падала русая прядка на лоб, сказал изменившимся от волнения голосом: Спасибо вам от имени Родины-матери! Вы достойный ее сын, Бочаров! Верный сын. У таких сыновей мать не будет в обиде. Правду я говорю или нет?

Сергей знал, какими словами нужно ответить, но, вместо того чтобы сказать, как его учили, воскликнул то, что сейчас пришло ему в голову:

- Товарищ Калинин! Да кто же свою мать не защитит от обиды! А спасибо-то вам, Михаил Иванович! Без вас, может, я и был бы, да не тот... Я, Михаил Иванович... мечтал про геройские подвиги. Я, когда в школе учился, сколько книг про героев прочитал!

Михаил Иванович кивнул и засмеялся беззвучным, стариковским смехом, мелкие добрые морщинки побежали по его лицу - от очков к носу и вискам.

- Когда я был молод, тоже мечтал: может быть, буду депутатом рабочего парламента, хотя знал, что сначала придется в тюрьмах сидеть. Неплохо, что мы с вами мечтали, товарищ Сергей Бочаров! Потому, верно, и воюем неплохо. Больше скажу: отлично защищаете Родину, товарищ Бочаров.

Щеки Сергея вспыхнули, как у девушки, он вытянулся и крикнул во всю молодую грудь:

- Служу Советскому Союзу!

И никогда эти привычные слова не были освещены для него таким глубоким и радостным смыслом.

Генерал и академик, не в первый раз получавшие ордена в тишине кремлевского зала, с удивлением выслушали необычный разговор.

И они вспомнили юность.

Глава 26

Палашовский переулок, дом номер...

Конечно, Сергей мог не застать Машу дома - читальня, институт, столовая или Пушкинский бульвар, где на каждой скамейке девушки с книгами, мало ли куда в апрельский вечер могла уйти Маша! Москва велика. Поди ищи!

Он без передышки взбежал, почти взлетел на третий этаж.

- Сережа! Откуда ты взялся, Сергей! Не верю, не ты! Нет, ты! Какая радость, что ты приехал, Сережа!

Когда бы ни встречал Сергей Машу - в вишневом саду Пелагеи Федотовны, на полустанке накануне первого боя или сейчас, - всегда чувство полной отрешенности от обыденного овладевало им целиком. Так необычайно было это чувство, что он задохнулся и не мог вымолвить слова.

А она теребила Сергея, как младшего братишку, который стал неожиданно взрослым: любишь его, гордишься и не веришь - он ли?

- Сергей, ты вырос. Слушайте, какой у него бас! Какой бравый он молодец! Сережа, знаешь ли ты, как я рада тебе! Давай посидим на диване. Не снимай шинели. Здесь холоднее, чем на улице. Днем я открываю окна, чтобы погреться... Сергей, два года назад я была во Владимировке... Хорошее время!

- Самое хорошее в жизни! - вырвалось у Сергея. Он испугался невольно своего признания, но она не поняла.

- Что это, Сергей?

Он расстегнул шинель, доставая из кармана папиросы.

- Сережа! Золотая Звезда!

Сергей хотел ответить с небрежным видом: "Что ж ты удивляешься? Разве один я?" - но только кивнул, стараясь не слишком блаженно улыбаться.

Маша изумленно рассматривала его грудь в орденах и медалях.

- Четыре ордена и Золотая Звезда!

- Ну уж, четыре! Откуда четыре? Эти две - медали.

Она смотрела на него непонятным взглядом и вдруг сильным движением взяла ладонями его виски и поцеловала в лоб. В следующее же мгновение она в испуге отдернула руки, краска кинулась ей в лицо.

- Ах я дурак! Дубина еловая! Три наряда мне мало! - заорал Сергей, не веря счастью.

- Ругается. Странный человек! - смутилась Маша сильнее.

- Забыл про театр. Билеты на "Пиковую даму" в филиал Большого театра. Ах я простофиля!

- Действительно, простофиля, - согласилась Маша. - Ничего не скажешь. Меньше получаса до начала.

У нее все еще горели щеки. Кажется, она рада была на минутку убежать от Сергея.

Она вбежала в свою комнатку и распахнула шкаф. Увы! Гардероб ее был беден. Нужно прямо признаться, почти пуст - в шкафу висело одно-единственное, то самое потертое коричневое платьице, в котором два года подряд Маша ходила на лекции.

Зато, слава богу, выходные светлые туфли лежали новехонькие в ящике шкафа, завернутые в чистую тряпочку.