Его била дрожь. Некоторое время он лежал, боясь высунуться. С улицы — ни звука.

Сколько так пролежал в постели, он не помнит. Голоса больше не слышались. Бешено колотилось сердце, казалось, оно вот-вот выскочит из груди.

«Надо выпить настой валерианки, — подумал профессор. — Снимет тахикардию».

Но флакон находился в аптечке на кухне.

Евгений Тимурович подождал. Сердце не успокаивалось. Тогда он, все еще боясь зажигать свет, стараясь не шуметь, спустился вниз. Электрический фонарик лежал на привычном месте. Баулин отыскал настойку, дрожащей рукой накапал нужное количество и выпил. Присел на табурет. Минут через пять тахикардия прекратилась. Он забылся, облокотившись на стол.

И вдруг его словно подбросило от звука дверного звонка. Инстинктивно схватив за ножку табуретку, он медленно двинулся в прихожую.

Евгений Тимурович зажег свет, повернул ключ в замке, отодвинул задвижку и рывком отворил дверь.

На пороге стояла Кленова. Одна. С цветами в руках. Он не мог оторвать глаз от кроваво-красных роз.

— Женя, дорогой! — протянула ему букет пациентка Людмилы Иосифовны Соловейчик.

— Марш в палату! — закричал Баулин. — Сейчас же!

Голос у него сорвался, и он закашлялся.

Кленова от испуга выронила цветы.

— Я что сказал!.. Немедленно!.. — словно в истерике продолжал профессор. — Иначе завтра же выпишу вас из клиники!..

Женщина отпрянула, повернулась и быстро исчезла. По дорожке простучали ее каблучки, затем хлопнула калитка.

Он выглянул наружу. Никого. Затем, не выпуская из рук табуретку, обошел вокруг дома, всматриваясь в темноту сада. Там тоже как будто никого не было.

Баулин пошел в дом, поднял у порога цветы, уколовшись о крупные коричневые шипы, и отнес их на кухню.

В гостиной зазвонил телефон. Профессор прошел в комнату, машинально посасывая уколотый палец, снял трубку.

— Не спишь?

Это был генеральный директор «Интеграла» Аркадий Павлович Ростовцев.

— Нет еще, — ответил Баулин, стараясь говорить спокойно, хотя внутри у него все сотрясалось.

— Мне передали, что ты звонил и хотел со мной встретиться, — сказал Ростовцев.

— Непременно! И чем раньше, тем лучше!

Через пятнадцать минут Аркадий Павлович уже входил в дом профессора.

На следующий день, 3 июля, утром, а точнее — в десять часов, к главному входу Центрального телевидения, что на улице Королева в Останкине, подъехала белая «Волга» с сиденьями, обтянутыми красным бархатом. Подъехала стремительно и в то же время как-то элегантно. Шофер остановил машину мягко, ровно в трех шагах напротив стеклянной двери. Из «Волги» вышел Рэм Николаевич Мелковский, мужчина лет тридцати пяти, в кремовых брюках и светло-коричневой рубашке-сафари, легких летних туфлях, которые напоминали домашние, но в то же время выглядели совсем недешево — явно из магазина «Березка». Аккуратная прическа ежиком, модные дымчатые итальянские очки (фильтры чуть-чуть затемненные), японский «дипломат» с электронным замком, массивные часы «сейко» на металлическом браслете довершали облик Рэма Николаевича. Он прошел в вестибюль, где десятка два людей томились в ожидании заказанного пропуска, не глядя по сторонам, поднялся по широкой лестнице, вынул из нагрудного кармашка и показал сержанту милиции сафьяновую книжечку, которая удостоверяла, что Мелковский является «специальным корреспондентом Центрального телевидения». Более того, в удостоверении была особая отметка, разрешающая его владельцу проходить повсюду в этом огромном здании, — привилегия далеко не для всех, даже сотрудников ЦТ.

Вообще-то у Рэма Николаевича имелось с десяток различных удостоверений и пропусков. Он сотрудничал в нескольких журналах и газетах, состоял членом двух творческих союзов — писателей и журналистов, был завсегдатаем Центрального Дома кино и Центрального Дома работников искусств. Впрочем, в Домах архитекторов и композиторов он тоже был своим человеком. Помимо всего, Мелковский имел книжечку, которой дорожил особо, — удостоверение МВД СССР, в котором он значился «консультантом по печати». Правда, удостоверение это было просрочено, однако Рэм Николаевич не спешил сдавать его на продление. Он знал, что многие из его коллег обратно удостоверения не получали, ибо новое руководство министерства подобного рода «консультантов» не очень баловало. А даже в просроченном виде это удостоверение не раз выручало, когда шофер персональной «Волги» вступал в небольшие конфликты с правилами дорожного движения…

Прежде чем подняться на девятый этаж к режиссеру своей передачи, Мелковский спустился в бар. Когда Мелковский наконец поднялся на девятый этаж, вся съемочная группа была в сборе. Со всеми, кроме редактора, Мелковский выезжал в командировки для съемок не раз. Это были отличные работники, каждый в своем деле ас. Впрочем, то, что собралась такая группа, — заслуга самого Рэма Николаевича. Он лично ходил к руководству Гостелерадио.

— Договорился, все в порядке, дают «кодак», — по-обыденному просто произнес Мелковский, когда на него накинулись с расспросами насчет пленки.

— Ну, что я говорил! — патетически промолвил оператор, указуя перстом в потолок.

— Как тебе все удается? — развел руками режиссер Лётов.

— А главное — буквально в пять минут, — подчеркнул администратор.

— У меня просто нет времени, — улыбнулся Рэм Николаевич. — Как у того парижского финансового чиновника Жана Малаплата…

— Кто это?

— Малаплат, — объяснил Мелковский, — посвятил целых сорок лет, чтобы перевести на французский язык «Фауста» Гёте… Правда, перевел исключительно точно и высокохудожественно, но положить сорок лет на одно произведение, притом не свое…

— Считай, целая жизнь, — подытожил редактор и посмотрел на часы.

Это был сигнал к тому, что надо обсудить детали завтрашнего выезда на съемки.

— Рэм Николаевич, вы летите с нами? — спросил режиссер.

— Да, — кивнул Мелковский. — Как с билетами? Помощь не требуется?

— В ажуре, как всегда, — с некоторой обидой откликнулся администратор. — Я и на вас заказал.

— Отлично. Гостиница, выходит, в Березках тоже обеспечена, — уже утвердительно произнес Рэм Николаевич.

— Режиссеру, оператору, звукооператору, редактору и мне — одноместные, — перечислял администратор. — Для ассистентов и осветителей — двухместные. Вам — люкс.

— Обо мне вы зря, — улыбнулся Мелковский. — Там я, считайте, свой. Двенадцатый номер всегда мой, даже если я на диком бреге Иртыша…

— Удаляюсь. — Администратор взял свой портфель и направился к двери.

— Да, — обратился к нему Мелковский, — нас будут встречать?

— А как же! — ответил администратор. — За вами пришлют директорскую «Волгу».

— За себя я не беспокоюсь. А как остальные? Аппаратура ведь, вещи…

— Такси возьмем, — невозмутимо пожал плечами администратор. — Для этого мне дают деньги.

— Зачем шиковать? — поморщился Мелковский. — Копейка-то государственная, разбрасываться не стоит… Ты вот что сделай: позвони от моего имени Ростовцеву.

— Генеральному директору «Интеграла»?

— Ну да, Аркадию Павловичу. У них есть транспорт. Кстати, не без моей помощи достали пяток «Икарусов»… Попроси, чтобы подогнали автобус в аэропорт.

— Автобус, конечно, лучше, — согласился администратор и пошел звонить.

— А какие у тебя затруднения? — спросил Мелковский у Лётова.

Тот взял сценарий будущей передачи, полистал, нашел нужное место.

— Вот. Интервью с генеральным директором…

— Не интервью, а беседа, — поправил Рэм Николаевич. — Неужели сам не понимаешь? Кому нужны казенные слова, избитые вопросы?.. Непринужденная беседа. И снимаем не в кабинете, а на натуре.

— Это само собой, — обиженно произнес режиссер. — Я же тебе не какой-нибудь ремесленник…

— Ну вот, в амбицию полез…

— Ладно, хорошо… Я вот что хотел уточнить. Кто будет в кадре с Ростовцевым? По-моему, лучше тебя…

— Конечно, я не мальчик, разговор пойдет на равных… У меня идея — снять беседу с ним на фоне озера. Красотища там — почище Швейцарии!