Когда «простынка» была закончена, Зоя Даниловна обыденным голосом спросила:

– Что там у нас еще?

Галина Филимоновна, учительница биологии и географии, стала интересоваться, что будем делать с урожаем свеклы с пришкольного опытного участка. В двух километрах от школы (это и называется пришкольный) колхоз выделил полгектара земли, на котором в нынешнем году вырос рекордный урожай сахарной свеклы. Но, к сожалению, вела речь дальше Галина Филимоновна, не менее рекордные урожаи свеклы были и на соседних участках, и во всем районе. По этой причине никто не хотел нашу свеклу покупать.

Георгий не понял трагизма ситуации и обратился за разъяснениями к соседке, учительнице украинского языка и литературы. Выяснил он следующее. Школа ежегодно высаживала на пришкольном опытном участке сахарную свеклу, а дети в течение всего сезона ее пропалывали, прорывали – короче, обрабатывали. Осенью школа свой урожай продавала частным лицам в виде корма для домашних животных, получая за это хоть и небольшие, но наличные деньги. За эти деньги школа приобретала веники, половые тряпки и прочие атрибуты школьной гигиены – то есть все то, что не распространялось централизованным порядком, как, например, наглядные пособия, и что невозможно было купить в магазинах за безналичный расчет по причине многолетнего отсутствия в продаже. В нынешнем году охотников на школьный урожай нет. А плодотворная учебно-познавательная деятельность школы может быть подрублена прямо на корню по инициативе санстанции, стоит только ей заподозрить, что веников нет или они функционируют недостаточно эффективно.

Насколько серьезно положение, Георгий понял и по тому, как все побросали свои журнальные заботы и вступили в полемику, впоследствии названной психологами «мозговой штурм». Со временем ручеек идей иссяк, нытики стали жаловаться на отвратительное снабжение сельских школ вообще и Яблоневской восьмилетней школы в частности.

– Что такое бутылка денатурата в год – раньше по четыре давали! Вот вылакала детвора пол-литра за пять минут, и все – весь год без лабораторок! – возмущалась Валентина Петровна.

– Ну, предположим, можно взять полмешка свеклы, перегнать на самогон, очистить хорошенько, и спирт для спиртовок у нас будет… – задумчиво протянула Галина Филимоновна.

– Почему полмешка? Перегоним весь урожай! – осенило Зою Даниловну. – Продукт пользуется спросом всегда, мы его очистим так, что Кузьминичне и не снилось (Кузьминична – местный конкурент государственной монополии на изготовление крепких спиртных напитков), а на выручку мы и веники купим, и не только… Так, Ивановна, запиши в протокол педсовета поручение Галине Филимоновне и Георгию Денисовичу – не зря же они у нас химики-физики-биологи. Им и флаг в руки.

Мария Ивановна поспешно кинулась царапать в свою амбарную книгу, а Георгий Денисович догадался, что побывал на своем первом в жизни педсовете.

Неделю после этого педколлектив чуть ли не в полном составе вечерами дробил свеклу. На школьный чердак сносились емкости для брожения. Месяц по коридорам гулял запах, навевающий радостные мысли о соленых огурчиках, а потом вступило в действие спецоборудование, принесенное Галиной Филимоновной из дому, на конечном этапе – школьное лабораторное оборудование и военные запасы (в подвале школы находился забытый всеми запас ГО – гражданской обороны – из которых наибольшей популярностью в том году пользовались противогазы с угольными фильтрами).

После обработки вся школьная сахарная свекла поместилась в две полные тридцативосьмилитровые молочные фляги. Спиртомер показывал девяносто два с половиной градуса. Лабораторные работы и веники были спасены.

Хозяин

С наступлением зимы Георгию Денисовичу стало полегче. Он уже втянулся в школьные будни, написание поурочных планов перестало быть мучительно долгой процедурой, выработались критерии проверки тетрадей, да и поручение педсовета они с Галиной Филимоновной выполнили с блеском (в глазах, во всяком случае). Появилось время для нормального общения с хозяевами, благо эти люди давно уже заслужили более внимательного отношения с его стороны.

Флегонт Георгиевич – так звали хозяина – работал «крысодавом», то есть от лица районной санэпидслужбы раскладывал по фермам и колхозным помещениям отраву для крыс и мышей, изводил тараканов и мух.

Каково же было удивление Жоры, когда он узнал, что у Флегонта Георгиевича высшее образование и в его трудовой биографии была даже весьма высокая должность. Правда, совсем недолго, потому что бдительные чекисты из НКВД своевременно пресекли его враждебную по отношению к социалистическому строю подрывную деятельность.

А было дело так. Еще до войны закончил Флегонт Георгиевич Ленинградскую лесотехническую академию и получил назначение главным инженером в один далекий сибирский леспромхоз. Транспортные магистрали в те времена были развиты еще хуже, чем сейчас, поэтому добирался он до места назначения больше месяца: поездом, пароходом, единственным на этой трассе с периодом обращения восемнадцать дней, потом на попутных лошадках. Директор леспромхоза, на тот момент единственный дипломированный специалист, несказанно обрадовался вновь прибывшему, поскольку перед этим он несколько лет не был в отпуске, проживающие с ним жена и дети одичали и захирели. Их срочно надо было свозить к морю, покормить витаминчиками, показать хотя бы какую-то цивилизацию. Сибирское лето короткое, следовало торопиться, пока не кончилась навигация. Поэтому он в рекордно короткие сроки передал главному инженеру свое хозяйство, печать, ключи от сейфа и отбыл в теплые края до следующей навигации.

А через несколько недель после короткого слякотного периода наступили морозы, верховья судоходной реки сковал лед, пароходик выполнил последний рейс и выбросил на берег четырех студентов, которых снова-таки доставили в леспромхоз на попутной лошадке. Это были студенты четвертого курса все той же лесотехнической академии, которые направлялись на практику в еще более далекий леспромхоз, да не рассчитали сроки, не вписались в навигацию, а поэтому рисковали потерять год учебы.

Стали они просить Флегонта Георгиевича пройти практику у него – им-то без разницы, в каком леспромхозе работать, а ему – хорошая подмога в виде почти подготовленных специалистов. Возражений с его стороны не было, тем более что ребят этих он по академии немножко помнил, несмотря на то, что учились они на пару курсов позже. Несколько дней ушло на то, что он связывался по рации с головным управлением, которое послало телеграмму в Ленинград, а Ленинград послал обратную телеграмму, которая дала «добро» на изменение места практики. За это время ребята изнервничались, поэтому, когда Флегонт Георгиевич позвал их к себе в конторку и дал подписаться под приказом о временном, на время практики, зачислении в штат, тут же мотнулись в факторию и принесли полдюжины бутылок пищевого спирта (его продавали в Сибири вместо водки). Стали настойчиво приглашать главного на процедуру снятия напряжения, и тот было согласился, да тут позвали на участок, где случилась какая-то мелкая авария, требующая, однако, специальных знаний. Флегонт Георгиевич пообещал придти позже, но так на вечеринку и не попал.

Четверка студентов разгулялась широко, с размахом. Пили с тостами, пили без тостов, под патефон плясали «яблочко» и без патефона пели песни. А когда и вовсе разошлись, стали бить о стенки комнаты пустые бутылки. Одна бутылка выбрала себе не ту траекторию и со всей силы вмазалась в портрет вождя всех народов товарища Иосифа Виссарионовича Сталина. Стекло разбилось, бумага прорвалась, рамка покачнулась несколько раз на бечевке и оборвалась…

Кто-то из этих же четверых донес куда надо, и утром всех практикантов забрали. Уполномоченный НКВД в леспромхозе лично трое суток не спал – отвозил связанных арестованных в санях в поселок. Они же, сволочи, спали столько, сколько хотели. Правда, в отличие от уполномоченного, они не ели. И это, по мнению чекиста, было правильно – нечего было на врагов народа продукты переводить. А в поселке за них взялись уже опытные специалисты: после двадцатичетырехчасового непрерывного допроса, на котором всего-то и делов: зубы напильником попили, пальцы в тиски позажимали да по детородным органам коваными сапогами потоптались – признались все четверо, что кощунство и вандализм в отношении портрета дорогого товарища Сталина они совсем не так просто проявили. Давно уже они против Советской власти и родного народа работают, продавшись английским и американским буржуям. И в леспромхоз они не случайно попали, а потому что знали, что именно в этом хозяйстве заготавливают стратегически важную древесину, из которой потом делают снарядные ящики, а отсюда – прямой выход на подрыв военной мощи молодого социалистического государства.

Настолько разоткровенничались члены подпольной антикоммунистической организации, что стали выдавать всех подряд. В том числе выдали и исполняющего обязанности директора леспромхоза главного инженера этого же леспромхоза по кличке Флегонт, который и притормозил их продвижение в менее важный со стратегической точки зрения леспромхоз да по собственной инициативе оставил у себя.

И состоялся еще один звонок в леспромхоз, и вновь еще не отоспавшийся от предыдущей поездки уполномоченный НКВД запряг лошадок и отправился в путь. На этот раз его поклажей был один только человек, но какой – сам главный инженер!

Правда, оставшийся без специалистов леспромхоз пришлось законсервировать до возвращения главного начальника, но не спишешь же на наших славных чекистов невыполнение плана по лесозаготовкам! У них другая работа – беречь Родину от внутренних и внешних врагов.