Винни рассмеялся, пытаясь сделать вид, будто оценил слова Жоржетты (лишь смутно сознавая, что, возможно, чего-то в этих словах не понял), толкнул девицу, рванувшуюся было к двери, обратно на стул, вышел, потрепал Жоржетту по щеке и достал у нее из кармана сигарету. Значит, говоришь, прогуляться? Может, я даже разрешу тебе меня ублажить. Ах, ты же деньги берешь! – надеясь, что он не шутит, и пытаясь в самой изящной своей манере вести себя по-женски скромно. Тебе это обойдется всего в пятерку, – прислонился к крылу стоявшей у тротуара машины и посмотрел в открытую дверь «Грека» на остальных, желая убедиться, что они всё видят и слышат. Меня поражает твое великодушие, Винсент, – игнорируя его претензии: Меня зовут Винни, и забудь это дерьмовое имя Винсент! – и желая поиметь его, даже если все-таки придется платить, но не желая строить с ним отношения на деловой основе, Она даст ему денег, если он захочет, но только не в тот момент; если она так поступит, это не только загубит, или по крайней мере замарает, мечту, но и превратит ее, Жоржетту, в его клиента, а это будет невыносимо, особенно после столь долгого ожидания. Она знала, что, пока все остальные здесь, он не займется ею, опасаясь, как бы его не начали дразнить жертвой гомика, и потому вынуждена была ждать и надеяться, что все разойдутся. Рассуждая таким образом, и все же в глубине своей забензедриненной души надеясь, что ошибается и что он возьмет ее под руку и они вместе уйдут, она продолжала вести свою игру. Да будет тебе известно, что у меня десятки клиентов, которые мне платят, причем не какие-то жалкие пять долларов.

А я с тебя ничего не возьму, Жоржи, – внезапно схватив ее за ухо. Не трогай меня, Гарри, гнусный урод, – оттолкнув его руку и попытавшись ударить по ней ладонью. Уж с тобой-то я сексом заниматься не собираюсь. Гарри достал из кармана свой кнопочный нож, раскрыл его, закрепил выскочившее лезвие, пощупал лезвие и острие и двинулся на Жоржетту, а та попятилась, отмахиваясь от него слабыми руками. Стой смирно, и я сделаю из тебя настоящую женщину без всякой поездки в Данию. Они с Винни рассмеялись, а Жоржетта продолжала пятиться, вяло вытянув руки. Ты же не хочешь, чтобы у тебя между ног болталась эта большая сосиска, Жоржи, малыш. Давай я ее отрежу. Вовсе она не большая, всего-то с мизинец, – она пыталась унять свои страхи, вообразив себя героиней, – и отстань от меня.

Гарри незаметно метнул в нее нож и крикнул: соображай быстрее! Она приподняла ногу, закрыла лицо руками, отвернулась и пронзительно закричала, а нож, ударившись о стену у нее за спиной, упал на тротуар и отлетел на несколько футов. Гарри с Винни смеялись. Винни подошел к ножу и поднял его. Жоржетта пошла прочь, по-прежнему визгливо крича на Гарри. Ах ты, гнусный урод! Ах ты, пидор неандертальский! Ах ты… Винни метнул нож, крикнув: соображай быстрее! Жоржетта подпрыгнула, сделала пируэт, пытаясь увернуться от ножа, завопила, умоляя их прекратись (лишь благодаря бензедрину не начиналась истерика), но они смеялись, смелея по мере того, как усиливался ее страх; швыряя нож все сильнее и ближе к ее ногам; нож летел мимо и отскакивал в сторону, его подбирали и снова швыряли в приплясывающие ноги (всё это напоминало сцену из второразрядного вестерна); смех, прыжки и пируэты прекратились сразу, как только лезвие ножа вонзилось ей в икру ноги (будь это доска, а не плоть, лезвие вибрировало бы и дребезжало, как натянутая струна). Жоржетта недоуменно посмотрела на рукоятку с небольшой видимой частью лезвия, торчащие из ноги, слишком удивившись, чтобы почувствовать, как по ноге струится кровь, подумать о ране или об опасности, просто уставилась на нож, пытаясь понять, что произошло. Винни и Гарри стояли и смотрели. Гарри пробормотал что-то насчет классного броска, и Винни улыбнулся. Жоржетта подняла голову, увидела, что Винни ей улыбается, снова взглянула на нож и закричала, что ей испортили новые слаксы. Все остальные, наблюдавшие из забегаловки, рас-смеялись, а Гарри спросил ее, что за штуковину она выращивает у себя на ноге. Жоржетта попросту обозвала его разъебаем, доскакала на одной ноге до ступеньки у боковой двери «Грека» и медленно села, стараясь не шевелить вытянутой ногой. Гарри спросил, не хочет ли она, чтобы он выдернул нож, и она закричала, послав его к черту. Наклонившись, осторожно взявшись кончиками пальцев за рукоятку и закрыв глаза, она дернула для пробы, а потом медленно вытащила нож из ноги. Она вздохнула и выронила нож, потом прислонилась спиной к дверному косяку, слегка согнула ногу, протянула руку и сняла туфлю. Туфля была наполнена кровью. Действие бензедрина уже почти кончилось, и когда она выливала кровь из туфли, ее всю трясло. Кровь брызгала, проливаясь на тротуар, маленькая лужица, ручейками растекаясь по трещинам в асфальте, смешивалась с грязью и исчезала… Жоржетта завопила и обругала Гарри.

В чем дело, Жоржи? Бедной маленькой девочке бо-бо? Она хрипло закричала. Вы меня ранили! Ах вы, уроды поганые, вы меня ранили! С мольбой в глазах она посмотрела на Винни, пытаясь вновь взять себя в руки (действие бензедрина уже совсем кончилось и сменилось паникой), надеясь снискать его сочувствие, глядя на него нежно, как возлюбленная, прощающаяся навсегда, а Винни рассмеялся, подумав, что она очень похожа на собаку, выпрашивающую кость. В чем дело? Ты что, порезалась?

От ярости и страха она едва не потеряла сознание, а все остальные хохотали во всё горло. Она посмотрела на лица, слившиеся в одну сплошную массу, и ей захотелось надавать всем пинков и оплеух, заплевать и исцарапать эти рожи, но когда она попыталась шевельнуться, боль в ноге остановила ее, и она снова прислонилась к косяку, уже полностью ощущая свою ногу и впервые думая о ране. Она задрала штанину до колена, содрогнулась, почувствовав, что штанина пропиталась кровью, и взглянула на рану – кровь еще сочилась, – на пропитавшийся кровью носок и на лужицу крови под ногой, стараясь не обращать внимания на свист и крики: Молодчина, девочка, снимай!

Винни сходил к «Греку», взял у Алекса пузырек йода, вышел и велел Жоржетте ни о чем не волноваться. Я тебя вылечу. Он приподнял ей ногу, залил рану йодом и рассмеялся вместе со всеми, когда Жоржетта закричала и вскочила, схватившись обеими руками за раненую ногу и запрыгав на другой. Они свистели и хлопали в ладоши, а кто-то запел «Танцуй, балерина, танцуй». Жоржетта упала на землю, по-прежнему отчаянно стискивая ногу, и села посреди тротуара, в пятне света, льющегося из забегаловки, – одна нога поджата, другая поднята и согнута в колене, голова опущена между ног – ни дать ни взять клоун, изображающий танцовщицу.