Через несколько минут к ним через весь цех торопливо направился Уилсон, руководитель производства. Улыбнувшись, он обнял Майка и Гарри за плечи. Какие трудности, ребята? – улыбаясь Гарри и понимающе, ободряюще сжимая плечо Майка. Гарри нахмурился, повернулся так, чтобы рука Уилсона упала с его плеча, и заговорил сквозь зубы. Токарь, работающий на этом станке, обрабатывать нержавейку не будет. Я пытался объяснить ему, мистер Уилсон, что заказ надо выполнить… ничего страшного, Майк, – похлопывая его по плечу и еще шире улыбаясь обоим, – я уверен, что мы сумеем все уладить. Гарри – человек благоразумный. Нечего тут улаживать. Нержавейку он обрабатывать не будет. Майк собрался было раздраженно всплеснуть руками, но Уилсон помешал ему это сделать, на мгновение обняв его одной рукой, потом улыбнулся и снова похлопал его по спине. Может, пойдем в комнату отдыха, покурим и все обсудим? Вы не против, ребята? Майк согласился и направился в курилку. Гарри хмыкнул, не двинувшись с места, когда Уилсон жестом пригласил его следовать за Майком, и лишь тогда, когда Уилсон сам направился туда, тоже пошел, отставая от Уилсона меньше, чем на шаг. В курилке Уилсон достал пачку и предложил им сигареты. Майк взял одну и сунул ее в рот. Гарри молча вынул сигарету из собственной пачки и, не обращая внимания на зажигалку Уилсона, закурил. Уилсон спросил, не хотят ли они по бутылочке коки, и оба отказались. Токарь, до той поры сидевший в углу, подошел к Майку и спросил, может ли он продолжить работу. Гарри принялся было что-то орать, но Майк велел токарю идти на рабочее место, а станок не включать. Обожди пока. Через минуту мы подойдем. Рабочий ушел, и Уилсон тотчас же повернулся к Гарри – улыбаясь, стараясь казаться спокойным и не показывать своего к нему отвращения.

Уилсон посмотрел на Гарри и решил больше не пытаться обнять его за плечи – этот номер не пройдет. Послушай, Гарри, твоя позиция мне понятна, и я с ней считаюсь. Мы давно знакомы, ведь я уже много лет имею удовольствие с тобой работать и знаю, так же, как знает Майк, да и все на заводе, что ты добросовестный, честный труженик и что тебе дороги интересы организации и рабочих. Не правда ли, Майк? Майк машинально кивнул. Вот я и говорю, Гарри, все мы знаем, что ты хороший парень и что лучше тебя никто не смог бы следить за выполнением решений профсоюза на нашем заводе, и за это мы все тебя уважаем и тобой восхищаемся. Да, твои способности, твой ум, вызывают у всех уважение и восхищение. Поверь моим словам, ведь я говорю это не как руководитель организации, а как человек, который трудится здесь вместе со всеми, как товарищ по работе. Я ни за что на свете не стал бы просить кого бы то ни было пойти даже на малейшее нарушение профсоюзных инструкций. Для меня договор – это священный документ, и я буду следовать ему, чего бы это мне ни стоило… однако – и это я говорю как работник и руководитель… видишь ли в чем дело, у нас тут всё так же, как в профсоюзе. У вас есть устав и регламент. Так? Я уверен, что ты с ними знаком. Мало того, я уверен, что ты строго их соблюдаешь, но, вероятно, бывают случаи, когда тебе приходится делать незначительное исключение. Нет, обожди минутку… Гарри наклонился вперед и попытался что-то сказать… дай договорить. Вот послушай, допустим, в правилах оказано, что собрание должно начинаться в восемь часов, но вдруг поднимается сильная вьюга, и люди добираются на собрание на полчаса или на час дольше, чем обычно. Тогда тебе приходится либо ждать и начинать собрание с опозданием, либо начинать собрание вовремя при отсутствии надлежащего количества участников. Уилсон улыбнулся, сделал передышку и затянулся своей сигаретой, довольный собственной ловкостью и считая позицию Гарри несостоятельной. Гарри затянулся своей сигаретой, выпустил дым в сторону Уилсона, бросил окурок на пол и раздавил его каблуком. То, чем мы занимаемся на профсоюзных собраниях, вас не касается до тех пор, пока нам не захочется вам об этом рассказать. Ну конечно, Гарри, это мне известно, я и не имел в виду ничего другого. Я только пытаюсь сказать, что наша организация, как и ваш профсоюз, как впрочем, и любая другая организация, – это одна команда, и все, кто связан с этой организацией, от президента до лифтеров, – члены этой команды, и все мы должны ладить друг с другом. Все выполняют в равной степени важную работу. Работа президента не более важна, чем твоя, ведь если ты откажешься со всеми сотрудничать так же, как должен сотрудничать президент, работа не будет выполнена. Вот что я пытаюсь сказать. Мы все должны стоять у руля – так же, как в профсоюзе. Так вот, у нас есть заказ, который необходимо выполнить, причем немедленно. В настоящий момент заказ способен выполнить только этот новый рабочий. Именно по этой причине он его и выполняет. Безусловно, мы не намерены по собственной инициативе просить кого-либо делать то, что могло бы даже рассматриваться как нарушение профсоюзных правил, но этот заказ надо выполнить… слушайте, этот парень – новичок, и нержавейку обрабатывать он не будет, так что хватит зря языком молоть. Если вы разрешите ему продолжить работу, я всему треклятому заводу дам указание начать забастовку, – Гарри побагровел, взгляд стал свирепым, – понятно? Если понадобится, я целый день простою у этого ебаного станка, и только попробуйте разрешить парню продолжить работу – ей-богу, и двух ебаных секунд не пройдет, как весь ебаный завод выйдет на улицу, и ни один разъебай из тех кровососов, что заправляют этой лавочкой, меня не остановит! Ясно? Если вам нужна забастовка, вы ее получите. Он вышел из курилки, хлопнул дверью и опять подошел к станку. Ни слова не сказав рабочему, который с нетерпением ждал, прислонившись к столу, он попросту встал у станка с другой стороны.

С минуту Майк с Уилсоном смотрели на дверь, потом Майк спросил Уилсона, не хочет ли тот, чтобы он все-таки разрешил рабочему продолжить. Нет, Майк, лучше не надо. Мне неприятности ни к чему. Срочно возвращайся за свой стол. Я поговорю с мистером Харрингтоном.

Разговор с мистером Харрингтоном никак не входил в планы Уилсона, но другого выхода он не видел. Он ни в коем случае не хотел брать на себя ответственность за приближение срока забастовки. Мистер Харрингтон жестом пригласил Уилсона сесть и спросил, что его тревожит. Уилсон сел на стул и все рассказал. Едва услышав имя Гарри, мистер Харрингтон помрачнел, потом, когда Уилсон начал вдаваться в подробности, стукнул кулаком по столу. Он слушал, все больше свирепея и негодуя – не только потому, что Гарри имел наглость бросить вызов и ему, одному из вице-президентов, и всей корпорации, но и потому, что знал: придется пойти на компромисс и вместо того, чтобы стереть Гарри в порошок, как бы ему этого ни хотелось, постараться во что бы то ни стало избежать неприятностей; заказ, о котором шла речь, надо было выполнить в срок. Он не мог допустить простоя. Но скоро начнется забастовка, и тогда он от Гарри избавится. Он уже давно ненавидел Гарри и никак не мог избавиться от него, но надеялся, что забастовка ему в этом поможет. Как глава переговорной комиссии, представлявшей корпорацию, он знал, что сумеет убедить всех ее членов в необходимости и в дальнейшем отвергать требования профсоюза, даже если эти требования будут обоснованными. Он знал, что корпорация может позволить рабочим бастовать до конца года практически без потери чистых поступлений. Мистер Харрингтон предполагал, что, если забастовка продлится полгода, профсоюз охотно прекратит ее, как только он согласится с большей частью требований при условии, что получит возможность уволить Гарри. Игра стоила свеч. Терять ему было нечего.