Рут сидела в объятиях Грона, глядя на окружавший их темный лес. Ее голова покоилась на его плече, мех на его груди ласкал ей спину, а его руки согревали ее. Она чувствовала себя умиротворенной. В джунглях воцарилась тишина, когда все насекомые и животные улеглись спать, прежде чем начала пробуждаться ночная жизнь.
У них вошло в привычку сидеть так некоторое время после чего они ложились спать. Ей нравилось в конце дня проводить время в объятиях Грона. С появлением Мойры в их племени Рут часто оставалась с ней наедине. Во время их совместных прогулок они болтали об обыденных вещах — купании, добывании пищи и починке того немногого, что у них было. Рут была рада ее обществу, хотя и знала, что Мойра этому не очень-то рада.
Так уж вышло, что теперь она делила свое время между Мойрой и Гроном. Рут провела пальцами по меху на тыльной стороне ладони Грона, лежащей у нее на животе, и переплела их пальцы. Рут все еще испытывала потребность присматривать за Мойрой, но становилось все более очевидным, что в этом не было необходимости. Мойра постепенно привыкала к жизни в племени Гэндри, ей больше не требовалось, чтобы Рут держала ее за руку.
Мойра была старше Рут и во многих отношениях жестче, определенно грубее. Вначале она была растеряна и напугана. Рут нашла свое место с Гроном, она была счастлива, но Мойра все еще устраивала свою жизнь в джунглях.
Крану и Тройи помогали, Рут это знала. Они добивались внимания Мойры настойчивее, чем Рут. Возможно, в этом-то и заключалась проблема. Мойра так и не научилась доверять Гэндри, как Рут доверяла Грону. Мойра почти с самого начала находилась в обществе Рут, которая напоминала ей о Земле, поэтому Мойре требовалось больше времени, чтобы разглядеть в Гэндри нечто большее, нежели кучку инопланетян. Рут знала, что Мойра на самом деле не одобряла на все сто процентов то, как Рут была счастлива с Гроном. Мойра считала, что достойна лучшего, а Рут считала Грона подарком судьбы. Но Рут подозревала, что Крану и Тройи постепенно переубедят её, даже если сама Мойра этого не осознавала.
Рут понимала, что Крану и Тройи подходят ей, но каждый по-своему. Крану был таким же аутсайдером, как и Мойра, вечно раздраженным мятежником. Это было тем, что объединяло их, тем, в чем они могли посочувствовать друг другу. Когда жизнь в племени становилась невыносимой, один из них убегал, а другой следовал за ним, и они проводили день где-нибудь в лесу, бросая камни в разные предметы или общаясь через ветки деревьев, так что Рут не волновалась. Они бы позаботились друг о друге и в конце концов вернулись домой.
Именно благодаря Тройи племя стало домом для Мойры. Он был спокойным, уравновешенным и хозяйственным. Рут не могла сделать этого для Мойры. Она не могла жить вместе с ней на одной площадке, поскольку Грон был на первом месте, но Тройи позаботился о том, чтобы Мойра была счастлива. Он устроил для неё уютное гнездышко, где она могла отдохнуть, безопасную гавань, где она могла укрыться.
Рут тихонько вздохнула. Да, все снова утряслось. Жизнь стала такой же предсказуемой, спокойной, рутинной, как и до появления Мойры. Никакой драмы, они все уладили. У Мойры были её возлюбленные, у Рут — Грон, у Грона — родители, которые, похоже, пребывали в прекрасном здравии. Племя не нуждалось в том, чтобы Рут сидела на страже, но она все еще смотрела в темноту, как например сейчас, одним ухом настороженно прислушиваясь, ожидая услышать жалобный крик с площадки Мойры. Рут хотела защитить Мойру, словно та была ребенком, которому приснился кошмар, но прошло уже больше недели с тех пор, как однажды ночью она в последний раз услышала крик Мойры, и то потому, что Крану случайно уронил ей на волосы жука.
Всё определенно улеглось. Теперь Рут снова могла подумать о себе, о своей жизни и о Гроне. Она знала, что Грон тоже размышлял. Она была в этом уверена. Несмотря на то, как успокаивающе его руки обнимали ее ночью, что-то изменилось. Это было видно по тому, как он иногда смотрел на нее, словно хотел что-то спросить или что-то сказать. Иногда он не решался прикоснуться к ней. Он наблюдал за ней по ночам, пока она не засыпала. Когда он обнимал ее, все его конечности были напряжены. Что-то терзало его, и ей казалось она знала, что именно.
Когда начался этот безумный сезон дождей, они с Гроном фактически застряли на своей площадке на несколько дней, по крайней мере, на две недели, если не дольше. Конечно, он был ангелом во плоти и приносил ей все необходимое, но делать было больше нечего, и они проводили много времени вместе. Занимались любовью. Занимались сексом. Трахались. Тогда Грон казался абсолютно счастливым.
Дождь прекратился, и паводковые воды спали удивительно быстро, лес казался возродившимся и обновленным. Все вокруг сверкало от капелек росы, каждый цветок расцветал, а на деревьях распускались новые листья. Стволы деревьев оживили вьющиеся розовые и пурпурные цветы, благодаря переплетениям лиан, которые ярко контрастировали с листьями. Опавшую и засохшую растительность смыло с земли, и, к удивлению Рут, на ее месте выросла густая трава. Все вокруг было мягким, красочным и громким от пения птиц и криков животных.
Через несколько дней у нее начались месячные. Это не удивило ее, но Грон отреагировал странно. Поначалу он волновался, что ей было больно. Когда она успокоила его и, как ей показалось, весьма успешно заверила, что с ней все в порядке, он затих и долго сидел вдали от нее. На протяжении следующих нескольких дней он часто уходил, правда ненадолго, всегда возвращаясь, но что-то было не так.
Она не знала, сердится он или грустит. Рут старалась убедить себя, что ей это только кажется, но понимала, что, когда дело касалось его, она должна была доверять своим инстинктам, они никогда ее не подводили. Рут старалась убедить себя, что он слишком остро реагирует, что это всего лишь месячные, он видел их раньше и увидит снова, но знала, что это не так.
Он был расстроен, поскольку ожидал, что её месячные прекратятся. Но этого не произошло, потому что она не забеременела. А он явно надеялся на это.
Она могла сложить два плюс два. Ее последней надеждой в плане их способности к зачатию как пары было то, что у Грона был сезон размножения, но он для них был первым. Сезон дождей удерживал их, как и всех остальных, в безвыходном положении. Им ничего не оставалось, кроме как неустанно предаваться любви, после чего следовала так называемая весна. И в довершение всего реакция Грона подсказала ей, что если она и забеременеет, то именно в такой период.
Она мысленно перебрала все аргументы. Они были вместе не так долго, чтобы начать думать о детях. Неужели она хочет забеременеть и родить в джунглях без всякой медицинской помощи, которая может понадобиться для ребенка? Она могла родить малыша, но он бы умер от инфекции или чего-то еще. Природа была непредсказуема и жестока.
Но она верила, что зеленые человечки не дадут ее ребенку умереть. Она им этого не позволит. Она знала, что на неё им наплевать, но ее ребенок будет Гэндри, поэтому-то они из кожи вон лезли, похищая женщин с других планет, чтобы получить как можно больше Гэндри.
Неужели у нее будет ребенок, с которым она никогда не сможет поговорить? Да и не все ли равно? Вдруг ребенок Грона окажется слишком большим для ее тела и убьет ее? Она знала, что не сможет оставить Грона вдовцом. Ребенок или нет, она была ему нужна. Рут это прекрасно понимала. Лучше было просто смириться с тем, что у них не будет детей, и не рисковать. Достаточно того, что они были друг у друга.
Но что-то в поведении Грона не давало ей покоя. Он не понимал ее, а просто отстранялся. Она бы не сказала, что он ее винил, но видимо он считал, что это было ее решение, а такое она уже не могла вынести.
Они не могли поговорить, но между ними всегда была честность, никогда не было лжи. Она никогда не пыталась обмануть его или одурачить, но сейчас у него сложилось ошибочное мнение. Она не могла сказать ему, что тоже хотела ребенка. Если бы она попыталась всё ему объяснить, то всё равно не забеременела бы, а он бы просто винил себя. Она не хотела этого. Единственный выход, который она видела, — это забеременеть.
Ох, как же ей этого хотелось. Она действительно хотела стать мамой. Хотела ребенка от Грона. Она хотела выносить его и принести в этот мир, держать его, кормить и играть с ним. Она хотела научить его тому, что знала сама, например, чтению, основам математики и всему, что касалось Земли. Ей хотелось наблюдать за тем, как они засыпают в ее объятиях. И еще ей хотелось посмотреть, как Грон будет делать все эти штуки — таскать их на себе, учить лазать по деревьям и мастерить что-нибудь из листьев. Их ребенок будет очаровательным, с маленьким хвостиком, крошечными клыками и наполовину человеческим лицом. Он вырастет большим и сильным, как их папа, с улыбкой как у мамы. Дай Бог.
Рут снова вздохнула. Теперь вопрос заключался в том, как всё устроить. Это было непросто. Она надеялась найти какое-нибудь решение, но знала, что у нее есть только одно место, куда она могла пойти, и одна персона, к которой она могла обратиться. Это будет рискованно, и ей это не нравилось. Рут придется оставить Грона, а её это не устраивало, особенно если учесть, что придется уйти на какое-то время, но, по крайней мере, теперь она могла попросить Мойру присмотреть за ним.
Она могла навлечь на свою голову беду. В конце концов, ей придется раскрыть тайны своего человеческого тела и позволить зеленым человечкам ощупывать её и обкалывать, но это только в том случае, если Т'Лакс согласится помочь. Решившись на это, она окажется у него в долгу, хотя, возможно, ей удастся убедить его в обратном.
А сейчас пора было ложиться спать. У нее кружилась голова, ей нужно было перестать думать об этом, иначе она не заснет. Она беспокоилась о том, что думал о ней Грон, о том, что сделает с ней Т'Лакс и какой матерью она станет. Но не всё зависело от неё.