— Он говорит, что ты прекраснее морской богини и что мне очень повезло с женой.

— Я благодарю за очаровательный комплимент. И еще скажи ему, что ты вовсе не избранник судьбы, а расчетливый тиран, который навязал мне брак при помощи шантажа и угроз.

Мартин рассмеялся.

— Этим Якоба не проймешь. Он еще помнит старые добрые времена, когда мужчина не просил, а требовал.

Старик наклонился к Мартину и прошептал что-то. Оба прыснули.

Глэдис растерянно переводила взгляд с одного на другого.

— А теперь что он сказал?

— Сказал, что у тебя холодный взгляд.

— Тогда с какой стати вы мерзко хихикаете?

— Якоб говорит, что в его деревне есть пословица: женщина, холодная днем, ночью пышет жаром.

Глэдис густо покраснела.

— Просто удивительно, какие глупости болтают в деревнях!

— Так ли, моя нежная женушка?

Но тут снова заговорил Якоб, и Глэдис возвела глаза к небу.

— А теперь что?

— Ему кажется, что в глазах твоих не только холод, — тихо произнес он. — Он говорит, ты выглядишь подавленной и несчастной.

— Какой умница этот Якоб!

— Он говорит, что мой долг — сделать тебя счастливой.

— Ты сказал ему, что лучший способ меня осчастливить — это оставить в покое?

Мартин сделал шаг, предостерегающе улыбнулся, и, не успела молодая женщина отстраниться, как их губы слились.

— Целовать меня, чтобы произвести впечатление на старика — что за глупость! — бросила Глэдис, переводя дух.

Голос ее звучал ровно, а учащенный пульс — лишь следствие усталости и жары, уверяла себя она. В ответ Мартин снова поцеловал ее, ласково и нежно, как на злополучной свадьбе, когда невеста попыталась сказать «нет».

— Я целую тебя потому, что мне так хочется, — очень тихо пояснил он, а затем отошел в сторону и принялся помогать Якобу с погрузкой багажа. А Глэдис все стояла на месте, стараясь унять неистовое биение сердца.

Узкая накатанная дорога вилась среди утесов, через дубовые рощи, сосняки, между выступами серых скал. Позади остались уютные домики. По мере того как путешественники поднимались выше, жилые постройки встречались все реже и со временем исчезли совсем, если не считать одной пастушьей хижины.

Дорога сузилась, казалось, что она так и оборвется среди облаков. И тут впереди возник дом. Сложенный из белого камня и крытый красной черепицей, он возвышался на каменистом мысу, что выдавался далеко в море.

И дом и пейзаж казались исполнены такой своеобразной дикой красоты, что Глэдис тотчас же поняла: перед ней жилище Мартина.

Якоб заглушил двигатель. В машине воцарилось гробовое молчание, тишину нарушал только отдаленный шум прибоя. Минуту спустя мужчины выбрались из фургончика, заговорили, и Мартин покачал головой. Старик раздраженно пробормотал что-то себе под нос, махнул гостье шляпой и проворно зашагал к дому.

— В чем дело?

Мартин вздохнул.

— Ему уже под девяносто, а то и больше. Вообще-то он скрывает свой возраст. — Фагерст помог Глэдис вылезти из машины. — Все молодого из себя строит! Хотел отнести багаж в дом. А я ему запретил, старому дурню.

— И велел ему прислать кого-нибудь из дома?

— В доме никого больше нет, только Хильда.

— Хильда?

— Моя экономка. — Мартин извлек из фургончика чемоданы и поставил их на траву. Под тканью футболки так и перекатывались мускулы. — А что, по-твоему, я сам не справлюсь?

Глэдис тут же вспомнила Кевина Ханта и состоящий при нем штат прислуги. На ее памяти Кевин никогда не носил ничего тяжелее кейса, а порою и его доверял лакею.

— Ну? — отрывисто спросил Мартин. — Как тебе дом? Вытерпишь в нем неделю наедине со мной?

Неделю? Наедине с Фагерстом? Если он задумал поместить ее в незнакомую, пугающую обстановку, то определенно преуспел!

— Здесь, конечно, не Лос-Анджелес, — как можно равнодушнее протянула она. — Но, по крайней мере, горячая вода и электричество тут есть?

Краем глаза молодая женщина подметила, как ее спутник помрачнел. Отлично, с горьким удовлетворением подумала она. А чего ты ждал? Слез? Возражений? Надеялся, что жертва примется заламывать руки и требовать возвращения в цивилизованный мир? Если так, то ты ошибся, мой дорогой! Ни умолять, ни унижаться я не стану.

— Ты, конечно, удивишься, но дом оснащен всеми современными удобствами, ненаглядная моя женушка. — Мартин коротко улыбнулся, подхватил чемоданы и зашагал к входу. — Понимаю, это испортит тебе удовольствие, но я не такой дикарь, как тебе кажется.

Снаружи царила жара, а в доме веяло прохладой: ледник, да и только!

Мартин опустил чемоданы на натертый до блеска деревянный пол и подбоченился.

— Хильда! — рявкнул он.

Где-то хлопнула дверь, и светловолосая женщина средних лет выбежала навстречу гостям. Хозяин дома обратился к ней по-шведски, а затем оглянулся на жену.

— Хильда по-английски не говорит, так что не трать зря времени, пытаясь привлечь ее на свою сторону. Она покажет тебе твою комнату и обо всем позаботится.

Комнату покажет экономка, а не Мартин! Еще одна маленькая победа, подумала Глэдис.

Хильда отвела гостью вверх по лестнице в просторную красивую спальню с ванной.

— Спасибо, — поблагодарила Глэдис и ласково улыбнулась.

Женщина просияла ответной улыбкой, но, когда дверь закрылась и Глэдис наконец-то осталась одна, лицо ее заметно омрачилось. Ей все здесь уже начинало нравиться! Почему же в груди пусто?

Сосны отбрасывали на холмы огромные тени. Быстро темнело.

Мартин расхаживал по террасе, глядя на море. По логике вещей, ему полагалось умирать от усталости. День выдался долгий, прямо-таки бесконечный. Достойное завершение адской недели — недели, которая началась с мысли о том, что он никогда больше не увидит Глэдис Рейнджер, а закончилась тем, что он назвал ее своей женой.

Назвал ее женой…

Мартин стиснул зубы, поднес к губам стакан с янтарным виски со льдом, жадно отхлебнул. Холодная пахучая жидкость обожгла горло: единственное чудесное ощущение за весь премерзкий день!

Что за наваждение! Еще совсем недавно жизнь его текла спокойно и размеренно, по раз и навсегда проложенному руслу, в центре коего высилась громада «Фагерст импайр». И что же? Глазом не успев моргнуть, он обзавелся женой, и ребенок уже на подходе! Однако жена эта воспринимает и его самого и все ему принадлежащее с таким холодным отвращением, что просто кровь вскипает в жилах.

Итак, дом ей не понравился. А с какой стати? Гнездо на самом краю света… да и насчет удобств он слегка приврал: собственно говоря, список и начинается и заканчивается электричеством и горячей водой. Эта женщина привыкла к роскоши, к городской жизни. В ее представление о рае вряд ли вписывается утес с видом на Балтийское море, где бедняжке предстоит провести семь нескончаемых дней наедине с идиотом, навязавшимся ей в мужья.

Фагерст нахмурился и залпом осушил стакан.

Впрочем, это не брак, это сделка… Так о нем и следует думать. Брак, даже при наиболее благоприятном стечении обстоятельств, не имеет отношения к любви, если смотреть в корень. Браки заключаются по подсказке похоти, либо в силу одиночества, либо ради размножения. Ну-с, в этом отношении они с Глэдис нимало не заблуждаются. Именно необходимость свела их вместе, и притворство здесь излишне.

Мартин снова наполнил стакан и жадно отхлебнул маслянистую жидкость. Впрочем, на что ему жаловаться? С ребенком ему повезло. Чем больше он об этом думал, тем больше радовался негаданному отцовству. Как, должно быть, отрадно качать на руках малыша, зная, что у него твое имя, твои гены, обдумывать его будущее…

Глава «Фагерст импайр» хмуро усмехнулся. Невзирая на все достижения современной науки, для того чтобы обзавестись потомством, по-прежнему нужна женщина. Жена! А лучшей жены, чем Глэдис, и пожелать нельзя.

Красива, умна, образованна. Всю жизнь вращается в светских кругах, среди артистической богемы; до некоторой степени сама принадлежит к этому обществу. Глэдис украсит любую вечеринку или званый обед и — он ни минуты не сомневается — будет хорошей матерью.