Жорка на сей счет был спокоен, поэтому без опаски отнес документы в райвоенкомат. Там его встретили очень приветливо, помогли написать заявление в одно из самых престижных авиационных училищ и, как полагается, отправили на медицинскую комиссию.

Снова-таки, выбери Жорка любой гражданский вуз, ему в райполиклинике без проволочек выписали бы форму 286 с отметкой «здоров» по всем необходимым параметрам. Тот же терапевт, что прослушал бы Жорку в цивильной поликлинике с положительным результатом, в составе военкоматской комиссии обнаружил в шумах сердца будущего курсанта-авиатора нечто подозрительное и направил на обследование в областной центр.

Медики областной клинической больницы потрудились на славу: только глаза и зубы у нашего призывника оказались в норме. Все остальные специалисты, обрадованные тем, что юношу не надо лечить ни от каких болезней, а, следовательно, при всем желании они не смогут нарушить заповедь «Не навреди!», роясь в старых институтских конспектах и свежайших медицинских журналах, находили у Жорки все новые и новые отклонения от нормы. По ходу, правда, вырезали гланды, но это было мелочью по сравнению с букетом многочисленных заключений по поводу и без повода.

Итог – не годен к строевой службе в мирное время и годен к нестроевой службе в военное время. Что, кстати, не помешало той же медкомиссии признать Жорку годным к военной службе рядовым семь лет спустя. Но это так, к слову.

Все эти комиссии и перекомиссии привели к тому, что по времени Жорка опоздал к поступлению и в гражданский вуз. А наличие военного билета с пугающей записью закрыло ему и поступление на работу на приличные предприятия. «Нам инвалиды не нужны, у нас своих хватает!» – все начальники отделов кадров, словно сговорившись, встречали и провожали Жорку одной и той же фразой.

27 августа Жорка шел устраиваться грузчиком в райунивермаг (дошло уже до этого), когда по дороге встретил директора своей школы. На вопрос: «Ну, как дела?» – обстоятельно, с леденящими душу подробностями, рассказал о своих злоключениях. Директор Жорку уважал, поэтому счел, что до профессии грузчика тот не дорос, и посоветовал пойти работать старшим пионерским вожатым в любую школу. «Год не пропадет – раз, под боком учителя, которые тебе помогут, в случае чего, подготовиться – два» – приводил неотразимые доводы директор. Поэтому вместо универмага Жорка попал в райком комсомола, где честно и откровенно признался, что с детства мечтает повязывать малышам галстуки и принимать рапорты по результатам сбора макулатуры.

Старшие пионерские вожатые все без исключения входили в состав комсомольского актива района, а в активе был хронический перекос в пользу особей женского пола, которые имели нехорошую привычку выскакивать замуж и уходить в декретный отпуск, когда заблагорассудится, в том числе и среди учебного года, что резко снижало показатели отчетности по количеству и качеству проводимых мероприятий. Поэтому приняли Жорку с распростертыми объятиями, предложили датировать заявление началом июля (Жорка как раз в это время лежал на обследовании), без бюрократических проволочек внесли его фамилию в июльский протокол бюро и в списки слушателей месячного установочного семинара вновь назначенных старших пионерских вожатых. А поскольку теперь Жорка был утвержден коллегиальным комсомольским органом и обучен, то он без промедления получил путевку и направил свои стопы в районный отдел народного образования. Вслед ему пообещали всяческую поддержку и помощь, а также конспекты семинара, который он так легко и непринужденно заочно закончил с оценкой «отлично» по всем предметам.

Заведующий районо внимательно изучил путевку пионерского вожака, еще внимательнее всмотрелся в аттестат, вышел в приемную позвонить по телефону (хотя у него на столе стояло своих три аппарата), вернулся и спросил:

– Как ты думаешь, может ли школа прожить без пионерского вожатого?

Жорка поразмыслил немного и, вспомнив, как в его пионерские годы старшие пионервожатые одна за другой толстели в талии и исчезали с горизонта, оголив рабочее место до конца учебного года, а также решив заодно, что врать нехорошо, честно ответил:

– Запросто!

– А без учителя математики, физики, химии, биологии?

Все эти предметы Жорка любил, учителя у него были хорошие, поэтому представить себе школу без них Жорка не смог.

– Конечно, нет!

– Так вот, сегодня за окном конец августа, а у меня в районе четырнадцать вакансий учителей математики, физики, химии, биологии. Поэтому поступим так. Путевку я себе оставлю на память – она все-таки свидетельствует о наличии у тебя педагогического образования в объеме семинара для старших пионерских вожатых. Сейчас я выйду на балкон покурить, а ты тем временем ознакомься со списком вакансий и картой района. Что выберешь, то и твое.

Жорка решил осчастливить Яблоневскую восьмилетнюю школу. В Яблоневке он никогда в жизни не был, но по карте вычислил, что она ближе всего к райцентру.

28 августа он получил на руки приказ и стал учителем математики и физики.

Университеты

Жорка много лет был учеником, а посему никогда не смотрел на учебный процесс глазами учителя. Пока он добирался до Яблоневки, пытался представить себе, что и как будет преподавать. Никакого представления у него не получилось, кроме, может быть, воображаемой картины выставления оценок в журнал. Получилось, что в преподавании это самое главное. Интуиция подсказывала ему, что этого мало, должно быть еще что-нибудь. Подсказка, однако, получилась весьма невнятной. В сердце стала закрадываться тревога.

Школьное здание тоже не очень воодушевило нашего героя. Построено оно было в начале двадцатого века для нужд церковно-приходской школы в составе 3-4 классов и с тех пор подвергалось только косметическому ремонту. Еще один корпус построили лет пятнадцать тому назад и с тех пор капитально ремонтировали ежегодно. Правда, на момент прибытия Жорки косметический ремонт основного здания и капитальный – дополнительного были завершены, из открытых форточек густо пахло свежей масляной краской, а свежевыкрашенные в грязно-коричневый цвет входные двери были заперты и мазались.

С тыльной стороны основной школы нашлась небольшая пристройка, что-то вроде тамбура. Через зеленую лужайку в сторону небольшого парка была натянута бельевая веревка, на которой сушились несколько штор, гардины, мужские брюки и майки, а также небольшой набор предметов нижнего женского белья. Решив, что здесь обитает школьный сторож, Жорка решил полюбопытствовать, где же ему найти директора школы. На стук вышла дама лет сорока пяти с копной черных крашеных волос на голове, уже недели три страдающих от разлуки с расческой, в стареньком вылинявшем халатике. Руки у женщины были по локоть в муке.

– Простите, где я могу найти директора школы?

– А зачем?

– Я должен отдать ей приказ по районо.

– О чем?

– О назначении учителем.

– Тогда подождите две минутки.

Женщина вернулась в дом и появилась минут через десять. Теперь она была в темно-красном платье и с вымытыми руками. От радости по поводу кратковременного соприкосновения с гребешком волосы из положения «сверху вниз» переместились в положение «снизу вверх и в стороны». Женщина протянула для пожатия руку и представилась:

– Зоя Даниловна, директор школы.

– Очень приятно. Жора.

– Теперь уже не Жора, а Георгий… Как Вас по отчеству? Денисович? Георгий Денисович. Вы когда-нибудь работали учителем?

– Никогда.

– Я так и подумала. Ну что же, начнем учиться.

Она вынесла из квартиры (оказывается, с тыльной стороны школьного здания находилась квартира директора школы) три табурета – два для сидения, а на третий она поставила огромных размеров арбуз и несколько ароматных дынек сорта «колхозница». Заставив вновь испеченного Георгия Денисовича поочередно откусывать от полукилограммовой арбузной «скибочки» и он дынных «скибочек» поменьше, она открыла курсы повышения квалификации начинающих учителей.

Из двухчасовой лекции начинающий учитель усвоил далеко не все, но главное все-таки уловил. Главное сводилось к следующим нескольким требованиям.

Первое. Держать дистанцию между собой и учениками, особенно ученицами. Ибо его предшественница на этом посту сократила дистанцию между собой и мальчишками до размеров, которые допускают далеко не все супруги даже в период пресловутого медового месяца. К сожалению, этот факт вскрылся не сразу (имеется в виду для администрации школы – все село об этом гудело уже месяца два), поэтому шальную девку уволили, а в школе полгода не читалась математика.

Второе. Учить надо так, чтобы материал усваивали все ученики. Оценок не завышать, но каждая двойка снижает показатель успеваемости. «Запомни, Георгий Денисович, – вещала директор, – каждая двойка сверх пятой идет уже не ученику, а тебе, учителю». Низкий показатель успеваемости ухудшает и без того плачевное положение школы, директору грозит наказание, а если ее начнут увольнять, говорила директор, то тут кое-кто со все возрастающей скоростью побежит искать пятый угол. Георгий никого еще в школе не знал, поэтому угрозу отнес на свой счет.

Третье. Для обучения существуют государственные программы. Набор программ для предметов, которые будет преподавать Георгий Денисович, директор вручит сегодня же, как только будет покончено с арбузом и дынями. Тут же Денисович с изумлением узнал, что будет преподавать не только математику и физику, как значилось в приказе по районо, но и черчение, рисование, немножко химии, а пока не пришлют соответствующего специалиста, то и немецкий язык. Выполнение программы (при непременном условии усвоения ее всеми учениками) – дело государственной важности. В отличие от государственных планов и социалистических обязательств во всех других отраслях народного хозяйства перевыполнение программ тоже не поощрялось.