Последний аккорд оставил меня на впечатлении от выставки и подаренных цветов, и я выдохнула.
Музыка прекратилась, а я все еще стояла там, в зале, с приветственным огромным букетом алых роз.
— Лиза… — негромкий голос Марка вызвал море мурашек, и я невольно очнулась.
— Да… Что вы хотели?
Он посмотрел на меня долгим взглядом, и в полумраке это выглядело очень интимно. И тут до меня дошло: я говорила ему «Ты».
Интимное, очень личное «ты».
Он повернулся на крутящемся табурете и, быстро приобняв за талию, притянул к себе. Его голова оставалась на уровне живота, и это было так близко… Так непривычно, что я задохнулась от смущения.
Но мужчина лишь улыбнулся и прошептал:
— Хочу, чтобы ты перестала мне выкать. Раздражает. Не такой я и старый.
— Совсем не старый, — быстро повторила я, и чуть не утонула в блестящих коричневых глазах.
Бездна эмоций кружились на дне и втягивала меня внутрь. Сколько мы, не отрываясь, смотрели друг на друга — не знаю.
Марк первым отвел глаза.
Встал и отошел к залитому лунным светом окну. Все очарование разом улетучилось, и его место занял стыд.
Он меня не поцеловал. Находился рядом, держал так близко и не поцеловал.
Я чуть не разревелась от обиды. Только близость Марка удержала от того, чтобы не растечься в жалости к самой себе.
Мужчина резко повернулся и спросил:
— Ты хорошо спала?
Я промолчала. Почему-то вспомнился нереальный сон, где мы вместе едем в институт, и стало еще обиднее. Мне такие сны снятся, а он…
— С тех пор, как ты здесь, я замечательно сплю. А сегодня мне снилась ты, — он взял меня за руку и подвел к окну, — Мне снилась такая глупость: будто мы счастливы.
— Разве это глупость? — прошептала я, не в силах смотреть на него.
Лунная дорожка в саду — так сказочно красиво. Космически прекрасный сад превращался в какое-то нереально таинственное место.
— Очевидно, что глупость, ведь ты даже рассматривать не будешь мою кандидатуру, — он горько тряхнул головой и, полностью повернувшись, заглянул мне в глаза, — я не просто стар, я отец твоего несостоявшегося жениха, да и маг. А мне почему-то кажется, что у тебя появилось отвращение к магии.
Сердце упало в пятки и я замерла.
Мне показалось? Я ослышалась? Это он сейчас признался мне в симпатии? Не может быть. Я, наверное, что то не так поняла, и он вежливо развлекает меня, говоря об…
Я все-таки взглянула на точеный профиль.
Он сомневается, что я выберу его?
Из-за какой-то магии?
Из-за ненастоящего жениха?
Я хотела бы улыбнуться и отшутиться, но даже намек на то, что мои чувства могут быть взаимны, парализовал меня.
— Не появилось, — все-таки ответила я и тут же добавила: — Но в моем положении я не могу думать о личном счастье. Теперь я — мать…
Не знаю, понял ли он меня, но матери-одиночки поняли бы точно. А он так смотрел… Будто его сейчас отведут на казнь и если я его каким-то способом не спасу, мы больше никогда не увидимся. Невыносимо.
Я вырвала руку и пошла вглубь оранжереи.
Кто-то заигрался, кто-то позволил себе мечтать о несбыточном. А кто-то…
Просто развернул меня к себе и поцеловал. Удивившись, что сладкий поцелуй оказался соленым, я не сразу поняла, что плачу. А потом понеслось…
Сначала его поцелуй доказывал мне, что я не права в своих доводах. Потом он показывал силу своих чувств, и, наконец, умолял остаться, обещая космическое-прекосмическое счастье.
Уж если от его поцелуя такие эмоции, что же меня ждет дальше? А поцелуй твердил и уговаривал: только с ним и только так я могу быть счастлива.
Я сдалась и растворилась в его объятьях. Марк подошел к окну, привлекая меня за собой, и я услышала пение необыкновенных птиц и невероятно прекрасную музыку, очень похожую на музыку ренессанса. Она лилась из сада, и под нее так сладко было целоваться…
— Лиза, — прошептал мне в губы этот самый фантастический человек на свете, — ты будешь со мной?
— Да, — негромко сказала я, боясь вспугнуть.
Что? — Счастье, которое лилось на меня лунными лучами, музыку, что окутывала нежнее любого шелка.
Этот мужчина стал для меня самым желанным в мире, и я не могла признать другого ответа.
Подхватив на руки, он спустился со мной вниз по жутко узкой лестнице и донес до комнат. Поставил на пол и еще раз безумно поцеловал. Моя взбудораженная кровь кипела и я страстно жаждала продолжения, но — увы! мой мужчина рассудил, что не сегодня. Ничего не сказал, только у дверей еще раз поцеловал и ушел.
А я не знала, петь мне или плакать, или прыгать до потолка. Такого обилия неземного счастья не водилось во мне раньше.
***
Марк возвращался в свою комнату задумчивый. Татьяна никак не выходила у него из головы.
— Зачем ты здесь?
Она, такая одинокая и воинственная, смотрелась посреди ночной улицы жалко. Как бы не отталкивал ее от себя мужчина, все-таки между ними была связь.
Не та, которой обычно называют мелкую интрижку или роман на стороне, а настоящая, эмоциональная. Чего уж теперь скрывать: он любил, пусть недолго, не глубоко и не без эгоизма. Но чувства, пусть и секунду пылающие, никогда не проходят бесследно.
— Ты же умная женщина, Тань, — он вышел из-за тополя и неспешно подошел к ней.
Вечерний воздух нельзя было назвать теплым или даже прохладным. Северный ветер шевелил Татьянины волосы, и было в ее фигуре что-то эпическое. Как воительница, сжимала она рукоять чемодана и бесстрашно смотрела на врага.
На него.
— Так зачем?
Какая же неуступчивая!
Марк подумал, что Олегу пришлось с ней нелегко. В ней намешан такой коктейль боли, гордости, любви и желания самоутвердиться, что совершенно не понятно, какое качество одержит верх.
— Чего ты от меня хочешь?
Вопрос явно застал ее врасплох, потому что она растерянно моргнула и чуть расслабилась. Но лишь на мгновение — потом в глазах колыхнулась обида, сразу же переросшая в жгучую ненависть.
И она презрительно улыбнулась.
— Если не заметил, я решила избавить тебя от ненужного присутствия.
— Что сказала Аня?
— А что она, ребенок, может понимать? — воинственно спросила Татьяна, — Ей будет там хорошо, где ее матери будет хорошо.
— А если такого места не найдешь? — спокойно спросил Марк.
— Найду! Вот увидишь!
— Верни монетку, — он пододвинулся ближе, — Тебе не стоит водить дела с Касс. Это может быть опасно.
— Вот только не говори, что беспокоишься, — фыркнула Татьяна, и слегка отвернувшись, сказала: — Ты действительно на нее запал?
— На кого?
— На блондинку, — будто выплюнула Таня, — и что в ней нашел? Клуша, каких мало. Еще и беременная.
Он тогда удивился: почему все думают, что он запал на Лизу? Даже Гордей осторожно интересовался. Это ведь глупость. Он помогает чисто по- человечески, испытывая сочувствие к непростой судьбе девушки, и еще, частично, чувствуя вину за действия бывшей жены.
Но никакой любви он не испытывает. Симпатия и участие — разве это не все?
Дружеская поддержка, на крайний случай. Но любви нет. И что они все с ней носятся?!
Он отвлекся и пропустил момент, когда женщина вытащила монетку и потерла ее. Золотое облако из легкого мерцания окутало ее.
— Прощай. Надеюсь, не увидимся.
Вспышка, его протянутая рука и… Не успел.
Рука безвольно шлепнулась о бок, но он только горько вздохнул.
Она думает, что сохранила гордость. Глупышка. Кому нужны эти пережитки прошлого?
Марк со стоном повернулся к дому.
Она просто не понимает, во что может вляпаться. Во что точно вляпается, попав к Кассандре дважды…
Сейчас, открывая дверь спальни, он опять почувствовал укол вины: в том, что не решил вопрос с Таней, сразу и навсегда, а откладывал и старался сделать вид, будто ничего не происходит — его ошибка. А интуиция и магические способности подсказывали, что она еще аукнется.
Чувства к Лизе, водопадом нахлынувшие, как только он увидел ее одинокую фигурку у рояля, испугали.