Мы горячо благодарили мистера Рэнсома и поздравляли с таким удачным двойным выстрелом. Наша благодарность имела основания. Не говоря о том, что он избавил нас от смертельной опасности, он еще и снабдил нас провиантом.

И все же мы были в большом замешательстве. До такой степени голода, чтобы есть сырое мясо, мы еще не дошли, сварить же нашу добычу было не на чем. Снова заговорили о скамейках с лодок, и по зрелом размышлении некоторые из них решили-таки употребить на топливо.

Несмотря на страшный голод, ели мы, однако, без особого аппетита, потому что мясо полярного медведя, питающегося в основном рыбой, имело отвратительный вкус. Возможно, окорока оказались бы вкуснее под маринадом с сахаром, но у нас не было ничего для того, чтобы их замариновать. Приготовленный таким способом окорок американского черного медведя — подлинное объедение. Зато нам было из чего выбирать, мы ели самые нежные куски.

Наш ужин был скорее завтраком. Мы еще не кончили его, как небо на востоке окрасилось розовым и загорелось золотом, предвещая великолепный восход солнца. Всем сердцем мы желали ясного дня. Избавившись от перенесенного ужаса и отдохнув от волнения, вызванного радостью спасения, мы снова, даже сильнее, чем раньше, были охвачены тревогой за свою дальнейшую судьбу. Где «Летучее облако»? В какой части, с какой стороны ледяного поля? В виду ли берега? Если нет, то мы подвергаемся страшной опасности. Это хорошо понимали наши ветераны.

Лишь только озарилось небо, все взоры обратились к морю. Некоторые, в том числе и оба наши офицера, взобрались на вершину скалы. Но ни простым глазом, ни в подзорную трубу нельзя было нигде заметить «Летучее облако». У берегов виднелась полоса чистой воды, потом ледяное поле и плавучие льды, было видно, как льдины плыли и сталкивались друг с другом. Дальше во все стороны, насколько хватало глаз, расстилалось зеленое море. Ни берега, ни паруса.

Когда солнце поднялось высоко, горизонт оставался все так же пустынен. Мы восприняли это как новый жестокий удар судьбы. Некоторые из нас не понимали всей безнадежности положения, пока им не объяснили его. По неопытности мы не хотели верить в серьезность ситуации, как недавно, когда нам говорили о свирепости полярных медведей, готовы были даже смеяться над этим. «Ну и что же, что мы не найдем свой корабль, — рассуждали новички, — разве мы не можем добраться до какого-нибудь населенного пункта, а оттуда тем или иным путем на родину?» Мы были согласны даже на встречу с дикарями и не исключали ее, зная, что они не злобны.

— Вы говорите о дикарях! — пытался остудить наши головы старый Гровер. — Что дикари! Нечего нам думать о дикарях и не их надо бояться. Дикари!.. Да я не хотел бы ничего лучшего, как встретиться с ними. Но их нет в этой проклятой стране, нет! Здесь нет ничего похожего на человеческое существо! Нет, нет! Не люди и не звери должны беспокоить нас. Взгляните вокруг — насколько хватает взор, вы видите все ту же негостеприимную землю. Мы можем идти две недели и не найти пищи, достаточной для того, чтобы накормить хотя бы кошку. На протяжении тысяч милей земля все такая же, как эта: черная грязь, болотные кочки, покрытые жалкой травой…

Мистер Гровер был несомненным авторитетом, и никто не подумал не только возражать ему, но даже обратиться за подтверждением его слов к другим «северянам». Даже самые неопытные начали убеждаться, что «Летучее облако» мы можем и вправду не увидеть никогда.

Чем больше и трезвее мы размышляли, тем крепче утверждались в этом. Все было против нас. Я уже не говорю о ледяном поле, которое тянулось сплошной полосой с востока на запад. Это поле меньше всего тревожило нас, мы чувствовали, что способны так или иначе преодолеть его. Но к чему нам его переходить, если нигде не видно нашего корабля?

Увы! Мы не видели его, и не было у нас надежд его увидеть вновь. Он стоял на якоре, когда его покинули три лодки. Судно оставалось на месте, поджидая их. Одна из лодок возвратилась, но какие известия она принесла на борт? Даже сам Лидж Коффен, если бы даже он был оптимистом, что утешительного мог бы он сообщить? А он был пессимистом. И в последний раз он видел нас, когда мы отчаянно боролись со льдами. Так как он сам испытал все превратности и ужас этой борьбы, проходя канал, то, конечно, вполне мог быть уверен, что мы затерты льдами. По его мнению, мы погибли, и, наверное, он так и сказал капитану Дринкуотеру.

Чем более мы думали об этом, тем более считали себя погибшими. К довершению несчастья, небо опять покрылось тучами, и с востока на нас надвигался густой туман. Это было повторением вчерашнего, только туман поднимался сегодня часом раньше. Уже в полдень мы не могли разглядеть солнца. Нас окутал сумрак. Мы совершенно упали духом. Последний луч надежды погасал в нас.

Остаток дня мы провели в полном бездействии. Даже когда туман временами давал возможность исследовать горизонт, мы не делали этого, до такой степени все пали духом. Туман, покрывший море и землю, позволял видеть не более чем на двадцать ярдов вокруг. Он стоял всю ночь — вторую ночь, которую мы проводили на этой негостеприимной земле. Даже если бы мы могли видеть сквозь туман, мы бы равным образом ничего не выиграли. Корабль не мог бы приблизиться к нам, потому что из-за тумана должен был бы стоять там, где он его захватил.

Не имея возможности видеть корабль, мы прислушивались, в надежде услышать сигнальный выстрел пушки. Но ничего не было слышно, кроме пронзительных и жалобных криков птиц, которые словно совершали погребальный обряд над нами.

Эта ночь была не теплее предыдущей, но провели мы ее не так, как накануне, на площадке, обдуваемые ледяным ветром. События страшной минувшей ночи дали возможность троим из нас выспаться в тепле. Три матроса ухитрились сделать себе одеяла из шкур убитых медведей, вывернув их наизнанку, мехом внутрь.

Мы больше не страдали от голода, но вынуждены были принести в жертву еще несколько скамеек с наших лодок, чтобы развести огонь. Теперь мы решились на это гораздо легче, мы уже были готовы пустить в ход и наши весла, и даже самые шлюпки, в полной уверенности, что нам уже больше никогда не доведется ими воспользоваться. Мы дошли до этого. Или почти дошли.