– А когда последний раз ты осматривал фургон Бретта из ямы?
Он поднял брови:
– Ну, менял масло, тормоза проверял недель так пять назад. А полный осмотр, так то еще до Рождества. Точно не помню.
– В компьютере есть, – заметил я.
Джоггер без одобрения взглянул на темный экран. Ему больше по душе было гадать о прошлых событиях, а не проверять, так это или не так.
– Все равно спасибо тебе, – от души сказал я. – Я бы этого ящика не нашел и за миллион лет.
Джоггер снова на мгновение показал желтые зубы.
– Тебе пришлось бы туда слазить.
Вот этого я как раз и не хотел.
Появился Дейв на велосипеде, а за ним медленно ехавший на машине Бретт. Утро, похоже, было не в радость ни тому, ни другому. Они вошли в гостиную, без энтузиазма поздоровались с Джоггером и не выказали никакой реакции при виде лежащей на газете коробки.
– Кто-нибудь из вас видел это раньше? – спокойно спросил я.
Без всякого интереса оба ответили отрицательно.
– Не моя вина, что фургон не вычищен, – заявил Бретт. – Сэнди Смит меня вчера к нему и близко не подпускал.
– Так вычисти его сейчас, а я пока приготовлю для тебя деньги.
– Это Дейв предложил подвезти того человека.
– Я уже слышал.
– Сам бы я не стал.
– Все было не так, – энергично запротестовал Дейв.
– Вы оба заткнитесь, – перебил я его, – и вычистите фургон.
Кипя от гнева, оба удалились, и я мог наблюдать через окно, как они, всем видом выказывая негодование, проследовали к фургону. Без сомнения, идея подобрать попутчика принадлежала Дейву, но мне почему-то легче было простить ему его безответственность, чем Бретту его уверенность в собственной невиновности. Разумеется, оба они прикарманили деньги Кевина Кейта Огдена, но сколько – этого они не сказали бы никогда.
– А с этим что будем делать? – спросил Джоггер, указывая на ящик.
– А... оставь его здесь. И спасибо.
– Куда Бретт должен был ехать сегодня в этом фургоне? – спросил он, проследив за моим взглядом.
– Никуда. Он увольняется. Сам поеду.
– Прямо сейчас? Тогда я окажу тебе услугу. Я перевел свой взгляд на грубое морщинистое лицо этого человека пятидесяти трех лет от роду. Старый солдат-хитрюга, знающий все трюки своей профессии, но живущий тем не менее в основном по своим законам чести, особенно если это касалось всего, что могло передвигаться на колесах.
– У тебя там под фургоном очень сильный магнит в открытом виде, – заявил он. – Если ты не побережешься, то нахватаешь по дороге всякого хлама вроде железных прутьев и можешь за что-нибудь зацепиться, пропороть бак с горючим или чего похуже.
Я понимающе кивнул головой.
– А что же делать?
– Хочешь, закрою чем-нибудь?
– Спасибо, Джоггер.
Он услышал нотки настоящей признательности в моем голосе и коротко кивнул.
– Что это мы такое возили, а? – спросил он. – Тюленей?
– Тюленей? – переспросил я в полном недоумении.
– И котиков. Наркотики.
– А, – запоздало сообразил я. – Надеюсь, что нет. – Я немного подумал. – Не болтай об этом, ладно? Пока я тут не разберусь.
Джоггер пообещал молчать, и я знал, что он сдержит свое обещание до третьей кружки пива в местной пивной, а вот что будет дальше, сказать было трудно.
Вблизи от него пахло маслом и пылью, его постоянными спутниками, и еще дымом и немного грязью. Мне этот запах нравился куда больше, чем тот мощный лосьон после бритья в сочетании с полосканием для рта, которыми злоупотреблял один из моих водителей. Запах этот был настолько сильным, что им провонял весь фургон. Он даже перебивал лошадиный.
По возможности один и тот же водитель ездил постоянно на одном и том же фургоне. Он как бы становился его собственным. Я знал, что им так больше нравится, и они с большим усердием следили за чистотой и порядком, лучше понимали их особенности и в целом гордились ими как своей личной собственностью. Каждый водитель держал ключи от своего фургона у себя и, если ему так хотелось, мог привнести туда кое-что от себя лично. Те из них, кто предпочитал ночевать в машине, вешали на окна занавески. У Пат, которая сейчас болела гриппом, всегда были в кабине свежие цветы, а еще она придумала такую хитрую ширмочку для переодевания. По кабине я всегда мог безошибочно определить, чей это фургон.
Кабина Бретта говорила о том, как мало души он вкладывал в свою работу. Ничего личного там не было. Я буду рад распрощаться с ним, хотя его уход усложнит и без того тяжелую ситуацию с водителями.
Сказав, что он захватит что-нибудь для магнита и что ему лучше приниматься за дело, если он собирается везти племенных кобыл в Суррей, Джоггер проковылял к своему пикапу, погрузил салазки и уехал. Дейв из шланга помыл фургон и протер окна, а Бретт небрежно вымел из фургона мусор и через дверь для грумов высыпал его на землю.
Внутри тридцатипятифутовый фургон был разделен на девять стойл, сгруппированных в секции по три, с проходами между каждой секцией. В эти проходы высовывались морды лошадей, и там же зачастую сидел и сопровождающий и конюх.
По ширине три стойла в фургоне помещались только в том случае, если перевозимые лошади были средних габаритов. Такие тяжелые и мускулистые лошади, как старые стипл-чейзеры, могли ездить только по две рядом. То же самое относилось и к племенным кобылам. Поэтому при перевозке жеребых кобыл мы снимали перегородки, превращая три стойла в одно, большое и просторное. Таким образом, в этом фургоне можно было перевозить или девять двухлеток, или трех жеребых кобыл.
Такие переделки не требовали от нас больших усилий благодаря остроумной системе передвижных перегородок, сделанных из дерева и обитых войлоком, чтобы избежать травм у животных. После погрузки лошадей мы надежно закрепляли стойла болтами.
Чтобы лошади не скользили, пол в стойлах был застелен толстой черной резиной, которую мы иногда посыпали опилками в санитарных целях, особенно если путешествие намечалось длинное. В пункте назначения сопровождающие или водитель выметали мусор из стойл. А так как вчера девятиместный фургон прибыл из Ньюмаркета порожняком, то там было относительно чисто.
У задней стенки каждого фургона находился узкий шкаф, где размещались метлы, лопата, шланг, губка и швабра. Мы также брали с собой пару ведер, иногда еду для лошадей и несколько пластмассовых емкостей с питьевой водой. В ящике под сиденьем для конюхов, на котором, кстати, и умер Огден, хранились запасная упряжь, веревки, ремни, пара попон для лошадей и кое-какие лекарства для оказания первой помощи. За сиденьем водителя находился мощный огнетушитель. Вот, пожалуй, и все, что мы брали с собой, за исключением личных вещей сопровождающих, хранившихся на полке с матрацем. Конюхи обычно брали в дорогу чистую смену одежды, чтобы выводить своих подопечных на парад. Потом они опять переодевались в рабочую одежду, в которой и возвращались домой.