Когда ему было предложено место епископа в Индии, он сначала отказался; но потом, посовещавшись с самим собой (и с тем Советчиком, к Которому такие люди прибегают со своими сомнениями), он взял свой отказ обратно и стал готовиться к новой миссии и к разлуке с любимым приходом. "Детки, любите друг друга и прощайте друг другу", - таковы были его последние святые слова, обращенные к плачущей пастве. И он покинул своих прежних прихожан, зная, быть может, что больше уже с ними не увидится. Как и у других названных выше хороших людей, любовь и долг составляли цель его жизни. Счастливец. Счастливцы все те, кто хранит им верность! По пути он пишет жене такие очаровательные строки:
Когда б при мне с детьми была ты, о любовь моя,
Легко по Гангу бы плыла крылатая ладья!
На палубе я в тишине, чуть занялся рассвет,
Зной не настал, но тяжко мне: тебя со мною нет.
Брожу на гангском берегу, а мысль моя - с тобой,
Тебя забыть я не могу вечернею порой.
Я книги в полдень разложил - не пишется, беда!
И труд мой без тебя постыл, без твоего суда.
Когда я господу молюсь, колени преклоня,
Возносишь ты, не ошибусь, молитву за меня.
Вперед, куда бы долг ни вел в мельканье дней и тьмы:
О знойный индостанский дол, альморские холмы,
О сень делийских пышных врат, о заросли Мальвы,
Грядущих сладостных отрад не умалите вы.
Вовек не мог Бомбей седой такого счастья знать,
Как то, что ждет нас, лишь с тобой там встретимся опять.
Разве это не то же самое, что Коллингвуд и Сара или Саути и Эдит? Душевная привязанность составляет часть его жизни. Да и что была бы без этого жизнь? Без любви я не мыслю себе джентльмена.
В своих "Путешествиях по Индии" Хибер трогательно описывает, как он спросил жителей одного города, кого из правителей Индии они ставят выше всех, и оказалось, что хотя никто не оспаривает величия лорда Уэсли и Уоррена Хастингса, однако теплее всего люди вспоминают судью Кливленда, который умер в 1784 году двадцати девяти лет от роду. Над его могилой установлен монумент, и до сих пор в память о нем справляется религиозный праздник, а в родной стране подобным же образом сегодня горячо чтут память о благородном Хибере.
Так, стало быть, Кливленд умер в 1784 году, но до сих пор любим язычниками? А ведь 1784 год - важная дата и в жизни нашего друга, Первого Джентльмена Европы. Разве вы не знаете, что в этом году он справлял свое совершеннолетие и открытие Карлтон-Хауса и задал грандиозный бал для знати и дворянства, на котором, без сомнения, красовался в том бесподобном розовом кафтане, о котором шла речь выше? Мне очень хотелось побольше узнать об этом бале, и я стал, ища сведений, перелистывать старые журналы. Празднество происходило 10 февраля, и вот в мартовском номере "Европейского журнала" я сразу же нашел, что искал:
"Теперь, когда работы по перестройке Карлтон-Хауса завершены, мы предлагаем читателям описание праздничных покоев, какими они открылись десятого числа прошедшего месяца, когда Его Королевское Высочество давал бал для знати и дворянства...
При входе в приемную залу занимается дух от невыразимого ощущения блеска и величия. Трон Его Высочества сделан из золота и обтянут алым камчатным шелком, каждая ножка оканчивается четырьмя львиными головами, символизирующими храбрость и силу, и обвита змеей, означающей мудрость. Над спинкой трона - изображение шлема Минервы, а на окнах - многокрасочный святой Георгий в сияющем нимбе.
Но истинный шедевр - это большой салон; здесь каждое украшение свидетельствует о несравненной изобретательности. Стены драпированы атласом лимонного цвета с фигурами, оконные занавеси, обивка кресел и диванов - того же цвета. Потолок украшен аллегорическими картинами, на них изображены Грации и Музы, а также Юпитер, Меркурий, Аполлон и Парис. По концам залы стоят два огромных канделябра золоченой бронзы. Невозможно словами передать, каким они отличаются необыкновенным мастерством и тонкостью отделки, - это две пальмы, ветви которых расходятся на пять сторон, чтобы лучше отражать свет, а под ними стоят две прелестные сельские нимфы, обвивая стволы гирляндами цветов. В центре же висит роскошная люстра. Чтобы оценить весь интерьер dan son plus beau jour {В самой выгодном свете (франц.).}, его лучше всего разглядывать в зеркало над камином. Анфилада комнат от салона до бальной залы являет собой при распахнутых дверях поистине грандиознейшее зрелище в истории".
А в "Журнале джентльмена" за этот же месяц и год - март, 1784 содержится описание другого торжества, в котором главное участие принимал другой великий джентльмен, тоже англичанин по происхождению.
"В соответствии с приказом, Его Превосходительство Главнокомандующий был допущен на публичное заседание Конгресса, и председатель, сев на свое место, после паузы объявил, что депутаты собрались и готовы его выслушать. И тогда, поднявшись, он произнес такую речь:
- Господин председатель, великие события, в зависимость от которых я ставил мою отставку, наконец произошли. И ныне я пришел в Конгресс, дабы сложить перед ним данные мне полномочия, и прошу освободить меня от службы моему отечеству.
Счастливый признанием нашей независимости и суверенности, я ухожу с поста, который в свое время принимал не без колебаний, смолкнувших, однако, перед уверенностью в правоте нашего дела, перед поддержкой нации и ее высшего органа и перед покровительством Неба. Завершая этот последний этап моей государственной службы, я поручаю интересы нашего любезнейшего отечества заботам Всемогущего Бога и тех, кому принадлежит руководство, Его святому заступничеству. Выполнив назначенную мне работу, я удаляюсь с театра исторических действий; и, сердечно прощаясь с этим высоким органом власти, под чьим началом я так долго действовал, слагаю мои полномочия и удаляюсь от обязанностей общественной жизни.
На эти слова председатель отвечал:
- Сэр, отстояв знамя свободы в Новом Свете и преподав полезный урок и угнетателям и угнетенным, вы удаляетесь от дел с благословением ваших сограждан; слава же ваших достоинств не прекратится с вашим военным командованием, но перейдет в отдаленнейшие века".