ПЕРЕВЁРНУТЫЕ МАЛЬКИ

Я всматривался вперёд. Было мне легко, радостно. Снова вижу море, Японию, корабли!

Одно удивляло: рыбаков-то в заливе нет! Нет маленьких рыбацких шхун, на которых суетятся в синих куртках работящие японские рыбаки. Не видно ни флажков с солнышком, ни сетей.

Я сказал капитану:

- Рыбаков-то не видно.

- Да что ты! Какие теперь в заливе рыбаки, какая рыба! Всё отравили.

Я вздохнул раз-другой, даже нёбо защипало от кислоты и серы.

А Бойс выглянул в дверь, повёл носом и недовольно спрятался в рубку.

Вода вокруг стала коричневой, рыжей. У борта проплыла дохлая рыбина, за ней другая. Потом появилась стайка странных мальков. Они то подпрыгивали, то старались уйти вглубь, но один за другим переворачивались и, мёртвые, плыли вслед за большими рыбинами...

На минуту над заводами, над мачтами пароходов всплыло солнце, всё облило малиновым светом, но тут же ввалилось в густую полосу дыма, задохнулось и, вздрагивая, заколыхалось в облаках гари. Как перевернувшийся малёк.

Запахло циновками, загрохотали портовые краны, и показались пакгаузы с иероглифами на стенах.

Мы пришвартовались.

По трапу к нам уже бежали раскосые смуглые грузчики в оранжевых касках, в тряпичных тапочках - большой палец отдельно - и приговаривали по-русски: "Давай-давай!" Началась выгрузка.

ПОРЯДОК!

Теперь я был в Японии. Но вот где "Новиков-Прибой", на котором я пойду в Америку, в каком порту?

Несколько раз я брал бинокль и рассматривал стоящие у причалов суда... В наступившей жаре и духоте все очертания расплывались.

Может быть, этот, за пакгаузами, - белый, с могучими мачтами? Или вон там, высокий, сероватый, дальше по заливу, в Иокогаме?

Я сошёл на причал.

С улицы пахнуло рыбой. От рыбной лавочки торопливо шли грузчики. Одни несли в ладонях горстки ракушек, другие размахивали вязками вяленой рыбы.

Из маленьких серых домиков, как на всех тихих улицах, вежливо улыбались и кланялись седые японки в дешёвых кимоно. Вот простучали деревянными гета японки побогаче - в цветных одеждах. Вот молодой папаша-очкарик понёс за спиной дочку.

Вдруг кто-то тронул меня за рукав. Я оглянулся. Две аккуратные девочки протягивали мне запечатанный ящик с прорезью в крышке: "Пожертвуйте для больных".

Чуть дальше переглядывались два япончика в школьной форме с альбомами под мышкой: интересно! Человек из-за границы приплыл.

Я бросил в ящик несколько монеток, девчонки тряхнули чёрными волосами и убежали.

Тогда один из мальчишек смущённо хихикнул и попросил:

- Сувенир...

Я опустил руку в карман - там завалялось несколько наших копеек, протянул мальчишкам. Они взяли монеты, засмеялись и припустили через улицу. Потом оглянулись, крича:

- Аригато! Спасибо!

Я ещё прошёлся и поднялся на судно.

- Ты где бродишь? - встретил меня Шубенко.

- "Новиков" ищу!

- Порядок! - сказал он. - "Новиков" твой в Иокогаме. И мы там будем. А завтра - в Токио. Тут у нас есть один знакомый деловой японец. Из фирмы, которая с нами торгует. Завтра едет в Токио, подбросит и нас. Посмотрим на город, на Токио-тауэр. И купим наконец дочке куклу. Три года обещаю и всё никак не привезу! Поедем?

ПОЮЩАЯ ЛАПША

Я нагладил парадные брюки, рубашку и пошёл побродить по судну. Не сидится! Завтра - в Токио!

В кают-компании команда смотрела японский телефильм.

Вдруг фильм прервался. По экрану покатились бутылки с соком. Рядом с ними возник пухлый малыш. Он стал пить сок и превращаться в могучего белозубого японца. Реклама. Это мне уже случалось видеть не раз. Я вышел на палубу.

Краны молчали. У грузчиков начинался ужин. Они сидели на корточках у стены пакгауза и быстро ели из пластмассовых коробок палочками рис или ловко макали в коричневую соевую подливу листья морской капусты, деловито отправляли их в рот и от удовольствия покачивали головой. Кто приправлял свой ужин кусочками рыбы, кто ракушками.

Небо становилось фиолетовым, поздним. А тишина дальней-дальней - на весь залив.

Из-за пакгауза донёсся звон колокольчика: динь-дон, динь-дон... И на причал въехала маленькая коляска с ящиком. Вёз её невысокий хрупкий паренёк. Рубашка у него была выпущена поверх брюк и раскачивалась в такт шагам... Смотрел он по сторонам нерешительно, даже, казалось, застенчиво. Но вот кто-то из грузчиков окликнул его и подбежал с коробкой в руке.

Мальчик остановился, открыл ящик, из которого дохнуло облачко пара, зачерпнул поварёшкой и положил в коробку порцию лапши. Грузчик бросил мальчику монетку, а тот уже доставал новую порцию: к нему торопился второй грузчик, и от стены поднимался ещё один.

Мальчик положил им тоже и уже решительней окинул взглядом остальных: не хочет ли ещё кто?

Но грузчики больше не обращали на него внимания. Одни прикорнули на часок в проходе на палубе, другие, расстелив газеты, ложились вздремнуть прямо на бетонном причале. И мальчик покатил тележку к другим судам.

- В прошлый раз старик ездил, - сказал кто-то из матросов.

- Может, дед заболел, - предположил вахтенный. - Или просто послал парнишку учиться делу. Жить-то надо! Каникулы... - усмехнулся он. - Идёт поёт: "Лапша, лапша!" И повозка-то называется "Поющая лапша".

Издалека, как однообразная песня, всё доносился тонкий крик мальчика.

Быстро наступил вечер, стало прохладно. Иероглифы на зданиях запылали, как под ветром угли в костре. Вдалеке неоновым сиянием засветился Токио.

Грузчики взялись за работу. А внизу, за трапом, снова раздалось: динь-дон, динь-дон... Мальчик опять толкал свою тележку - в обратную сторону.

Теперь он шёл устало и только изредка всё ещё поглядывал вверх в надежде на случайного покупателя.

Но покупателей не было, и он, согнувшись, шёл дальше.

- Так и будет ездить, пока всё не распродаст, - сказал вахтенный.

Я постоял ещё, прислушиваясь к плеску воды, и отправился в каюту.

Прилёг на койку и стал смотреть в иллюминатор.

Вот засветились на небе несколько звёзд. Потом под резкий заунывный гудок по пакгаузу пробежал синий свет - проехала ночная полицейская машина. Крикнула испуганная чайка и успокоилась.

Только с палубы иногда раздавался мерный скрип троса.

А с причала, то издалека, то совсем рядом, всё слышалось: динь-дон, динь-дон... Как горькая колыбельная, от которой невозможно было уснуть.

МАЛЕНЬКОЕ ПРЕПЯТСТВИЕ

Утром, только я прибрал в каюте и сделал зарядку, на причал вкатилась новенькая легковая машина "тоёта".

Молодой японец в чёрном костюме покрутил вокруг паль ца сверкающий золотистый ключик на цепочке и крикнул по-русски:

- Добрый день, капитан-сан! Шубенко сверху помахал ему рукой:

- Коничива, Исиро-сан! Как жизнь?

- Отлично! - улыбнулся японец, снова весело взмахнул ключиком от машины, будто всё в жизни открывалось им, и спросил по-русски: - Ну что, едем?

- Пять минут на сборы! - приказал мне Шубенко. А через десять минут мы уже сидели в машине. Исиро-сан вырулил на шоссе, включил магнитофон. И под тихую приятную мелодию мы помчались по Хайвею - свободному шоссе до Токио. Мимо рисовых полей с крестьянами в соломенных шляпах, мимо фанерных домиков и каналов с серыми баржами...

Всё мчалось, торопилось, неслось.

Мы взлетели на мост. Исиро-сан прямо из автомобиля протянул девушке в форме несколько иен, получил квитанцию: проезд оплачен. И скоро перед нами распахнулся ошеломляющий город.

Дома теснились, поднимались один над другим, как акробаты в цирке. Над теми, что взобрались выше остальных, сияли названия фирм: "Хитаци", "Мицубиси", "Атака", "Сони".

А вдали, опираясь на алые стойки, высилась знаменитая токийская телебашня Токио-тауэр.

Машина катилась, как шарик в китайском бильярде: из тоннеля - на мост, с моста - в тоннель. И вышка быстро вырастала перед глазами, будто только что выпила несколько бутылок разрекламированного витаминного напитка.