Мой собственный выстрел потревожил снега над ущельем и вызвал лавину, которая полностью завалила проход. Предо мной возвышалась стена из снега, камней и даже деревьев, сметенных обвалом. Я издал крик отчаяния, не в силах сдержать себя. В своем огорчении я даже не сразу заметил, что был там не один.

Тот, другой, путешественник сидел в полном унынии на деревянной приступочке большой крытой повозки, какими обычно пользуются странствующие в поисках работы лудильщики, цыгане или бродячие актеры. Только то явно был не какой-то там бедный точильщик, судя по длинному плащу, отороченному горностаевым мехом (наблюдалось определенное сходство со шкуркою зайца, которого я вчера подстрелил), меховому "треуху" на голове и муфте из белого меха, в которой он прятал руки. Едва он заметил меня, взгляд его тут же метнулся к зачехленному моему ружью, но когда он поднял тонкую руку, в приветственном жесте его не было ни гнева, ни злобы.

- Ну что, мой благородный охотник, надеюсь, выстрел ваш попал в цель и вы славно поужинали вчера. И, скажите, к чему так стенать? Вам, может быть, представляется, что это Судьба-злодейка свалила гору, дабы вам воспрепятствовать?-говорил он язвительно, по-французски, с неуловимым акцентом, который я никак не мог определить.

- И проехать нельзя?-Похоже, чувства мои притупились от потрясения.

- Есть какие-то шансы, что эту гору обломков можно будет расчистить за месяц, впрочем, вряд ли... кто его знает, какой она там толщины. Вполне может так получиться, что мы застрянем тут до весны. Делать нам будет нечего, есть тоже нечего, нечем занять себя...-Тут он дружелюбно добавил:-Но, может быть, вы постараетесь все же достойно и радостно встретить свою судьбу, раз уж всему виной, несомненно, ваш злополучный выстрел.

Я тупо разглядывал стену снега, загромождающую проход. Ни на мгновение не усомнился я в том, что человек этот в плаще с горностаевым мехом прав и что теперь здесь проехать никак не возможно. Так что я подъехал к нему поближе и спешился, изо всех сил стараясь держать себя в руках.

Человек, сидящий на приступочке повозки, выглядел истинным джентльменом: худощавый, высокий, утонченный. Он поднял глаза и улыбнулся мне, растянув свои яркие чувственные губы, слегка изогнутые в уголках в выражении перманентной иронии.

- Итак, сударь?

- Я искренне сожалею, сударь, что по собственной глупости причинил вам столько неудобств,-сказал я.-Достаточно времени миновало с тех пор, как я в последний раз охотился в горах, а поскольку я страшно проголодался после недавнего своего столкновения с разбойниками, я не подумал как следует. Приношу вам свои извинения, сударь. Позвольте представиться: Манфред, рыцарь фон Бек. Не стоит, наверное, и упоминать, что я полностью к вашим услугам. Как вы считаете, сможет всадник проехать по верху и привести помощь? Это реально?

- Да,-отозвался высокий джентльмен,-попробовать можно. Но я думаю, выйдет гораздо быстрее, если перелететь. - Он рассмеялся (немецкий его, замечу кстати, был так же хорош, как и французский, но акцент так пока и оставался для меня загадкой) и поднялся с приступочки, стряхнув снег с колен и седалища. Я подошел еще ближе. Два его мула, похоже, чувствовали себя весьма даже непринужденно и, не жалуясь на судьбу, тыкались носами в снег,-вынюхивали траву на краю завала.

Я пожал ему руку.

- Ок из Лохорка,-представился он,-окрещенный Колином Джеймсом Карлом.

Выходит, он был уроженцем Северной Британии. Никогда еще я не встречал британца, который бы так хорошо владел разговорным немецким,-я сразу принял его за одного из ландскнехтов, наемных вояк, привлеченных в последнее время "цветной гвардией" Фредерика. А поскольку Пруссия сейчас воюет с революционной Францией, он, вероятно, ушел со службы, не желая6-подобно многим,-участвовать в штурме молодой республики. В манере его говорить и держаться явственно проступала военная выправка, равно как и черты, присущие франту и щеголю. Похоже, он был из той породы людей, которые при любых обстоятельствах довольны жизнью.

- Я также известен под именем шевалье де Сент-Одрана. Должен сразу оговориться, дабы не произвести на вас ложного впечатления, что я лаэрд лишь по имени. Несколько акров земли, еще сохранившейся от моих владений, настолько скверны и бедны, что единственный отличительный признак их-полная неспособность породить жизнь растительную и поддерживать жизнь животную. Ничто не может там выжить, сударь. Даже я.

- Вы из Шотландии, как я понял.

- Да, сударь, оттуда. Батюшка мой, свято блюдя фамильную традицию, провел жизнь свою, совершая долговременное паломничество по всяким злачным местам и по более скромным монаршим дворам Европы. После известных событий сорок пятого года мало уже было радости в том, чтоб оставаться на шотландской земле, где ты в любое мгновение мог пасть жертвою диких толп своих же сограждан из южной части страны и англичан, чья жестокость превосходит все мыслимые пределы. Почти всю свою жизнь я провел за границей... под сим подразумевая я двенадцать стран и множество мелких княжеств, большинство из которых обеспечило мне в свое время вполне даже комфортное существование. Взамен я показывал тамошним людям свои чудеса. Чудеса, коим я обучился, сударь, у великих героев воздухоплавания, под началом которых мне довелось одно время служить, у самих братьев Монгольфье!

Я поглядел на повозку его с новым уже интересом.

- Авиалодка!

Он похлопал рукою по стенке повозки.

- Он здесь, сударь, да. Мой корабль. Моя гордость. Семья моя и моя честь. Моя судьба и, надеюсь, судьба человечества тоже. Да, сударь, как вы, должно быть, уже догадались, я-аэронавт, искатель приключений, только в воздухе, не на земле. И в настоящее время я странствую по проезжим и тихим дорогам этого континента с целью собрать необходимые средства для снаряжения экспедиции... столь дерзновенной, сударь, столь грандиозной... сокровища лондонского Тауэра выглядят просто жалкими грошами по сравнению с тем, что можно будет получить, если только сие начинание преуспеет. Впрочем, карты у меня правильные, показания компаса я разбираю, так что трудностей быть не должно.

- Так вы, стало быть, сударь, искатель сокровищ?

- Сударь, я не ищу сокровищ, я продаю ключ к сокровищам. Верные способы отыскать золото в самых отдаленных уголках земного шара. Я знаю, где можно будет найти неизвестные миру расы людей, цвет кожи которых вообще нам неведом, или древние города в дебрях джунглей, чьи обитатели почитают как высшую ценность листья простого платана и живут, окруженные золотом, каковое у них не имеет вообще никакой цены. Они с охотою обменяют фунт золота пробы в 24 карата на несколько листьев, да еще, может быть, два кусочка коры. Есть страны, сударь,-только их не найдешь на современных картах,-страны, известные Древним, но забытые нами, где женщины необычайно красивы, а у мужчин, которых и так немного, вместо лиц-песьи морды, так что всякий, скажем, невзрачный баварец для них будет смотреться дьявольски привлекательным. У Платона встречаем мы упоминания об Атлантиде, о Поляриде-у Сократа. Вот-лишь две из многих земель, которые вскоре начнем мы исследовать, открыв их все заново: страны, сударь, где нет ни зла, ни порока, ни политических переворотов, где человечество будет жить в мире, укрывшись от страшной реальности, что ужасает всех нас.

Должно быть, я слишком устал и был слишком расстроен постигшим меня так внезапно разочарованием, потому что я вдруг обнаружил, что говорю ему вялым подавленным тоном:

- Сократ не упоминал Поляриду, сударь.

Шевалье де Сент-Одран нахмурился, словно бы он уличил меня в проявлении вопиющей невоспитанности.

- Упоминал.

- Нет, сударь. Ни разу.

- Как я понимаю, вы не читали его Тайных Книг.

- Тайных Книг?

- Тех, что хранятся в Лондоне? Обнаруженных несколько лет назад исследователями из Королевского Научного Общества. Извлеченных из пыльной библиотеки какого-то мусульманского али-паши. Ну теперь-то вы припоминаете, сударь?