Сесиль Винвуд принял вызов. Он утверждал, что опоит сторожа в ночь побега.

– Рассказывай! – говорил Долговязый Билль Ходж. – Нам нужно дело. Опои кого-нибудь из сторожей в э т у же ночь. Вот, например, Барнума, – он дрянь-человек. Вчера он исколотил помешанного Чинка в Аллее Беггауза, да еще не в свое дежурство. В эту ночь он дежурит. Усыпи его, и пусть его выгонят. Докажи, что ты это можешь, и тогда пойдет разговор о деле!

Все это Билль Ходж рассказывал мне в карцере спустя много времени. Сесиль Винвуд противился немедленной пробе сил. По его словам, нужно было время, чтобы выкрасть снотворное средство из аптеки. Ему дали срок, и через неделю он объявил, что все готово. Сорок дюжих вечников ждали, как это сторож Барнум заснет на своем дежурстве. И Барнум заснул! Его застали и уволили.

Разумеется, это убедило вечников. Но оставалось еще убедить начальника тюремного двора. Ему Сесиль Винвуд каждый день докладывал, как подготовляется побег, который целиком был им выдуман. Начальник тюремного двора также потребовал доказательств. Винвуд представил их – и я только через несколько лет узнал все подробности этой махинации: так медленно раскрываются тайны тюремных интриг.

Винвуд донес, что сорок человек, готовящихся к побегу, к которым он вкрался в доверие, забрали такую силу в тюрьме, что собираются получить контрабандой револьверы при помощи подкупленного ими сторожа.

– Докажи мне это! – потребовал, вероятно, начальник тюремного двора.

И мазурик-поэт доказал!

В пекарне работали по ночам. Один из каторжников, пекарь, был в первой ночной смене. Он был сыщиком начальника двора, и Винвуд знал это.

– Нынче ночью, – объявил он начальнику, – Сэммерфорс пронесет дюжину револьверов калибра 44, В следующее дежурство он пронесет патроны. Нынче же он передаст револьверы в пекарне мне. Там у вас есть хороший сыщик – он сделает вам доклад завтра.

Сэммерфорс представлял собой любопытную фигуру буколического сторожа из графства Гумбольдт. Это был простодушный, ласковый олух, не упускавший случая честно заработать доллар контрабандной доставкой табаку заключенным... В этот вечер, вернувшись из поездки в Сан-Франциско, он принес с собой пятнадцать фунтов легкого табаку для папирос. Это было уже не в первый раз, и всякий раз он передавал табак Сесилю Винвуду. Так и в эту ночь, ничего не подозревая, он передал Винвуду в пекарне табак – большую пачку самого невинного табаку, завернутого в бумагу. Шпион-пекарь из укромного места видел, как Винвуду передали пакет, о чем и доложил начальнику тюремного двора.

Тем временем не в меру ретивое воображение поэтадоносчика усиленно работало. Он задумал штуку, которая принесла мне пять лет одиночного заключения и привела меня в эту проклятую камеру, где я сейчас пишу. И все эти пять лет я ничего не подозревал. Я ничего не знал даже о побеге, к которому он подговорил сорок вечников. Я не знал ничего, абсолютно ничего! Не больше меня знали и другие. Вечники не знали, как он их обошел. Начальник тюремного двора не знал, что и его обманули. Неповинней всех был Сэммерфорс. В худшем случае совесть могла упрекнуть его в том, что он пронес контрабандой немного безобидного табаку.

Но вернемся к глупой, безумной и вместе с тем мелодраматической махинации Сесиля Винвуда. Когда он утром встретил начальника двора, вид у него был торжествующий. Воображение его расскакалось без удержу.

– Да, груз пронесли, совершенно так, как ты сказал, – заметил начальник двора.

– Его хватило бы, чтобы взорвать на воздух половину тюрьмы, – подхватил Винвуд.

– Хватило чего? – спросил начальник.

– Динамита и фитилей, – продолжал глупец. – Тридцать пять фунтов. Ваш сыщик видел, как Сэммерфорс передал его мне.

Должно быть, начальник двора чуть не умер на месте. Я, право, сочувствую ему в этом случае – подумайте только, тридцать пять фунтов динамита в тюрьме!

Рассказывают, что капитан Джэми – таково было прозвище начальника тюремного двора – так и сел на месте и схватился руками за голову.

– Где же он теперь? – завопил он. – Давай его сюда! Сию минуту давай его сюда!

Тут только Сесиль Винвуд заметил свой промах.

– Я зарыл его, – солгал он. Он должен был солгать, потому что табак, упакованный в мелкие пачки, давно уже разошелся по рукам заключенных.

– Ну ладно, – проговорил капитан Джэми, – веди меня сейчас к этому месту!

Но, конечно, вести было некуда. Никаких взрывчатых веществ в тюрьме не имелось. Они существовали только в воображении негодяя Винвуда.

В большой тюрьме, как Сан-Квэнтинская, всегда найдется местечко, куда можно спрятать вещи. Ведя за собой капитана Джэми, Сесиль Винвуд поневоле должен был быстро соображать.

Как свидетельствовал перед комитетом директоров капитан Джэми (а также и Винвуд), на пути к тайнику Винвуд рассказал, что я вместе с ним зарывал динамит.

И я, только что пробывший пять дней в карцере и восемьдесят часов в смирительной рубашке, – я, полное бессилие которого было известно даже тупым сторожам, – я, которому дали день на отдых от нечеловечески страшного наказания, – я был назван соучастником в сокрытии несуществующих тридцати пяти фунтов сильновзрывчатого вещества.

Винвуд повел капитана Джэми к мнимому тайнику. Разумеется, они не нашли никакого динамита.

– Боже мой! – продолжал лгать Винвуд. – Стэндинг надул меня. Он откопал динамит и спрятал его в другом месте.

Начальник двора употребил более выразительные слова, чем «боже мой».

В ту же секунду, не теряя хладнокровия, он повел Винвуда в свой частный кабинет, запер дверь и страшно избил его – как это впоследствии выяснилось перед комитетом директоров. Получив трепку, Винвуд, однако, продолжал клясться, что он сказал правду.

Что оставалось делать капитану Джэми? Он убежден был, что тридцать пять фунтов динамита спрятаны в тюрьме и что сорок отчаянных вечников приготовились совершить побег. Он вызвал на очную ставку Сэммерфорса; Сэммерфорс твердил, что в пакете был табак, но Винвуд клялся, что это был динамит, и ему вполне поверили.

В этой стадии дела я и вступил в него или, вернее, выступил, так как меня лишили солнечных лучей и дневного света и снова отвели в карцер, в одиночное заключение, где я в темноте гнил целых пять лет.