- "Огромные карие глаза. Огненно-рыжие волосы под стать темпераменту..." Пожалуй, остальное я не стану повторять.

- Я не понимаю вас, сэр.

- Йен.

Шэннон сглотнула комок в горле.

- Вы - дедушка Йена?

- Насколько я понимаю, он не упоминал, что отдал мне свои акции компании.

Чтобы Йен обсуждал с ней свои семейные дела? Да поинтересуйся она, который час, он стал бы выяснять, зачем ей это надо.

- Нет, сэр. Вероятно, он забыл. - Шэннон гордо вскинула голову, изо всех сил стараясь не показать, как ей обидно. Неужели она так безразлична Йену, что он не счел нужным рассказать ей даже о своем дедушке? - Теперь мне ясно происхождение названия фирмы.

- Полагаю, мой внук не знакомил вас с семейной историей.

- Йен очень скрытен. Вероятно, решил, что его семья меня не касается. И, думаю, так оно и есть.

- Вы не правы. Как опекун его сестры, вы являетесь членом семьи. И Иен восхищается вами.

Восхищается? Вероятно, старина Адам постеснялся повторить слова внука. Возможно, она задержала внимание Йена на более долгий срок, чем другие женщины, но чувств не задела. Йен хотел переспать с ней.., и, кажется, хочет еще.., пока.

- Поэтому вы и пожелали меня увидеть?

- Признаю, что мне было очень любопытно посмотреть на женщину, которая сумела вытащить моего внука из его скорлупы, однако я понял, что именно вы та особенная женщина, уже после того, как назначил вам встречу. Я хотел обсудить наследство Челси. Не представляю, что вы знаете о фирме и разбираетесь ли в акциях и фондах.

- Я получила степень бакалавра в Принстоне, а последние восемь лет работала в крупной корпорации в отделе планирования инвестиций и до сих пор консультирую некоторых из прежних клиентов.

Адам был явно поражен.

- Восемь лет! - пробормотал он. - Вы могли бы кое-чему научить меня.

- Сомневаюсь, сэр, - улыбнулась Шэннон.

- Адам, - поправил старик, усмехаясь, и Шэннон поняла, у кого Йен унаследовал свою потрясающую улыбку. - Странно, что мой внук ни разу не упомянул ни о вашем образовании, ни о квалификации.

Шэннон неловко заерзала на стуле. Для нее сюрпризом было и то, что Йен вообще упомянул о ней. Видимо, он гораздо откровеннее с дедом и - раз отдал ему свою половину фирмы - очень любит его.

- Йен больше интересовался моей семьей, чем мной. Он только-только начал воспринимать Челси как свою сестру.

- Йен медленно привыкает, но как только...

- Не поймите меня не правильно. Он очень добр к Челси. Она уже думает, что солнце всходит и заходит по его приказу. - А разве не этого я добивалась? Я же сама требовала, чтобы Йен установил отношения с Челси, а не со мной, подумала Шэннон. - Я уже объясняла Йену, что не собираюсь вмешиваться в дела фирмы. Все ваши решения меня вполне устроят.

Адам почесал кустистую бровь.

- У вас наверняка есть какие-то идеи насчет денег Челси.

- Мне эти деньги не нужны. Долгосрочные инвестиции. Возвращение дивидендов в основной капитал и отдельный фонд на высшее образование. Можете рискнуть и вложить небольшую сумму в "Фонд Магеллана".

- Ценные бумаги?

- Может быть, позже, если позволят прибыли. Адам ухмыльнулся.

- Если эта фирма будет преуспевать так же, как в последние несколько лет, вам придется принимать решение раньше, а не позже.

- Я уверена, что вы прекрасно справитесь, иначе Йен не передал бы фирму в ваши руки. Старик прищурился.

- Все равно передал бы, но я бы хотел, чтобы он сам объяснил вам - почему.

На этой загадочной ноте разговор явно закончился. Шэннон поднялась, почти физически ощущая витающие в воздухе обман, предательство и интриги. К несчастью, она не могла представить счастливый конец истории этой семьи, так как пропустила слишком много страниц.

- Простите, мне пора идти. Я встречаюсь в Нью-Йорке с клиентом. Рада была познакомиться с вами, Адам.

- Взаимно. - Старик тоже встал и вынул из ящика письменного стола коробку. - Подарок малышке на день рождения.

Шэннон застыла, не в силах пошевелиться, во все глаза глядя на яркую упаковку. Ее собственные родители даже не вспомнили или не пожелали вспомнить о дне рождения внучки!

- Благодарю вас.

- Не стоит благодарности. Я счастлив. - Провожая Шэннон к двери, Адам положил ладонь на ее плечо. - И не сдавайтесь.

Шэннон быстро шагала по Уолл-стрит к автобусной остановке, лавируя между медлительными пешеходами. Если повезет, она доберется до автостоянки, где оставила свою машину, раньше, чем закончится последний рабочий день недели и жители пригородов, работающие в Нью-Йорке, ринутся домой.

Ее бедные ноги уже изнывали от высоких каблуков, и она подумала, что при желании минут через пятнадцать могла бы оказаться в квартире Иена. Очень соблазнительная мысль. И всего-то требуется - поступиться гордостью и принять ту малость, которую предлагает Йен... Взвесив все "за" и "против", Шэннон решила, что еще не готова капитулировать.

Она остановилась на углу, дожидаясь зеленого света светофора. Автомобили мчались мимо, оставляя во влажном воздухе удушающий след выхлопных газов. Сверкающий лимузин свернул на боковую улицу в опасной близости от тротуара, не снижая скорости. Шэннон отшатнулась и словно наткнулась на каменную стену.

- Простите, - пробормотала она, пытаясь восстановить равновесие, но что-то не давало ей выпрямиться. На какую-то долю секунды ее сердце остановилось, тело оцепенело, рука будто по собственной воле прижала к боку сумочку. Шэннон резко развернулась и оказалась лицом к лицу с грязным лохматым мужчиной с разинутым беззубым ртом. Резкий щелчок заставил ее опустить взгляд. В лучах заходящего солнца серебром сверкнуло выскочившее из рукоятки лезвие ножа. Шэннон автоматически вцепилась в сумочку обеими руками.

- Отдай, - потребовал дрожащий от ярости голос.

Инстинкт отказался подчиниться здравому смыслу, и Шэннон начала бороться.

- Идиотка, - рявкнул грабитель, ловким движением разрезая кожаный ремешок. Конец лезвия полоснул по руке Шэннон. Сумочка упала в руки грабителя, он бросился бежать, оттолкнув Шэннон, и она налетела на остановившуюся у светофора машину.

Преодолевая острую боль, Шэннон сжала ладонью порез. Кровь хлестала из раны, заливая повисший лохмотьями рукав дорогого голубого костюма. Кто-то завизжал - слава Богу, не она. Из ее раскрытого рта не вырвалось ни звука.