Солнце, обосновавшееся сегодня после трех дождливых дней на небе, отражалось в лужах, Было слишком прохладно для июля.

Машины резко набрали скорость, игнорируя светофоры, дорожные знаки, ледоколом взрезая дорожное движение. Стрелки часов двигались к полудню. Пробок и серьезных заторов на пути не попадалось. На крыше «Мерседеса» тревожно рассыпала снопы синих искр мигалка.

Люди только успевали отскакивать в стороны чуть не из-под колес, Рыжебородый поп в сутане перекрестился и осенил крестным знамением машины. Старушка — божий одуванчик, с бумажной иконкой Девы Марии на груди, начала грозить им кулачком — сухим и несерьезным. Двое прыщавых юнцов с уважением протянули; «У, блин», вложив в эти нехитрые слова массу невыраженных чувств. Инспектора движения, вытягиваясь по струнке, отдавали честь, кто-то делал это с ненавистью, кто-то с холопским благоговением. И все москвичи ощущали одно и то же — с визгом тормозов и ревом моторов мчалась по столице истинная власть.

— Быстрее, — коброй прошипел Алибаба, похлопывавший ладонью по мягкой панели «Ленд-ровера». Его глаза превратились в щелки, и когда он оглядывался окрест, казалось, что из этих щелочек вырвется пламя, как из глаз Годзиллы.

— Убьемся, — прошептал шофер, но вдавил еще глубже акселератор, и бампер чиркнул по замешкавшемуся, не поспевшему свернуть «Москвичу». «Москвич» завертело, и он полетел к бордюру.

— У, е! — воскликнул водитель.

— Быстрее! — еще резче приказал Алибаба.

Рекорд скорости они поставили. Через сорок минут машины застыли перед бетонным забором, поверх которого была натянута колючая проволока. За забором мирно шелестели листьями белые березы.

Из машин на ходу выскакивали бойцы с готовым к бою оружием. Их отработанные движения говорили о неплохой выучке. Такие барбосы чаще водятся в служебных питомниках или в частных загонах; где на прокорм добрых спецов самого разного рода занятий денег не считают.

Прижимаясь к забору и страхуя друг друга, «спецы» двинулись к металлическим воротам, на которых была затертая пятиконечная звезда. Здесь могли ждать сюрпризы — хорошо припрятанная противопехотная мина, автоматная очередь.

Биндюжник ударил тяжелым омоновским ботинком по калитке, выставив перед собой короткоствольный автомат Калашникова, ринулся вперед, крикнул:

— Давай!

Следом устремилось еще четверо бойцов.

Алибаба развалился на мягком кожаном сиденье, распахнув дверцу и поставив ногу в ботинке из крокодильей кожи на асфальт. В руке он держал двадцатизарядный «стечкин» — пистолет, который при его размерах лежал в огромной лапе как влитой. На панели расположилась плоская, будто игрушечная, рация, из которой слышались переговоры:

— Проходная — два «бревна»…

— Первый пункт — «бревно»…

— «Бункер» — "бревно…

— Еще "бревно… Пятый, как у вас?

— Еще «бревно»!.. У, черт! «Бревно» означало бездвижное тело.

— Первый, отработал. «Самураев» нет. Только «брёвна»…

— Второй — чисто…

Через некоторое время ворота разъехались, и появившийся в них с автоматом под мышкой Биндюжник подал знак Алибабе.

— Ну? — спросил Алибаба, выйдя из машины и подойдя к своему помощнику.

— Никого. Только «бревна», — сказал Биндюжник.

Алибаба подошел к воротам, глянул в сторожку, расположенную на территории за воротами. Увидел там два распростертых тела.

— Подохли? — равнодушно спросил он.

— Живы. Без сознания, — Биндюжник кинул презрительный взгляд на разлегшихся на полу старшего лейтенанта госбезопасности и гориллоподобного насильника детей, выпущенного год назад на свободу под поручительство организации «Гуманизм и прогресс».

Алибаба неторопливо шел вперед, держа «стечкин» в руке за ствол, как молоток. Внешне он старался выглядеть невозмутимым, и у него это получалось. Это была его старая любимая игра на собственных нервах. Он получал наслаждение, сдерживая свои порывы, будто накапливая злость на будущее, когда она будет нужнее.

Территория была донельзя запущенная, неухоженная. Когда-то здесь цвели клумбы, вдоль аллеи росли серебристые елочки, трехэтажный корпус сиял вычищенными и вымытыми добросовестными солдатиками окнами, и бордюры были белые. Сейчас порядок никого не волновал. Стекла в половине окон давно вылетели. Асфальт местами был взломан и наспех, халтурно залатан. Здание выглядело заброшенным — в таких водятся привидения. Перед ним стояла «Волга» и длинная грузовая фура.

Не так давно здесь хотели сделать гольф-клуб. Есть такая мода. Русский люд туговато понимает, что такое гольф и зачем он нужен, но гольф-клубы как-то нежданно стали в России заведением первой необходимости, как бордель или бар для гомиков. Были предложения сделать здесь и коттеджный поселок, поставить вышки, как на зоне, запустить собак, у которых зубы что твой палец, и жить вдали от сует. Но «бункер» был настолько ценен, что Паук не позволил.

«Бункер» располагался не в главном корпусе, а позади него, в длинном гараже. Гараж — это была маскировка еще с тех времен, когда умели и любили маскироваться от придуманных и настоящих врагов.

Алибаба вошел в бокс гаража, под потолком которого тлела слабая лампочка. Бойцы с автоматами стояли здесь. В их позах была показная залихватская небрежность — как обычно после штурма.

— Свободно, — бросил один из них.

Двери «бункера» распахнуты. Вниз вели широкие ступеньки, бледный свет неоновых ламп падал на белый кафель.

Алибаба невольно ускорил шаг. Его железные нервы начинали сдавать.

Все двери с кодовыми замками были открыты. Нападавшие без труда взломали всю систему охраны, которая, по заверениям подрядчика, гарантировала отличную защиту объекта.

Вот и «Аквариум» — стеклянная сверхчистая камера. Она располагалась в семи метрах под землей, равно как и лабораторные помещения.

Алибаба ощутил, как его лысина начинает потеть, — дурной признак сильнейшего напряжения, сжавшего его внутри.

Вот и бокс «ноль», где хранился объект номер один.

Алибаба переступил через два уютно устроившихся на полу тела в фиолетовых халатах. И с облегчением выдохнул.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: