— Дьявол! — Выругался обер-полицмейстер и ударил кулаками по столу. Было видно, что он взбешен не на шутку. — Этот мерзавец ушел?

— Да, к сожалению.

Его превосходительству потребовалось время, чтобы успокоиться. Полицмейстеры, и прежде не отличавшиеся особенной разговорчивостью ныне и вовсе затаились, перестав дышать. Константин Никифорович подобрался, доблестный «гусар» — Николай Соломонович — по-детски вжал голову в плечи, а Петр Андреевич, до этого почти лежавший в кресле, сел прямо. И когда с лица Александра Александровича сошла краснота, ноздри перестали гневно раздуваться, а в глазах перестали сверкать молнии, Его превосходительство продолжил.

— Дело принимает совсем дурной оборот. Мало того, что этот черный человек замешан сразу в двух делах, одно из которых громкое, так еще совершил нападение на пристава следственных дел, моего человека!

— Нельзя знать наверняка, человек ли это, — заметил господин. К слову, его голос звучал все так же спокойно, как и ранее. — Лица его никто не видел, рук тоже. Роста он меньше человеческого.

— Ну вряд ли он аховмедец, — усмехнулся обер-полицмейстер.

— Конечно, непохож, — согласился титулярный советник. — А это здесь при чем?

— Так с владельцем складов, тот который Черного описал, незнакомец расплатился золотыми аховмедскими монетами. Потому и вопросов никаких не было. Золото обладает силой затыкать любопытные рты.

— Покамест это ни о чем не говорит. Аховмедские монеты могли использоваться нарочно, чтобы мы связали ограбление и убийство Логофета.

— Слишком уж закрученно получается, ну да ладно. Может ты что в Черном заметил, шрам какой или особенность?

— Ничего, — развел руками Меркулов. — Вместо лица черная маска, даже рассмотреть не смог, темная одежда, плащ, трость… вот, — он продемонстрировал новое оружие, которое свободно вышло из ножен.

— Матерь Божья, так вот как он этого несчастного аховмедца загубил.

— Именно, — согласился Витольд Львович.

— И как нам теперь сыскать этого Черного злыдня? Конечно, по всем участкам и даже околоткам его приметы разослали, да только что там интересного? Всякого теперь, кто в черном плаще рыскает останавливать?

— Можно через Элариэля попробовать разузнать что занятное, — предложил Меркулов. — Или его еще не сыскали?

— Да нашли его, — скривился Его превосходительство, а первый полицмейстер при тех словах аж вздрогнул, — люди Константина Никифоровича обнаружили. Да только теперь вряд ли чего эльфиец расскажет. В морге тот Элариэль лежит заколотый.

Орчук заметил, как Витольд Львович так сжал кулаки, что те аж побелели от отхлынувшей крови. Мих и сам понимал, дело теперь дрянь. Сели они, все они, в большущую грязную лужу. А как выбираться оттуда непонятно.

— Он в морге, Ваше превосходительство? — Задумчиво переспросил Меркулов.

— А где ж ему еще быть? Истинно там.

— Если вы не против, я бы хотел взглянуть на тело.

— Да сколько угодно Витольд Львович. Я уж всякую надежду потерял. Чувствую, последние дни в должности отбываю. Делай, что хочешь, от меня тебе полный карт-бланш.

— Еще кое-что, Ваше превосходительство, — уже почти дошел до двери Меркулов, но вернулся. — Я тут на пепелище нашел кое-что, да в суете запамятовал показать, так и езжу второй день, вот, — титулярный советник достал оплавленное золотое перо отдал обер-полицмейстеру.

— А вот это интересно, позвольте, — встрепенулся Петр Андреевич, что чуть не обронил очки. — Перо-вольница.

— Ну что нам с того? — Пожал плечами Александр Александрович. — Жалко, другого слова не скажу, потеряна вещица.

— Ваше превосходительство, посмотрите, — указал толстенький полицмейстер на черные каменья, — ведь ранее это были бриллианты, а теперь графит. Это может значит только одно… Витольд Львович, вы можете ехать, мы теперь сами разберемся.

Меркулов кивнул и вышел прочь, а орчук, даже не разгибаясь в челобитье, попятился за ним. Чувствовал Мих, что день будет суетный. Самое же мерзкое, что опять с беготни начался и поесть толком не успели.

Несколькими часами ранее

Ночная мгла окутала пристройку у дальнего выхода из полицмейстерства, как отчаянье окутывает потомственного дворянина, получающего менее двухсот рублей жалованья в месяц и пытавшегося одновременно с этим покупать новое платье и посещать приличные собрания. Главное учреждение, занимающееся именно тем, чтобы в темное время суток жителям Моршана жилось в высшей степени покойно, затихло и само. Редко где скрипнет половинца или застучат по лестницам сбитые каблуки фельдфебеля, но двое, пришедшие сюда в этот поздний, а скорее даже ранний час, все равно замолкали, прислушиваясь к постороннему шуму.

— Что ж ты, раззява, на глаза ему попался? Сказано тебе было, следить, не вызывая подозрений, — качнулась тень повыше.

— Магия, — только и ответил низкий собеседник.

— Магия, — передразнил его первый. — И трость дурацкую у тебя отобрал.

— Могу вернуть, — предложил низкий, — Меркулов силен днем, но когда-то даже ему нужно спать.

— Ага, не ровен час еще на орка его сторожевого наткнешься, чурбан ты эдакий.

— Большой, но неловкий, легкая цель, — как-то не слишком эмоционально ответил Низкий, будто речь шла о сорте копченой колбасы, — могу и титулярного советник сразу…

— Болван! Не дай Бог что с Меркуловым случится я тебя в порошок сотру. Нужен он нам еще для осуществления плана.

— Моему хозяину нужно только одно, чтобы святыня была переправлена Тарстоун. Сколько людей или прочих погибнет при этом ему не интересно.

— Удила пусть твой хозяин закусит, да терпения наберется. После ограбления Императорского музея каждый корабль или дилижанс из Славии проверяются, а уж в столицу Великогоблинарии тем более. Ждать надо, а пока святыня у меня побудет, ничего с ней не сделается. Будет дополнительная гарантия моей сохранности, ведь всей суммы я так и не увидел.

— Полностью всю сумму вы получите после передачи святыни, — голосом заводного болванчика, точно не в первый раз этот разговор уже был, ответствовал Низкий.

Высокий хотел возразить, но по улице проехал экипаж и он на всякий случай замолчал. Не хотел, чтобы даже посторонний прохожий, мимо шествовавший, бубнеж услышал (полностью речь тут разобрать трудностно). А когда вновь стихло все, продолжил.

— Что по Витольду этому, выскочке, делать я тебе позже скажу. Он у меня еще хлебнет сполна. Но время нужное должно прийти. Чтобы все к мнению о нем сами пришли, без подсказок. А я уж зерно сомнений засею.

— Хорошо. Еще приказы будут?

— Будут. Есть эльфариец, Элариэль, нос свернут у него на бок и глаз правый наполовину прикрыт. Сидит обычно на углу Толмачевского и Никольского переулков, значитца, и обитает рядом. Видел он, как ты козлоногого убил. Понимаешь к чему я?

— Понимаю, нужно устранить.

— В самое ближайшее время. Прямо сейчас туда езжай, к утру, чтобы в морге лежал. Как ты его найдешь, кого распросишь и все остальное, меня не интересует.

— Ясно, — коротко ответил Низкий.

— Последнее… — Высокий замялся, точно размышляя, спрашивать или нет. Но все же сказал. — Неужто так и не покажешь лицо. Меня-то ты знаешь, не ровен час поймают тебя, вряд ли запираться будешь.

— Меня нельзя поймать. И даже, если все же это произойдет, можете быть спокойны. Нет таких пыток, под которыми я бы сознался в том, что знаю. Все, что вам надо знать — мой хозяин наказал исполнять все ваши распоряжения, все остальное пустое.

— Ну-ну, — хмыкнул собеседник. — Вот потому вас, гоблинарцев, и не любит никто. Ясно никогда не выражаетесь, себе на уме.

— Я не говорил, что гоблинарец, — сказал Низкий. — Мне идти уже, светать скоро начнет, или еще что сказать хотите?

— Иди уже, каверзник.

Странной, чуть подпрыгивающей походкой, выскочил во внутренний двор Невысокий. Ночь Моршанская хоть и звездная выдалась, луна вон тоже серебристым боком подсвечивает, а все же не удалось в нем ровно ничего разлядеть. Сам непонятный, человек или прочий, фигура в черное завернута, только пристальнее присматриваться начнешь, а он до угла дошел и юрк куда-то, будто и не было его.