Долго любоваться этим зрелищем нам не пришлось. Николаев сунул окровавленную шиповку под мышку и захромал под трибуну. Тут его и догнала эта девица. Она оказалась корреспондентом областной газеты. Она приехала специально на наши межклубные соревнования. Она мечтает описать какой-нибудь яркий эпизод. Она видела эту увлекательную дуэль, эти великолепные прыжки. Ей страшно понравилось. Она непременно обо всем этом напишет. Стартовые протоколы она, конечно, читала и результаты, разумеется, знает, и ей осталось теперь задать лишь несколько вопросов победителю.

Бойкая попалась девчонка. Это ж надо - ухитриться проговорить такое секунд за пять, ей богу. Борька даже рот приоткрыл от удивления. Ему не часто приходилось иметь дело с журналистами. И на вопросы он отвечал с удовольствием. А я шел все время рядом и слушал их разговор.

- Ваш кумир, - спрашивала журналистка.

- Гвидо Мюллер, - не задумываясь, отвечал Николаев. - Преклоняюсь перед его техникой: он над планкой в бублик сворачивается, а мне приходится только мечтать о такой гибкости.

- Гибкость - это ерунда, - вставил я свое слово. - Главное - воля к победе. А в этом Мюллер в подметки не годится нашему Борьке Николаеву.

- Это я тоже запишу, - сказала журналистка, улыбнувшись.

Но я-то действительно так считал, кроме шуток. По-моему, Гвидо Мюллер просто не достоин собственного таланта. Все, кто интересуется прыжками, помнят, конечно, его выступление на "Европе". Мюллер тогда взял с первой попытки весьма посредственную высоту и объявил, что следующую пропускает. А вышло так, что все его соперники на этой, пропущенной им, высоте срезались. Гвидо стал победителем по попыткам. Борьбы не получилось. Разочарованные зрители скандировали "Мюллер! Мюллер!", ждали от него рекорда, но великий спортсмен сделал публике ручкой и покинул стадион. Потом в газетах писали что-то о грамотном тактическом ходе Мюллера, о его травмах, о планах его подготовки к Олимпиаде. Но впечатление-то все равно осталось неприятное.

Мы уже подошли ко входу в раздевалку, и Николаев стал прощаться с бойкой журналисточкой. Она осталась вроде бы довольна взятым интервью, но вдруг что-то вспомнила и, задержав его ладонь в своей, сказала:

- Ой, извините, Борис. Еще один вопрос. Последний. Мне это очень важно знать. Когда вы прыгали, вы преодолевали боль - или вы её просто не чувствовали, потому что увлеклись? Мне это очень важно знать.

Борька улыбнулся растерянно и пожал плечами.

- Да нет, - сказал он, - это совсем не важно...

Симпатяга-журналисточка посмотрела на Борьку непонимающе.

- Но это действительно не важно, - повторил он. - Чувствовал я боль, не чувствовал я боли - какая разница? Просто оставалось ещё две попытки. Понимаете, ещё целых две попытки! Целых две.

И он заковылял в раздевалку. А потом оглянулся и подмигнул ей:

- Чао, пресса!

- Фанатик! - выдохнула она, когда Николаев скрылся. - Фанатик.