Леонид Платов

Поправка к лоции

На одной вечеринке зашла речь о том, как удивительно меняется сейчас география нашей родины. Советские люди выращивают в пустынях леса, создают новые моря, поворачивают русла рек - в общем в мирных условиях переделывают по-своему свою землю.

- Почему же только в мирных условиях? - удивился хозяин дома, офицер флота. - И на фронте случалось, что советские люди меняли географию того или иного района.

Он уточнил с военной педантичностью:

- Если этого, конечно, требовала обстановка.

Кое-кто из гостей выразил сомнение.

- Да зачем за примером далеко ходить? - разгорячился хозяин. - Вот он вам, пример!.. Иван Акинфиевич Демин!

И указал на пожилого молчаливого моряка, который в течение всей вечеринки скромно сидел в уголке у патефона и по указанию танцующих менял пластинки.

Все с удивлением посмотрели на него.

- Нет, правда! - продолжал хозяин. - Горы с места сдвигал!

- Уж и горы... - смущенно сказал Иван Акинфиевич. - Скалу одну в шхерах убрал, только и всего.

- А на скале на этой весь шхерный район держался, как на оси! Не из-за тебя, скажешь, пришлось в лоцию поправку вносить?

Хозяин шагнул к книжной полке, снял "Лоцию Балтийского моря" и, найдя нужную страницу, прочел вслух:

- "...в районе же банки Ранкинматала на подходах к городу К... старые створные знаки изменены в результате боевой деятельности советских военных моряков..." Не ты разве этот самый моряк?

Заинтересованные гости подступили к Ивану Акинфиевичу с расспросами.

Он попытался отделаться шуткой: "Пришел, увидел, подорвал". "А вы поярче! С подробностями!" - закричали вокруг. Тогда он принялся излагать события языком реляции: "Оценив обстановку...". "Приняв решение..." и, наконец: "Приказ командования был выполнен".

Помогать Ивану Акинфиевичу взялся хозяин дома.

В результате их соединенных усилий получился более или менее связный рассказ...

Шхерная эпопея Демина началась с вызова к контр-адмиралу.

Можно было ожидать благосклонного разговора, даже похвал, - на прошлой неделе катер Демина подбил немецкую быстроходную десантную баржу. Но был возможен и нагоняй - на Демина нажаловался начальник санчасти, придравшийся к его коку за отсутствие гигиены в камбузе.

- Зачем меня вызывает адмирал, не знаете? - вполголоса спросил Демин начальника штаба, проходившего через приемную.

- На берег списывают, - также вполголоса ответил тот и непонятно чему усмехнулся.

Демин оторопел.

"Как на берег? За что?.."

- Ты почему сердитый? - удивился адмирал, увидев вытянувшееся лицо Демина.

- Я ему сказал, что на берег списываем, - пояснил начальник штаба, раскладывая на столе бумаги для доклада. - Он и перепугался.

- Так ведь на какой берег... На вражеский!

Адмирал подвел Демина к большой - во всю стену - карте.

- Вот, стало быть, где ты будешь находиться. В самом осином гнезде... Не беспокойся, не обленишься!

Палец его быстро прочертил зигзаг от опушки в глубь шхер и остановился в точке, которую в лоциях называют узлом, или стыком, фарватеров.

- Это продольный, это входной фарватер. Вот маяк. Разноцветные дуги вокруг - предупредительные огни маяка. Сам понимаешь: теснота, камней всяких, островов... И есть среди них один островок... - Палец чуть отодвинулся от маяка. - Безыменный, безлюдный. Куча скал и полдесятка сосенок на скалах. Широкой ладонью контр-адмирал прикрыл островок. - Сюда и высадят тебя, понимаешь? С почестями будут высаживать, с иллюминацией. Только чествование устроят подальше, милях в пяти, на плесе перед гитлеровскими береговыми батареями...

Так и сделали.

В августе на Балтике кончается пора белых ночей, но перед батареями и летом не бывало так светло, как в ту ночь. "Люстры" качались над морем, подвешенные в несколько ярусов. Некоторые только что вспыхнули и горели, медленно опускаясь на парашютах, другие, догорев, рассыпались снопом искр над самой водой.

Гитлеровцы стреляли осветительными снарядами с перелетом, создавая светлый фон позади кораблей, подошедших к берегу. Советским артиллеристам ракеты не требовались, - на берегу загорелся лес, и с моря стали хорошо видны приземистые силуэты блокгаузов.

Вдруг, развернувшись под огнем, корабли легли на обратный курс и исчезли так же внезапно, как появились.

События той ночи хвастливое немецко-фашистское командование представило, как свою победу, - русские-де не сумели высадить на побережье десант. Однако десант был высажен. Ценой большого риска со стороны отвлекающей группы одному из катеров удалось незаметно проникнуть в глубь шхер и забросить на перекресток шхерных дорог человека, который стоил в тех условиях доброго батальона морской пехоты.

Этим человеком был Демин.

Катерники знали, что в их распоряжении считанные минуты. Они проворно расчистили на острове углубление между камнями, превратив его в жилище, натянули между соснами антенну, а на рога стереотрубы накинули камуфлированную сеть.

- Пора, - предупредил Демин, взглянув на часы. Стиснул руку командиру катера. - Счастливого плавания вам!

- И вам также!..

Всплеск. Приглушенный рокот мотора. И вот уж он один в шхерах, на клочке вражеской территории, окруженный сумрачно чернеющей водой.

Демин думал о Балтике. Умственный взор его охватывал сразу все, всю панораму балтийского театра от левого фланга на латвийском побережье до правого, упершегося в зазубрины финских шхер. Где-то справа был и он, разведчик, пост морской разведки, вынесенный далеко за линию фронта.

Он чувствовал себя частицей огромного, удивительно слаженного механизма наступления. Балтика за его спиной поднималась, готовая к броску. И это сознание своей неразрывной связи с наступающей громадой флота, с его стремительными торпедными катерами, с его морской авиацией, с его эсминцами, крейсерами, линкорами наполняло Демина гордостью.

Перед рассветом мимо прошло несколько шхун. Маяк заработал, указывая путь среди островков и банок. Демин загляделся на мигающий зрачок в ночи. Крыша маяка была конусообразной, как абажур, и ему пришли на память слова, сказанные адмиралом вместо напутствия:

- У самой лампы всего светлее...

Сидя у "лампы", Демин наблюдал день за днем, как проплывают караваны: лайбы, груженные до отказа, сидящие гораздо глубже ватерлинии, черные угольщики и нефтевозы, верткие шюцкоры, полосатые, как гиены.

Куда приятнее было бы сейчас нажать кнопку стреляющего приспособления. Но надо надавливать на радиоключ, выстукивая донесение: "точка, тире, точка, тире, тире..." Товарищи Демина, катерники, мчатся по его вызову наперехват вражеских караванов.

В наушниках слышатся шорох, свист, стрекотание морзянки, появляется и исчезает музыка. Диктор произносит размеренным голосом: "Семь часов сорок пять минут по московскому времени. Передаем последние известия..."

Демин продолжает вращать верньер настройки.

В сутолоке эфира он различает отрывистую команду на русском языке. Это командиры катеров переговариваются по радиофону.

Отголоски далекого боя доносятся до разведчика в его тайном убежище. Ловя отрывки фраз, отдельные слова, Демин старается догадаться о том, что происходит у опушки шхер. Он представляет себе, как грохочет эхо среди скал, белыми призраками встают всплески в мрачных коридорах и, запрокинувшись на корму, тонут вражеские корабли.

На обратном пути, радостные, торжествующие, катерники обмениваются впечатлениями:

- Ну и куш был!

- Не ждали нас. Как снег на голову!

- Демину нашему спасибо! Вовремя постучал на базу.

- Хорошо воюет Демин! Точный, как часы!

Гитлеровцы, конечно, не могли не слышать чужую рацию, работавшую у них под боком. Но запеленговать ее было нельзя. Едва пристраивались к волне, как та пропадала, нырнув в эфир. Настойчиво-дерзкий щебет морзянки возникал через несколько секунд на новой волне и опять пропадал.