Глава 3. Лечит ли время?..

Он и впрямь это устроил! Он организовал ревизию в её кабинете! Какова наглость! Что он этим хотел показать? Елена выкладывала все документы перед проверяющими и знакомила их со всеми отчетами.

Оксана Павловна намеренно продлевала больничный, словно предчувствовала свое увольнение. Ходили слухи, что она подыскивает работу, и будто сам директор сказал ей о своих намерениях поставить на это место своего человека. Лена не испытывала интереса к тому, кто это мог быть. Она и сама намеревалась искать другую работу… Но только после того, как пройдет ревизия: она обязывала себя уйти с чистой совестью, а не бежать от ответственности.

Зарывшись в бумагах, Елена Андреевна выписывала данные для проверяющих, чтобы составить требуемые ими цифры. Работа была кропотливой, период – три года, сроки – до утра. И поэтому, созвонившись со своими, она предупредила, что, вероятнее всего, задержится на работе надолго, потому что тащить домой гору папок не имело никакого смысла.

Оставив только теплый свет настольной лампы, она окинула взглядом пустующий кабинет. Наслаждаясь воцарившейся в офисе тишиной, в предвкушении наслаждения, она поднесла к губам чашку с чуть остывшим кофе, бодрящий аромат которого немного прибавил сил. На блюдце лежали две шоколадные конфеты. Это всё, чем она могла немного успокоить себя, чтобы за несколько минут собраться с мыслями и отдохнуть.

Да просто она устала жаловаться себе на неудавшуюся судьбу, поэтому сейчас сердце молчало в смирении, желая как можно скорее оправиться от этого удара, который две недели назад нанес ей Максим своим внезапным появлением в её жизни. Думать не о чем – их шанс давно упущен, её чувства не играют никакой роли, судьба уже давным-давно решена. И нечего питать себя надеждами… Даже если они ненароком появляются в душе.

- Почему ты еще здесь?

От неожиданности Елена вздрогнула, выпустив из рук чашку с недопитым кофе. С жалостью взглянув на осколки, она обернулась к нему. В её глазах он прочел желание оставаться непокоренной. Равнодушно натянув на плечи спавшую вязанную шаль, она направилась к столу, не выражая эмоций относительно его неожиданного визита.

- Нужно кое-что закончить для ревизоров, - сухо ответила Лена, но не успела подойти к своему креслу, как перед ней вырос его силуэт, преградивший ей путь.

Даже в этом полумраке она видела его глаза, столь красноречиво излагающие ей свои тревоги. Не желая слышать возможную исповедь, Лена награждала его  тем же изумленным возмущением.

- В чем дело? – строго спросила она, словно директором из двух присутствующих здесь был не он.

Его лицо оставалось невозмутимым – ни капли понимания, сочувствия или жалости: сплошной официоз, от которого веяло холодным равнодушием.

- Как продвигается ревизия? – с едкой ухмылкой спросил он, уступая ей дорогу.

- А разве вам не докладывают о результатах? – вопросом на вопрос ответила она.

- Кое-что докладывают! Но мне не говорили, что все настолько печально, и мои подчинённые вынуждены ночевать на рабочем месте.

- Во-первых, дело не в печали, а в том, что я не успела своевременно выполнить работу в силу большой загруженности, - монотонно ответила она. – Во-вторых, я ни перед кем не собираюсь отчитываться о…

- Передо мной ты обязана это делать! - резко констатировал он и с наслаждением отметил гнев в её глазах, в то время, как его взгляд торжествовал победным блеском. – В офисе можно задерживаться только с моего разрешения, - тут же пояснил он.

- Это нигде не указано, - безразлично проговорила она.

- Я должен знать, кто и по какой причине задержался на работе. И вообще, старайтесь выполнять свои обязанности в рабочее время…

- Вам прекрасно известно, Максим Леонидович, что это физически невозможно! – сцепив зубы, дабы не воскликнуть, не выдержала она.

- Я понимаю, - продолжал невозмутимо он. – Но меня это не касается! Берите работу на дом… Может быть ваш глубокоуважаемый муж поможет справиться с вашим авралом…

Он издевался! Словно хотел сжить её со свету! Она ощутила, что внутри все затряслось от возмущения! И он видел эту дрожь и выступающие на глазах слезы. Он видел, как она сдерживает себя, чтобы скрыть все, что так мучает её сердце! Его это радовало? Отнюдь!

Лена нервно подскочила с кресла, собираясь броситься к шкафу, набросить на себя пальто и убежать отсюда, тем самым распрощавшись с прошлым раз и навсегда! Но он прервал это намерение, страстно ухватив её руки.

И она чувствовала себя слишком беспомощной, чтобы сопротивляться ему. Будто в танце, Максим в воздухе нарисовал круг их сомкнутыми кистями и с вожделением притянул её вплотную к себе, пресекая любые возможные намерения освободиться из этого плена. Приподняв пальцами её подбородок, он заставил безвольную женщину поднять взгляд. По её щекам скатились две слезы, а губы сжались в попытке задавить в себе жалкие всхлипы.

- Почему, Лена? – возмущенно воскликнул он. – Почему ты продолжаешь молча истязать свою душу, уничтожая чувства внутри себя? Почему ты стараешься создавать безразличный вид, будто я - чужой человек? Я не слышу от тебя признаний, но я ведь чувствую то, что происходит в твоем сердце на самом деле! Я пытался заставить тебя говорить, высказать обиды, наброситься на меня с обвинениями, избить меня пощечинами, но ты настырно продолжаешь терпеть, мучаясь и терзаясь в тех чувствах, что безжалостно испытывают твою душу! Ты делаешь это точно так же, как тогда!

Опешив от его внезапного порыва высказаться, она с очевидным изумлением  опустила глаза, совершенно не ожидая услышать всех этих… Господи, ведь прозвучали буквально мольбы об искренности!

- Да что же вы за существа, женщины? Отчего вы думаете, что, принося себя в жертву, вы делаете кого-то счастливым? – восклицал он, тряхнув её за руки, но тут же прижал их к себе, нетерпеливо прикасаясь к ним губами.

- Ты имеешь в виду меня и свою жену? – наконец спросила она.

- О, Господи! – воскликнул с возмущением он. – Причем тут Ира? Я имею в виду тебя и свою маму! Она всю жизнь жила с отцом, не любя его. Но она жила ради денег, наивно полагая, что они сделают её счастливой и дадут ей то, чего она так жаждет. И что в итоге? Она осталась несчастной и одинокой…

Тихие рыдания, которые Лена попыталась заглушить в своих ладонях, заставили его смолкнуть.

- Я так хочу ненавидеть тебя! – неожиданно воскликнула она и со всей силы оттолкнула его. – Я так хочу презирать тебя за то, что ты не поверил мне! Это ты обрек меня на страдания… - но тут же она стихла, словно осознавая что-то. – И в то же время я понимаю… что сама себя обрекла. Я не смогла вызвать в тебе доверие к себе! Неоспоримое доверие, которое смогло бы стать моим алиби в любой провокационной ситуации.

У Максима разрывалось сердце, но, видя её слезы, он окончательно поверил в её чувства. Она все еще любит… Она все еще болеет… Это и радовало, и огорчало его одновременно.

Он подошел к ней и, вопреки её намерениям воспротивиться его нежным порывам, страстно обнял. Она снова потеряла силы для сопротивления, и тут же стихла в его объятиях. Он не смог сдержать себя… нет, он не хотел себя сдерживать! Умостив в ладони овал её лица, Максим смахнул пальцами её слезы и прикоснулся к губам… бестактно и нагло… но с такой сводящей с ума нежностью, что Лена буквально обмякла в его власти. Нежность переросла в неистовость, в окрыляющие ласки и вызывающую мурашки близость тел, содрогающихся от сердцебиения друг друга. Лена не заметила, что уже прижималась к нему каждой клеточкой своего беспомощного тела, накаленного страстными позывами к любви.

В какой-то момент они опомнились, и оба одновременно замерли, словно призывая друг друга к благоразумию. И, возможно, они остановились бы, если бы не было так поздно… Если бы не было так надо… Если бы любовь не была столь могущественной силой, искусно и мягко побуждающей людей к безумию.

- Лен, я должен вымаливать у тебя прощение… но, к моему сожалению, я совершенно не знаю, как это сделать, - неожиданно сказал Максим, когда после любовных упоений они лежали на диване в подсобке его кабинета, тесно прижавшись друг к другу, боясь хотя бы на мгновение расцепить сомкнувшиеся воедино руки.

- Вымаливать прощение… - ухмыльнулась она после недолгой паузы. – За последние минуты этот вопрос отодвинулся на задний план, потому что появился другой: что теперь нам вообще делать?

Ей не хотелось об этом думать – она запоминала каждый миг этого счастья, чтобы сладкими воспоминаниями утешать себя в будущем.

- Нам нельзя быть врозь, - однозначно произнес он.

- Все не так просто… у нас есть семьи.

- У меня разрывается сердце за дочь! Но мне совершенно не жаль свою жену, ибо это её вина в том, что так произошло.

- Но мы позволили этому случиться, нельзя всю ответственность взваливать на нее!

- Нельзя. Но мне не жаль ее.

- А дочь?

- Дочь? Аня всегда спрашивает у меня: «Папа, почему ты не любишь маму?». Хотя мы никогда при ней не выясняем отношения. Но она чувствует. Одна женщина мне сказала: «Дети всегда несчастны, когда несчастен хотя бы кто-то один из родителей. Пытаясь сохранить брак «ради них», вы разрушаете душу ребенка еще больше. И та боль, что остается внутри него, и те последствия гораздо разрушительнее, чем развод, который ребенок мог бы пережить один раз».

- У меня сын постоянно болеет, - задумчиво сказала Лена. – Думаешь, из-за этого? Он мучается из-за моих страданий?

- Вполне вероятно. Ты думаешь, он не ощущает неполноценности вашей семьи и твою болеющую душу? Ведь дети отличаются невероятной чувствительностью! И самое интересное – они имеют изумительную связь с родителями, особенно с родителями противоположного пола.

- О-ох, - в нетерпении Максим прижал её к себе, осыпая поцелуями лебединую шею. – Непростительно… для меня. Непростительно и для тебя! Как ты могла мне это позволить?!