Слова, который король произнёс мне в ту долю секунды перед пробуждением, полыхают в моём сознании с яркостью суперновой звезды.

«Ты ищешь лазейку. Правила, которых придерживаются фейри, относятся только к изначальному Светлому Двору. Круус к нему не относится».

Я давно верила, что сны — это подсознательный метод упорядочения фактов и событий нашей повседневной жизни, где подобное хранится вместе с подобным, и рождаются выводы, которые ускользают от загромождённых миазмов нашего осознанного мозга.

И в отголосках этого мощного сна-откровения я знаю, что это правда.

Должно быть, где-то в файлах королевы я заметила нечто, вызвавшее у меня подозрения, что правила Светлого Двора применимы лишь к Светлому Двору. Возможно, это слияние множества частей из множества файлов; это не было озвучено, но подспудное осознание всё равно родилось.

Как подметил король из моих снов, Круус — не из Светлого Двора.

Тада-а-а-м. Попался.

Пробормотав беззвучное спасибо вселенной за указание на то, что мне надо было увидеть, я встаю, хватаю блокнот с ручкой и стремительно отправляюсь на поиски Бэрронса.

— Я хочу попробовать просеяться к папе и Дэни, — говорю я ему.

Бэрронс сидит в офисе Риодана, его рубашка висит на спинке стула, пока Риодан татуирует на его спине обсидиановые и кровавые руны, которые защитят его от огромной цены за использование чёрных искусств.

— Ты осознала, что ранее врезалась в МЭВ, а не в охранные чары, — говорит Бэрронс.

— Да, — мысленная заметка — больше никогда не пытаться просеиваться в МЭВ. Бэрронс был прав, фрагментированное состояние части Фейри-реальности осушило меня, словно пыталось завладеть моей силой, чтобы восстановить себя. — Возможно, я сумею проникнуть в замок Зимы. Я слишком легко сдалась. Более надёжно защитить чарами Честер или спасти папу и Дэни? — я озвучиваю варианты. Я знаю, что я считаю приоритетным.

Бэрронс хмыкает. Риодан бросает свой нож на стол, отталкивает поднос с чернилами и говорит:

— Нах*й Честер. Я в деле.

— Тебе лучше остаться здесь, — говорю я Риодану. — Мы вновь потеряем время, даже если не так много, как раньше. Что, если Дэни не там? Что, если Шазам придёт искать тебя? Что, если что-то случится с мамой, или сюда явится Круус?

Он молча смеряет меня взглядом, серебристые глаза леденеют, ощетиниваются. Я чувствую, как под его кожей дрожат нетерпение и ярость, жажда мести, жажда сражения. Кто-то похитил Дэни, и его глаза застилает кровавая пелена.

Но он также различает оттенки чёрного, белого и серого, потому что Риодан всегда видит картину в целом и пробьётся сквозь эмоции к холодно логичному и самому эффективному шагу в данный момент. Его мужчина, король, правитель, непревзойдённый игрок в шахматы доминирует над зверем. Зверь Бэрронса доминирует над мужчиной.

— Бл*дь, — выдаёт Риодан наконец. Затем снова, — Бл*дь, — и его кулак врезается в стол.

— Кристиан открыл портал и послал сообщение, не потратив ни секунды смертного времени. Если тебе понадобится связаться с нами, обратись к Кристиану. Я пошлю тебе сообщение таким же способом и дам тебе знать, когда мы её найдём.

«Если мы её найдём», но этого я не добавляю.

Риодан натянуто кивает.

— Идите. Пока я не передумал, бл*дь.

Я сосредотачиваюсь на моём отце, конструируя богатое воспоминание. Первый раз, когда он посадил меня за руль машины, чтобы научить водить. У мамы едва не случился истерический припадок. Она заставила меня дождаться шестнадцатилетия, но я уже пару лет помогала папе с ремонтом машины, и он видел голод в моих глазах. Я родилась с любовью к масл-карам.

Форд Мустанг Босс 302, V-8, 1970 года был оранжевым снаружи, с чёрным салоном. Задний привод, идеальный для бесснежных южных дорог. Я обожала каждый его жёсткий дюйм. Я до сих пор могу почувствовать папину руку на своей, пока он направляет меня при переключении передач и учит чувствовать, когда трансмиссия угождает в то самое сладкое местечко. В салоне машины пахнет его любимыми мятными конфетками, витает лёгкий аромат его лосьона после бритья и серный запах утомления. Солнце пятнами светит в лобовое стекло, опьяняющий аромат южного лета влетает в распахнутые окна и ерошит мои волосы.

Чары Зимы — та ещё задачка. Но они не являются непреодолимыми. Я действительно сдалась слишком легко. Мы врезаемся в них с такой силой, что это вышибает из меня дыхание, но мы не отскакиваем назад в Честер. Я инстинктивно обмякаю, не противлюсь. Вместо этого я принимаю силу, которая рябит вокруг замка, открываюсь для неё, приветствую её как Верховная Королева Фейри, чту её мощь, предлагаю слиться, соединиться и оставить её даже чуточку богаче за возможность пройти через неё.

Это настолько просто, потребовалось лишь предложение моей энергии, никаких встречных чар, рун или заклинаний не понадобилось. Я начинаю подозревать, что королева наиболее сильна потому, что просто может предложить наиболее щедрую связь с земной магией, и по мере опускания по иерархии фейри чем ниже каста, тем менее сильна её связь. Моё правление гарантировано тем простым фактом, что я способна черпать больше силы, чем любой другой фейри.

Мы проявляемся внутри Северной Башни. Зима стоит спиной к нам, лицом к окну, не догадываясь о нашем вторжении. Она представляет собой этюд мерцающего льда, длинных, серебристых волос с инеем, платья с сосульками; кожа её длинных худых рук белая с синими венами и морозная с длинными ледяными когтями.

Я отвожу взгляд, осматриваю круглую комнату и замечаю моего отца, привязанного к креслу изо льда. Его голова свесилась вперёд, кожа сделалась бескровной и бледной, если не считать того места, где она покрыта коркой застывшей крови. Он сильно ранен. Дэни нигде не видно.

«Папочка!» — кричу я безмолвно.

Натужное молчание усиливает мою ярость до невыносимых высот. Мне отказано в простой разрядке криком.

Как Зима подавила звук? В воздухе присутствует плоскость, ощущение двухмерности, словно применённое ею заклинание удалило сами молекулы нужного резонанса.

Вновь действуя инстинктивно, поскольку это сработало с охранными чарами, я применяю схожий подход, но вместо того чтобы давать силу самому заклинанию, я предлагаю дар своей энергии пустоте воздуха, предлагаю ей восстановить себя.

Открываясь, я осознаю, что воздух голоден. Он хочет вернуть свою субстанцию. Ему не нравится быть плоским и двухмерным.

Сила вырывается из моего тела в круглую башню, в воздух за её пределами и дальше, в слишком тихое королевство, и внезапно звук крика вырывается из моих лёгких, эхом отражаясь от застывших стен.

Зима резко разворачивается от окна, рыча в ярости.

Я с ужасом понимаю, что я только что облажалась. Знатно облажалась.

Предложение силы имеет свою цену, особенно когда ты посылаешь его целому королевству пустого воздуха.

Я иссушена.

Я даже не уверена, что сумею призвать достаточно энергии, чтобы просеять нас отсюда. Я могу лишь не свалиться на пол. У меня едва хватает силы стоять.

«Соберитесь нахер, мисс Лейн, — безмолвно посылает Бэрронс через нашу связь, — и в следующий раз, возможно, подумайте о том, чтобы атаковать само заклинание, а не восстанавливать саму Природу своим даром, который явно не безграничен».

«Я всё ещё учусь».

Но его наставление вколачивает сталь в мой позвоночник. Я выпрямляюсь, расправляю плечи и отвечаю Зиме таким же рычанием.

«Доброта и жестокость», — напоминает Бэрронс.

«Через какое время мои силы вернутся?»

«Ни единой грёбаной идеи. Хотя я подозреваю, что если вы встанете на землю босыми ногами, это поможет. Оттуда исходит ваша сила».

Моей жестокостью стало бы прямое нападение на саму Зиму.

Моей добротой — восстановление её двора.

К сожалению, в данную минуту, глядя в глаза моего врага, женщины, которая в настоящий момент обладает большей силой, чем я, и держит в заложниках моего явно умирающего отца, я не способна ни на то, ни на другое.

Глава 26

Если бы я могла через себя освободить твою душу³⁴

Кэт

Когда я в последний раз отправилась в Дрохечт, чтобы навестить Шона, я не посылала Кристиану смс с просьбой просеять меня из аббатства в его продуваемый всеми ветрами замок. Вместо этого я проделала долгий и тяжёлый путь из Ирландии в Шотландию — десять часов за рулём и два часа на пароме.

Я жаждала побыть наедине с собой, чтобы подумать, и получила этого в избытке.

Однако на сей раз у меня имелась более существенная причина посадить Рэй в машину и проделать эту дорогу, которая не лишена риска, поскольку по земле бродят старые боги и блуждают МЭВ.

Я не хочу, чтобы моя дочь видела принца Невидимых в первый раз, пока она не встретится с Шоном.

Когда мы входим на землю Кристиана, простирающуюся на пятьдесят тысяч акров, пересечение границы охранных чар заставляет меня задрожать, и Рэй восклицает:

— Что это было, мамочка? Мы уже на месте?

Если мне больше никогда в жизни не придётся услышать слова «мы уже на месте», я сочту это за благословение. И всё же Рэй, надёжно пристёгнутая в детском автомобильном сиденье, хорошо перенесла поездку, несколько раз ненадолго вздремнув и не расставаясь со своим обычным блеском энтузиазма в глазах. Её очаровывали пейзажи, меняющееся небо и земля, поездка на пароме, и она большую часть дороги восторженно болтала, выдумывая истории обо всём, мимо чего мы проезжали.

Вскоре после её рождения я решила, что моя дочь не будет воспитываться в убежище. Я хочу, чтобы она видела всё, пробовала всё, знала, что она может стать кем угодно, и кем бы она ни решила стать (лишь бы это не что-то злое), это идеально устроит меня, и я хочу для неё лишь этого.

Я хочу видеть свою дочь счастливой. Любимой. Довольной. С широко раскрытыми глазами, с целым и сильным сердцем.

В ночь, когда она сказала мне, что папочка навещал её во снах, я позволила ей уснуть, не задав дальнейших вопросов — не потому, что я хорошая мать и понимала, что она нуждается в отдыхе сильнее, чем я нуждаюсь в ответах, а потому что в тот момент я была трусихой.