– А везло пока. Она уже так три бригады под корень извела, разными способами. В одной бригаде, у Фили рыжего, всех пехотинцев за сутки перестреляли в разных концах Москвы. Вроде, все смерти друг с другом не связаны. А накануне Филя совета Игуаны не послушал и «наехал» на «Автосервис» на Плющихе. И суток бойцы не прожили после того. И что интересно – никаких там «стрелок», разборок, воровского суда. Всех перестреляли, и все.

– Ну, ваще… Почему я последним об этом узнаю?

– Да, почему. Вопрос. И вопрос этот тебе – Миня, не в плюс. Должен бы знать.

– Да, где твоя хватка, твой хваленый нюх? Может, устал в паханах ходить?

– Поговори еще, ухи отстрелю.

– На все ухи патронов не хватит. Кстати о патронах. Я слыхал, что вторую бригаду, из серпуховских, работавших на Северо-западе Москвы, она и вовсе чудно извела. Верите, нет, братаны, но померли 32 человека от инфаркта. Кто где – кто на бабе, кто в своей койке, у кого приступ случился в кабаке, а кто и дал дуба за рулем своей тачки. Но «цинк» бл… у всех один диагноз – инфаркт миокардия.

– Миокарда.

– Один хрен, разрыв сердца. А? Каково? Ну их на фуй, эти обменные пункты. Мне ещё пожировать охота. А то примем щас, как давит Миня, «план брат», а к утру от нас никого и не останется.

– Да чертовщина это какая-то. Не верю.

– Это знаешь, «параша» такая у нас в ИТУ под Надвиоцами ходила, что будто спрашивает один фраер другого: ты в чудеса веришь?

– Нет, – тот отвечает.

– А если один мужик с дуба рухнул и не помер, это не чудо?

– Нет, – отвечает, – приятное исключение.

– А он второй раз рухнул и снова жив?

– Это уже приятное совпадение.

– А он и третий раз рухнул, и снова ни царапочки?

– А это уже привычка, братан.

– И все равно, не верю.

– Я вот тоже хорошую «парашу» знаю…

– А ты помолчи, молодой еще… Значится, так… Меня чем больше пугают тем я упрямее. Операцию все равно будем проводить.

– Да ты что…

– Будем, я сказал. Но…

– Но?

– Но попросим братанов из клязьминской и арнаутовской бригад прикрыть нас…

– Им отстегивать придется… Себе дороже…

– Дороже выйдет, если поскупимся, и эта блинская Игуана нам какую козу заделает ко времени операции.

– Может, пахан и прав… Голосуем?

…По мобильному Миня связался с бригадирами «контактных» группировок, те, услышав, почему требуется прикрытие, тоже попытались отговорить Миню.

– У Игуаны длинные руки…

– Укоротим! – бросил уверенно Миня.

На этом слове и взлетело на воздух кафе с вселяющим веру в вечный праздник жизни названием «Надежда».

Как отметила в своем отчете следователь межрайпрокуратуры Верочка Пелевина, любимица всех московских сыскарей, «идентифицировать останки погибших от взрыва мины в кафе „Надежда“ не представляется возможным». Ну, братаны-то по Москве знали поименно, кто погиб.

А следствие как началось, так и кончилось. Все свидетели, как говорится, отсутствовали по причине их смерти.

Если какие живые свидетели ещё в Москве и имелись, то следков к ним не было.

А поскольку дело о похищении из гостиничного комплекса «Измайлово» брильянтов, незаконно ввезенных, минуя таможню, в Россию, и об убийстве пяти граждан Индии, имевших к ним отношение, вел начальник Отдела специальных операций генеральной прокуратуры России Егор Патрикеев совместно, правда, с «важняком» Русланом Тамаевым из Главного следственного управления генпрокуратуры, то и пошла Верочка за советов к прокурорским генералам.

– Это Игуана, – ответил Патрикеев.

– Не поняла? – удивилась Верочка, прихлебывая несладкий чай (чтоб не полнеть) в крохотном кабинетике Патрикеева на Большой Дмитровке.

– А чего тут понимать? – доброжелательно улыбнулся крупным, жестким, и в то же время по-молодому миловидным лицом Руслан Тамаев. Он только что блестяще завершил дело об украденных сырых алмазах, вывезенных контрабандно с гранильной фабрики на самолете напрямую в Бухарест через Киев и получил за это поощрение генпрокурора. – Игуана, она и в Африке Игуана, – и рассмеялся, продемонстрировав ровные белые зубы.

Глаза его искрились от воспоминаний о законченной работе, и при всей своей доброжелательности ему трудно было вот так вот, в течение нескольких минут, проникнуться заботами Верочки. Да поначалу ему и дело-то, которое возбудила межрайпрокуратура по факту взрыва в кафе «Надежда», показалось малозначительным.

– Дяденьки генералы, – взмолилась Верочка, и тут же, от смущения перед собственным кокетством, привычно полыхнула таким румянцем, что генералы зажмурились. – Ну, вы мне хоть что-то про эту Игуану расскажите.

И генералы рассказали. Правда, немного. В основном то, что читателю уже известно. И не потому, что стремились скрыть имеющуюся у них информацию от молодого следователя, а потому, что и сами пока знали о новой «звезде» криминального мира Москвы не так уж много.

Они не знали, мужчина это, или женщина.

Они не знали ни её (его) места жительства, телефона, не знали даже людей, которые хоть раз в жизни видели бы Игуану воочию.

Они не знали, кто с ней работает.

Но они уже точно знали – приказы Игуаны в Москве и области не обсуждаются.

Впрочем, телеграмма, полученная от их коллеги, Георгиаса Макридиса, следователя-криминалиста прокуратуры Кипра, давала основание предполагать, что власть Игуаны простирается далеко за пределы столицы, да и самой России.

Телеграмму принесла секретарь Патрикеева – Леночка, которая, из-за нехватки в основном здании Генпрокуратуры помещений сидела в общей комнате оперативных работников-аналитиков и информатиков, и отвечала как секретарь-референт начальника Отдела не столько за вовремя заваренный и поданный крепкий чай, сколько за приборы – факс, ксерокс и компьютер, имеющий прямые выходы на информационно-справочные системы МВД, ФСБ, Европола и Интерпола. Телеграмма была по сути дела факсом, переданным открыто, но в закодированном виде. Леночка работала с Патрикеевым уже семь лет, имела все нужные допуски, так что, получив факс с пометкой «точка, плюс», она заложила его в «декодер», и, сняв листочек с расшифрованным текстом, сам факс тут же пропустила, в соответствии с инструкцией, – через бумагорезку и «сжигалку», а расшифровку, не читая, положила в конверт, заклеила и понесла к шефу.

Егору пришлось повторить операцию в обратном порядке, – он вскрыл конверт, прочитал расшифровку, сунул листок в «Эргономик» – электронное устройство величиной с настольный телефакс, заложив таким образом все полученные сведения в электронную память компьютера и системы «СИФ-ДСП», и лишь после этого поделился с Русланом и Верочкой полученной информацией.

– На Кипре час назад взорвали виллу Мартироса Оганесяна.

– Того самого, из холдинга «Макси-гелтос»? – спросила Верочка.

– Вы так говорите «того самого», что можно подумать, – речь идет о каком-то крупном криминальном авторитете, – усмехнулся Руслан. – А я, между прочим, хотя и работаю в отделе по расследованию особо важных дел Главного следственного управления, про такого авторитета слышу впервые.

– Он не был авторитетом, – печально ответил Патрикеев.

– Почему в прошедшем времени? – удивилась Верочка.

– Потому что он вчера вылетел на Кипр.

– Но Вы сказали, что «взорвали виллу», – он мог и спастись.

– Если бы это было предупреждение, то мог бы. Но это было наказание.

– Наказание? – удивился Руслан. – В чем провинился этот человек?

– Он долгое время, поддавшись прямому шантажу, платил системе Игуаны очень большие деньги…

– Она что и рэкетом промышляет? – удивился Руслан.

– Нет такой криминальной сферы, где бы, извините за чрезмерную экзотику, не торчали уши этой Игуаны. В том числе её бригады промышляют вульгарным рэкетом. Но это не запугивание палаточников. Она не удовлетворяется жалкими тысячами долларов, ей платят сотни тысяч. Не буду вдаваться в технологические подробности, поясню суть проблемы, которая затрагивает и нас троих.