- Я никогда это и не скрывала, Андрюш, - улыбнулась я. – я тебе сразу призналась, какие мужчины мне нравятся. И пойти дальше, чем просто секс для снятия напряжения, ты решил сам. Я тебя не заставляла. И даже сейчас не заставляю. И раз уж твоя готовность к экспериментам завела нас дальше, чем мы оба изначально хотели, то я не хочу давать тебе ложных надежд.

Он поднял на меня глаза, и мы, не отрываясь, смотрели друг на друга. А потом он вздохнул, оделся и ушел.

***

Было больно. Я прорыдала всю ночь и заснула под утро. А едва рассвело, в мой дом постучал хмурый дед Щукарь.

- Варуна, ушел он. Проводил я его до околицы, да по вешкам отправил. Плакала?

- Плакала, дед, - улыбнулась я опухшими и искусанными губами, - но это ничего не значит. Я же знала, что уйдет. Сама дура просто…

-Эээх.. – вздохнул дед, - молодежь… глупые вы…

- И не говорите. Завтракать будете?

- Да нет… накормил я твоего потеряшку-то, голодным не отправил, - улыбнулся дед и вздохнул.

Он попрощался и ушел, оставив меня в одиночестве. А я снова плакала и думала о том, что он мог хотя бы попрощаться. А не уходить вот так. Втихую.

А еще, что я не знаю даже номера телефона Андрея. В деревне связи все равно нет, так что телефоны у нас не в ходу. И все, что у меня осталось от него, так это заляпанная свечным воском простыня и огарки.

Мои бабки-соседки ходили ко мне в гости каждый день, развлекали меня разговорами, рассказывали какие-то истории. А я смеялась вместе с ними, но сердце словно заковало в ледяной панцирь. Я чувствовала себя Каем в плену Снежной королевы.

Вьюжный февраль закончился, за ним наступил не менее снежный март, и наконец весна пришла в деревню. Но боль не прошла. В моем сердце все так же крутилась снежная взвесь и трещали морозы.

Когда я успела полюбить потеряшку? Когда он оказался таким отзывчивым нижним? Или когда он был нежным любовником? Или когда он отремонтировал и заставил ездить снегоход, на котором я потом каталась в магазин каждую неделю? Или когда вдруг оказалось, что наши вкусы в музыке, фильмах и книгах так схожи? Или когда я выхаживала его после тяжелой болезни? Или когда тащила на себе через метель? Или когда искала его в поле? Когда он стал мне так дорог? Не знаю. Да и какое это сейчас имеет значение. Я все равно его потеряла.

Нет, я не жалела о том, что в тот вечер поставила его перед таким выбором. Я жалела о том, что не сделала это немного раньше. Тогда мне не было бы так больно. Наверное. Хорошо, что кроме этой боли других последствий нашей невоздержанности не осталось.

Снег растаял, и в деревне началась горячая пора. Огород, хозяйство…все это занимало кучу времени, и весь день я крутилась как белка в колесе. А ночь… ночь мучила меня воспоминаниями, равнодушно глядя на темные пятна слез на моей подушке. Мы были вместе чуть больше трех недель, но я знала, тоска тем счастливым дням останется со мной навсегда.

Когда дороги подсохли, я стала навещать сына и встречалась со своими нижними. Но все наши отношения сводились к быстрому экшену на съемной квартире. Надо ли говорить, что сейчас, когда я знала, как может быть по-другому, такие встречи не давали мне удовлетворения, и постепенно сошли на нет.

В июне на каникулы приехал мой семнадцатилетний сын. Костя сильно вырос и повзрослел. Он словно чувствовал мою боль, а, может быть, ему все рассказали мои соседки или сам дед Щукарь. Он подходил и обнимал меня, хотя раньше такое проявление любви к матери было для него, как и для всех подростков, не свойственно.

Может быть, со временем я бы свыклась и научилась жить как прежде, но однажды в нашу деревеньку в старый покосившийся домик бабы Маши приехала бригада строителей. Они шустро подновили крышу, полуразвалившееся крылечко, полы и потолки, и уехали, так и не раскрыв тайны, для кого и для чего они делали этот ремонт. А через несколько дней в этом домике зазвенели детские голоса. И тетя Глаша принесла мне сногсшибательную новость - Андрей с детьми приехал сюда на выходные.

- Без жены, - толсто намекнула мне она.

Но… от этого стало только больнее. Он не пришел. Не пришел даже сказать «здравствуй». А может быть так лучше. Ведь новая встреча только растревожит рану.

- Привет… - раздалось у порога, – Варуна, пожалуйста, давайте поговорим.

- Привет, - я посмотрела на сильно похудевшего потеряшку, - о чем, Андрей?

- О нас…

- А никаких нас нет. – сердце колотилось где-то в горле, не давая дышать.

- Я привез Вам подарок…

- Не нужно, - снежинки, вылетающие из метели в моей душе, таяли холодными каплями на глазах.

- Но Вы даже не посмотрели!

- Андрей, - я подошла к нему, - с зимы ничего не изменилось. Я не стала другой. И ты сделал свой выбор. Я его приняла со всем уважением.

- Варуна, вы не правы. – он опустил голову, - с зимы изменился я. Пожалуйста, откройте. Это моя последняя просьба, и я больше никогда ни о чем не попрошу вас.

- Хорошо – ответила я, взяв из рук потеряшки коробку, обтянутую подарочной бумагой. Разорвала, открыла. На тканевой подложке лежали ошейник, пряник и плеть.

Я подняла глаза на Андрея, а он опустился на колени и попросил:

- Варуна, пожалуйста, я хочу быть вашим.

А мне почему-то стало смешно.

- Андрюш, - рассмеялась я, - а говорил ничего и никогда… И, вообще, ты думаешь, что все так просто? Ты ушел, даже не попрощавшись, пропал на несколько месяцев, а теперь я должна упасть в обморок от счастья и взять тебя к себе?

- Варуна, простите. Я развелся с женой. Решил все дела там. И приехал сюда насовсем. Завтра я увезу детей, они здесь только на выходные. А сам останусь. И сделаю все, чтоб вы меня простили. Тогда… тогда я ушел потому что испугался. Не порки. А того, что был готов подставить зад под ремень.

- И? Ты, когда будешь рассказывать свою горестную историю, не забудь предупредить, в каком месте мне нужно расплакаться от счастья.

Я говорила таким тоном, словно мне все равно. А сама вдруг поняла, что, нет, коробку не отдам. Мое. И он мой. И я не хочу его отпускать. Дура. Полная дура. Боже ж мой, какая я дура!

Он молчал, стоя на коленях и опустив голов. Я хмыкнула про себя, похоже мальчик времени даром не терял. Кто-то его научил его всему этому. Ревность нахлынула черной волной… Я уже сделала шаг вперед, чтобы уничтожить этого наглеца, как услышала топот сына по крыльцу.

- Встань, - приказала я и пошла навстречу сыну. Костя вошел, громко крича:

- Мам, там твой потеряшка приехал. Может быть тебе поговорить с ним, а? Я устал слушать, как ты плачешь по ночам… ой… здрасте… Мам, прости…

Этот поганец только сдал меня с потрохами, и я вдруг расхохоталась. До слез, до истерики. Мои любимые мужчины стояли и удивленно смотрели на меня. Отсмеявшись, я подошла к Андрею, обняла его, с замиранием сердца ощутив ответные объятия, и прошептала:

- Я не прощаю тебя, но готова дать еще один шанс. Хотя… это не отменяет моего желания выпороть тебя за каждый день, пока ты шлялся неизвестно где.

- Спасибо, Варуна, - зашептал Андрей, прижимая меня так, что косточки захрустели, - я сделаю все, чтоб ты меня простила и все было бы как прежде. И еще.. я много читал, но у меня никого не было.

- Хочу цветы, шоколад и свидания, - хмыкнула я, - я же не только Верхняя, но и женщина.

- Будет, - пообещал мой любимый потеряшка.

Мы так и стояли в объятиях друг друга, забыв обо сем на свете. И тут мой Костя подал голос:

- Слушай ты… потеряшка… если ты еще хоть раз обидишь мою маму, я тебя… - он демонстративно сжал кулаки, - она и так из-за тебя чуть не погибла, когда в метель по полям тебя искала и тащила. Это ж надо было додуматься от вешек свернуть. – и добавил шепотом, - идиот.

- Варуна, - растеряно пробормотал Андрей, - ты же говорила, что это дед Щукарь…

- Мама тебя до околицы дотащила и упала. Если бы не дед и бабки, то вы оба бы возле деревни замерзли, - снова влез сынок, - а баб Маруся возле тебя потом еще всю ночь ворожила, смерть отваживала, - пересказывал он деревенские сплетни.

- Я не хотела, чтоб ты знал… - пожала я плечами, - Тем более, что бы это изменило, Андрюш?

- Все, - выдохнул Андрей, - я ведь обязан тебе жизнью, Варуна…

- А так же деду Щукарю, тете Марусе и всем остальным…

- Но тебе больше всех… теперь ты понимаешь, что моя жизнь принадлежит тебе с того самого момента, как ты нашла меня там?- ответил он и стал наклоняться для поцелуя.

Вот наглец, я оттолкнула его и с размаху припечатала по щеке.

- А ты меня спросил, нужна ли мне твоя жизнь?! – закричала я.

Андрей прижал ладонь к горящей щеке:

- Нужна, Варуна… Иначе ты бы не отыскала меня в поле…

- Ма-а-ам, знаешь, я тут подумал… Может я у Севки переночую? – встрял в беседу забытый нами Костя.

Севка – это баб Анин внук, одежду которого и носил мой потеряшка зимой.

- Завтра, сынок… Не сегодня. Сегодня Андрей уже уходит.

- Как скажешь… Но можно один вопрос… пожалуйста… А свеча? Я же точно помню, что видел свечу…

- Это был прожектор, Андрей… ты шел на прожектор, который мы установили на чердаке.

Вечером я впервые за несколько месяцев чувствовала себя живой. Нет, лед на сердце еще остался, осколки зеркала Снежной королевы, которым наградила меня метель этим февралем, еще не вышли, но я чувствовала, что вьюга улеглась. И синяя от холода луна взошла над горизонтом. Получится у нас или нет, неизвестно. Но… я дала шанс не ему, я дала шанс быть счастливой себе. Ведь, правда, не зря же среди метели судьба столкнула наши жизни.

Утром на крылечке лежал букет полевых ромашек. Терпкие цветы, в отличие от травы вокруг, были сухими, а, значит, известный поклонник наведался сюда совсем недавно. Что ж… сегодня я его выпорю. Плетью. И это только начало. Путь до пряника будет долгим.