— Папа, гава, — сказала Софи. — Гава. — И захихикала.

Остаток ночи Софи проспала в папиной постели, а папа сидел рядом на стуле, не сводя глаз с запертой двери и не выпуская из рук трости со шпагой. У Чарли в комнате не было окна, поэтому единственным входом — как и выходом — оставалась дверь. Когда Софи на рассвете проснулась, Чарли поменял ее, помыл и переодел в дневное. Затем позвонил Джейн — чтобы она готовила завтрак, пока он уберет стекло и штукатурку в детской и сходит вниз за какой-нибудь фанерой.

Нехорошо только, что нельзя вызвать полицию, — вообще никого нельзя вызвать, но если от единственного звонка одного Торговца Смертью другому наступает вот такое, рисковать не стоит. Да и что скажет ему полиция про черные перья и пятна крови, которые на глазах превращаются в дым?

— Ночью кто-то кинул кирпич в окно Софи, — объяснил он Джейн.

— Ух ты — и до второго этажа докинули? Когда ты ставил по всему дому решетки, я думала, ты рехнулся, а теперь думаю, что нет. Туда надо заправить такое стекло с проволокой на всякий случай.

— Заправлю, — сказал Чарли.

На какой еще случай? Он понятия не имел, что произошло в комнате дочери, но посреди всего этого разгрома она осталась целехонька, и это пугало его до полусмерти. Окно-то он заменит, но отныне ребенок спит у него в комнате — до тридцати лет, пока не выйдет замуж за бычару с навыками ниндзя.

Вернувшись из подвала с листом фанеры, молотком и гвоздями, Чарли увидел Джейн на кухне — она сидела у стойки, затягиваясь сигаретой.

— Джейн, я думал, ты бросила.

— Я бросила. Месяц назад. А эту случайно в сумочке нашла.

— Почему ты куришь у меня в доме?

— Я зашла в комнату Софи — хотела принести ей зайку.

— Ну? И где Софи? Там на полу еще, наверное, стекло, ты жене…

— Ага, она там. И это не смешно, Ашер. Твоя одержимость домашними зверюшками перешла все границы. Чтобы сбросить адреналин, мне теперь надо будет пережить тройной урок йоги, сделать массаж и выкурить косяк толщиной с термос. Они меня так напугали, что я немножко обсикалась.

— Джейн, что ты такое мелешь?

— Смешно, да. — Джейн криво усмехнулась.

— Очень смешно. Я про гав, папа.

Чарли пожал плечами, словно желая осведомиться, нельзя ли излагать еще невнятнее или невразумительнее, — этот жест он освоил в совершенстве за тридцать два года жизни, — затем подскочил к комнате Софи и распахнул дверь.

Внутри, по обе стороны от его драгоценной дочурки, сидели два громаднейших чернейших пса, каких он только в жизни видел. Софи разлеглась на полу, опираясь на одного, а другого лупила плюшевым зайкой по морде. Чарли не успел сделать и шага к спасению дочери, как один пес перемахнул комнату прыжком, сшиб Чарли на пол и пригвоздил к месту. Второй немедленно разместился между отцом и ребенком.

— Софи, папа уже идет за тобой, ничего не бойся. — Чарли попытался выкрутиться из-под пса, но тот нагнул голову и зарычал, с места же не сдвинулся.

Чарли прикинул, что одним цапом зверь может отхватить почти всю его ногу и толику тулова в придачу. Башка у него больше, чем у бенгальского тигра в зоопарке Сан-Франциско.

— Джейн, помоги мне. Сними с меня эту тварь.

Пес поднял голову, по-прежнему придавливая лапами плечи Чарли.

Джейн развернулась на кухонном табурете и поглубже затянулась.

— Это вряд ли, братец. Ты на меня их спустил, вот сам теперь и выпутывайся.

— Я не спускал. Я вообще такого не видел ни разу в жизни. Такого никто вообще на свете не видел.

— Знаешь, у нас, у кобел, очень высокая толерантность к кобелям, но все равно это не дает тебе права. Ладно, разбирайся, — сказала Джейн, сгребая ключи со стойки в сумочку.

— Приятных песиков. А я позвоню на работу и скажу, что у меня обострение глюков.

— Джейн, погоди.

Но она ушла. Чарли услышал, как хлопнула входная дверь.

Видимо, псу было неинтересно есть Чарли — интереснее просто держать его на полу. Едва Чарли шевелился, чтобы как-то выползти из-под твари, тварь рычала и наваливалась сильнее.

— Лежать. К ноге. Фу. — Чарли перепробовал все команды, которые слышал от дрессировщиков по телевизору.

— Апорт. От винта. Слазь с меня нахуй, зверина. — (Последнюю он сымпровизировал.)

Зверь гавкнул ему в левое ухо — так громко, что Чарли оглох, и теперь с той стороны только звенело. Другим ухом он услышал детское хихиканье из дальнего угла.

— Софи, солнышко, все хорошо.

— Папа, гава, — сказала его дочь.

— Гава. — Она подковыляла к Чарли и заглянула ему в лицо.

Огромный пес облизал ей мордашку, чуть не свалив ребенка на пол. (В полтора года Софи по большей части передвигалась, как очень маленький пьянчуга.)

— Гава, — повторила она.

Затем схватила гигантского пса за ухо и стащила его с Чарли. Сказать точнее, зверина позволила ей отвести себя от Чарли. Тот вскочил и потянулся было к Софи, но второй пес прыгнул между ними и зарычал. Головой своей он доставал Чарли до груди, даже когда прочно стоял на полу всеми четырьмя лапами.

Чарли прикинул, что весу в каждой — фунтов четыреста-пятьсот. Как минимум вдвое больше самой большой собаки, что ему попадалась, — ньюфаундленда, который купался в Акватик-парке рядом с Морским музеем.

У этой парочки шерсть была гладкая, как у доберманов, широкие плечи и грудь, как у ротвейлеров, но квадратная башка и уши торчком, как у догов. И они были такими черными, что будто бы всасывали свет, а Чарли видел только одно существо, которое так умело, — ворону из Преисподней. Ясно было, что церберы эти, откуда бы ни взялись, явились отнюдь не с этого света. Но ясно было и другое: здесь они не для того, чтобы навредить Софи. Животному таких размеров ее не хватит даже заморить червячка, да и желай они ей зла, уже давно бы перекусили пополам.

Комнату Софи разгромить ночью могли и собаки, но нападали явно не они. Сюда явилось нечто злонамеренное, а собаки защитили его дочь — так же, как охраняли ее сейчас. Чарли плевать хотел, чего ради, — он просто был благодарен, что они на его стороне. Прятались они где-то в комнате или нет, когда он только сюда ворвался, услышав звон стекла, он не знал, но казалось, что теперь они уходить не собираются.

— Ладно, ладно, я не хочу ей ничего плохого, — сказал Чарли.

Пес расслабился и отступил на пару шагов.

— Ей надо на горшок. — Чарли чувствовал себя преглупо.

К тому же он только сейчас заметил, что на псах — широкие серебряные ошейники, и это, странным образом, встревожило его сильнее, чем собачьи габариты. После полуторагодовой разминки в его воображение бета-самца легко вмещались два гигантских пса, которые ни с того ни с сего объявляются в спальне его дочери, но вот мысль о том, что кто-то надел на них ошейники, вырубала его напрочь.

В квартиру постучали, и Чарли попятился к выходу.

— Солнышко, папа сейчас вернется.

Чарли открыл дверь, и внутрь впорхнула Лили.

— Джейн сказала, что у тебя тут две здоровенные собаки. Я должна видеть.

— Лили, постой, — воззвал к ней Чарли, но остановить не успел — она уже миновала гостиную и входила в детскую.

Оттуда послышалось низкое рычание, и спина Лили опять возникла в дверях.

— Ебать-колотить, чувак, — произнесла она, расплываясь в ухмылке.

— Какие же они клевые. Где ты их достал?

— Нигде я их не доставал. Они там просто очутились.

Чарли тоже подошел к двери детской. Лили повернулась и схватила его за локоть.

— А они, что ли, у тебя инструмент торговли смертью?

— Лили, мне казалось, мы больше об этом не упоминаем.

Это была правда. Лили слово держала. С тех самых пор, как обнаружилось, что Чарли — Торговец Смертью, она этой темы вообще едва ли касалась. Кроме того, ей удалось закончить среднюю школу без судимости и поступить в Кулинарный институт. У последнего были свои преимущества: теперь девушка ходила на работу в белой поварской куртке, клетчатых штанах и резиновых мокроступах, что несколько смягчало боевую раскраску и цвет волос, но общая гамма Лили оставалась суровой, мрачной и несколько пугала.