Глава 11

Джейк

Роуз останавливается возле своей машины и смотрит мимо меня на здание клуба. Я не видел ее несколько месяцев. Жду, что она будет допрашивать меня, но этого не происходит. Не знал, что она в курсе моего возвращения, но подозреваю, что это Бадди проговорился. У всех моих ребят слабость к Роуз и ее детям. Ведь они провели здесь столько времени, когда не было Блэка. Все видели, как она разбита, и поддерживали ее больше, чем любую другую женщину — даже больше, чем некоторые из мужчин своих собственных женщин.

— Я скучала по тебе, Джейк, — говорит она.

Взгляд кристально-голубых глаз пронзает меня.

— Знаю.

— То, что я сказала раньше — серьезнее некуда. Делай, как ты считаешь, будет лучше для нее. Ты, дорогой мой, один из самых добрых людей, которых я знаю. Даже если скрываешь это. Я вижу тебя насквозь, Джейк Хаммер. Всего целиком.

Когда она хочет настоять на своем, то называет меня полным именем.

— Я слишком заебался, Роуз. Я слишком стар для всего этого.

Потом она подходит ко мне, и я вижу одну единственную слезинку, скатывающуюся по ее щеке. Роуз касается ладонью моего лица, большим пальцем поглаживая кожу, вперед и назад.

— Нет, Джейк, все не так. Ты просто пока этого не видишь. Не позволяй прошлому взять верх над тобой.

Затем целует в щеку и шагает прочь. А я остаюсь на месте и не двигаюсь, наблюдая за ее уходом.

Стою там, пока не оседает пыль, а машина полностью не исчезает из виду. И даже не слышу, как подходит Бадди, останавливаясь рядом.

— Это ты ей позвонил.

Я смотрю, как он рассеянно кивает в ответ.

— Она обещала мне пирог. А ее чертов пирог слишком хорош, чтобы отказываться от него.

Он смахивает остатки начинки с уголков губ, а затем облизывает пальцы. Я не собираюсь с ним спорить. Рано или поздно, она бы все равно приехала — слишком любит кормить этих великовозрастных обормотов, хотя большинство их жен умеет готовить.

Когда я возвращаюсь в клуб, гостьи в моей комнате нет. Только вещи, разбросанные по кровати — косметика, одежда — будто постель превратилась в ее персональный шкаф. Даже не знаю, что с ней делать. Знаю лишь, что она не собачка, которую можно тренировать и заставить делать то, что мне нужно. Но право остаться здесь нужно заслужить. Что-то для этого сделать. Может, я могу уговорить ее прокатиться на моем члене в оплату доли расходов за проживание. Мне нравится, как это звучит, хотя она вряд ли согласится. Стук отрывает меня от мыслей о том, как она прыгает вверх и вниз на моем члене, словно на батуте. Я так возбудился. Черт возьми ее... и ее сладкую задницу.

За дверью одна из моих танцовщиц, одетая только в трусики-слипы, которые сильно просвечивают — то, что я обычно предпочитаю на девочках. Ее рыжие волосы такой длины, что едва прикрывают соски, а губы красные, и я сразу представляю, как они обхватят мой член. А потом она начинает говорить:

— Я услышала, что ты вернулся, и зашла поиграть, — подмигивает она.

Поиграть сейчас будет кстати. Сбросить сексуальное напряжение от маленькой сексуальной штучки рядом... блядь, а где она вообще? Она же мне так ничего и не сказала. А я почему не спросил?

— Н-да?.. — спрашиваю я, подходя к двери поближе, ощущая ее запах. Она пахнет, как поле с цветами. Будто она в них купалась.

Танцовщица склоняет голову набок, призывно надувает губы, а затем тянет меня за штаны. Ближе к себе. Приближает губы к моему уху и скользит языком по мочке.

— Я пришла... чтобы ты наказал меня.

Мне не нужно предлагать дважды. Я подхожу ближе и приподнимаю ее. Она крепко обхватывает меня ногами за талию, словно заключает в тиски — а ноги у нее сильные, как у очень хорошей гимнастки, коей она и является. Как правило, я не трахаюсь с одной женщиной больше трех раз: один раз — весело, два — игра, а три — уже пока-пока. Нужно обрезать привязанности, пока все не стало слишком плохо. Но Сора... быть с ней — словно лежать на постели из роз. Снаружи все мягкое и красивое, а изнутри занозы и колючки — вот такая она, Сора. Она хорошо трахается, но меня это не особо волнует. Главное, что она наслаждается всем этим так, будто ест долбаный торт.

Тащу ее в комнату для шлюх. Дверь уже открыта, и Сора пинает ее ногой, чтобы закрыть. Потом скользит вниз по моему телу, падая на колени и сдирая с меня штаны практически одними ногтями. Смотрит вверх и облизывает свои красные губы. И через каких-то пару мгновений уже обхватывает ими мой член. И сосет, будто гребаный пылесос. Впивается мне в задницу руками, ногти вонзаются глубоко в кожу, наверное, оставляя отметины, что мне дико нравится. Чем больше боевых шрамов — тем лучше. Я как карта боевых действий. Хотя бы эти я могу контролировать. Другие у меня появились не по собственной воле — но тут уже вся власть у меня. И мне нравится контролировать процесс, неважно, что это будет — девочки, оружие, клуб или люди. Все, что угодно — я от этого тащусь.

Когда я отталкиваю ее, она встает, сбрасывая свои трусики на пол. Затем приподнимает матрас и достает оттуда нож и пару веревок. Ложится на постель, раздвигает ноги так, чтобы мне хорошо было видно киску, и хватается руками за столбики в изголовье кровати. Я привязываю одну из ее рук очень крепко, так, что если она будет сопротивляться, то наверняка оставит отметины. Сора поднимает ноги и разводит их так широко, что почти касается краев постели — если бы кровать была менее широкой, так и произошло бы. Я же говорю, гимнастка. Она гибкая, как черт знает что.

Пальцем поглаживаю складочки между ее ног, и от удовольствия она выгибает спину. Шлепаю по клитору ладонью, чтобы она ощущала вибрацию даже внутри. Сора дрожит, глаза заволакивает дымкой страсти. Может быть, она создана именно для меня? Ей нравятся все те штуки, которые я делаю, буквально умоляя меня о большем. Вот только... интересно, почему мне никогда не приходило в голову просить ее о чем-то еще. Ну да, я могу трахать ее не переставая. Но, в конце концов, все же мне хочется, чтобы она ушла. Не хочу видеть ее поблизости, рядом. Может быть, даже если секс очень хорош, два человека, связанных друг с другом только постелью, не так уж совпадают, хоть и уверены, что все просто охренеть как хорошо.

Подношу нож к ее лицу, и она смотрит с интересом. Придерживаю ее уже раздвинутые ноги, прежде чем скользнуть глубоко внутрь. Потом ножом надрезаю кожу у нее на животе, не слишком сильно, чтобы остался шрам, но достаточно, чтобы появилась кровь. Она наблюдает за этим с интересом — ее живот уже исполосован шрамами, и заметно, что все это приносит ей удовольствие, которое могут понять только настолько же испорченные как мы люди.

— Еще, — кричит она.

Иногда я думаю, что она желает этого. Шрамов, оставленных мной. Чтобы нож скользнул еще глубже и дальше. Но я никогда не делаю такого. У нас слишком много травм, чтобы добавлять новые. Однако, как испорченный человек, иногда я думаю о том же. Может быть, мне следует добавить новые шрамы на собственное тело, чтобы сбалансировать те, которые я ненавижу. И, может быть, тогда они не будут мучить меня так сильно и позволят наконец пойти в то место, где нет ничего, кроме белого цвета.

Еще один порез, и она мокнет еще больше, обхватывая меня все туже с каждым движением лезвия. Я подношу нож к ее шее — мне не обязательно говорить, что я стану делать, мы играли в эту игру сотни раз. Теперь все проще, чем кажется.

Когда холодная сталь лезвия касается шеи, она начинает задыхаться, ей так нравится это ощущение. Затем я перестаю двигать ножом, раскачиваясь всем телом и начиная жестко ее трахать. Наши глаза прикованы к лезвию, пока она не переводит взгляд на мою ладонь — она следит, не соскользнет ли холодная сталь. Такой шрам может стать последним. Но нахлынувшее возбуждение от этого только дает большую вспышку удовольствия нам обоим. Вскоре я бросаю нож, поднимаю ее ноги выше и просто трахаю, пока все не сливается в одно сплошное пятно.

Кончаю сразу после нее.

Она смеется и говорит:

— Может, в следующий раз.

Я смотрю вверх, пытаясь понять, о чем, черт побери, она говорит, и вижу Эдди. С широко открытым ртом она стоит в дверном проеме и смотрит на нас. Ее взгляд застыл на мне, я вижу в ее глазах страх, а потом она выбегает из комнаты.

— Блядь! — вставая, говорю я, хватаю свои штаны и натягиваю их. — Что она видела?

Сора где-то в своем счастливом месте, будто выкурила грузовик гребаной травы, так что мне приходится повторить вопрос дважды, чтобы добиться ответа.

— Думаю... все. Ты же знаешь. Я обожаю зрителей.

У меня нет права злиться. Много кто видел нас до этого, и меня никогда такое не волновало. Она в курсе, именно поэтому смотрит на меня с выражением веселья на лице.

— Тебе она нравится... и ты трахался со мной?

Я не удостаиваю ее ответом. Вместо этого просто качаю головой и сваливаю, чтобы найти Эдди. Черт возьми, и что я ей скажу? Хотя должен бы думать о том, как спросить, какого хрена она вообще подсматривала за тем, как я с кем-то трахаюсь...