- У тебя просто шея тонкая, - словно прочитав мои мысли, сказал Веня. Тонкий палец заскользил по рисунку. - Поэтому ты и получился таким... головастиком.

Венины руки красные от мороза с потрескавшейся кожей. Кое-где сквозь трещинки сочилась кровь. Я протянул ему свои перчатки.

- Спасибо, - Веня нацепил их на свои руки. Перчатки оказались слишком маленькими, с короткими пальцами.

- Можно их обрезать, - посоветовал я. - И рисовать будет удобней. Я в кино видел.

Я был готов отдать всё, что имел, только бы заглушить пробудившуюся совесть. Если бы Веня кричал, ругался или лез в драку, никакого стыда я бы не испытывал. Но он выглядел таким беззащитным и доверчивым, что обидеть его мог только бессердечный человек, каким я всегда боялся стать.

Веня вырвал листок из блокнота и протянул мне:

- Возьми! Твой портрет!

Его добродушие стало последней каплей. Я вскочил, схватив листок и побежал. Я бежал и бежал. Всё быстрей и быстрей, не оборачиваясь. Не видеть, не знать, не помнить.

Корешок я потерял по дороге, а рисунок засунул в учебник по труду, который никогда не открывал, а позже сдал вместе с книгой в школьную библиотеку. Дома я соврал, что машина сломалась, и хлеб сегодня не привозили. Дед разгадал мой обман, прочитав нотацию о том, что я не просто ленив, глуп и лжив, а к тому же не хочу меняться в лучшую сторону. А я хотел, очень хотел быть таким как Веня и Нина. Не видеть зла, не чувствовать ненависти и всегда поступать по справедливости.