ГЛАВА ВТОРАЯ Закон случайностей

Всю свою жизнь я ждала, что вот-вот разразится катастрофа.

За неимением более разумного и рационального объяснения это казалось неизбежным. С тех пор как стала достаточно взрослой, чтобы читать газеты или слушать вечерние новости, меня забрасывали информацией о людях, потерявших своих близких в террористических атаках, разбитых и горящих автомобилях, сошедших с рельсов поездов, ограблениях банков с ужасающими последствиями. Каждый день какое-нибудь стихийное бедствие или жуткое насилие раскалывали мир надвое. Куда бы вы ни посмотрели, чья-то жизнь лежала в руинах, непоправимо поврежденная и измененная до неузнаваемости.

Последние пять лет, с тех пор как переехала из родительского дома в Манхэттен-Бич, Калифорния, я провела в раздумьях, когда же настанет мое время. Когда бомба взорвется в моем автобусе? Когда моя жизнь будет висеть на острие ножа из-за моего iPhone? Когда я не посмотрю, куда иду, и встану на пути грузовика?

В конце концов, это как игра в лотерею, и как бы ни старалась не думать об этом, казалось, неразумным предполагать, что трагедия не посетит мой порог в какой-то миг жизни. До этого момента я просто затаила дыхание и ждала. Возможно, это случится завтра. Скорее всего, это произойдет сегодня, когда самолет, на котором я лечу из одного конца страны в другой, из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, рухнет в Гудзон. За последние годы такое уже случалось. Нет причин, почему бы этому не случиться снова.

Мой желудок переворачивается, когда самолет кренится на одну сторону, резко качнувшись влево, описывая широкий круг над Нью-Йорком. За окном рядом со мной простирается город во всех направлениях, насколько мог видеть глаз, и резко обрывается вдали, где вода цвета стали пожирала горизонт.

Я веду себя глупо. Знаю, что самолет не разобьется, но никак не могу убедить себя, что нахожусь в полной безопасности, когда мы несемся по воздуху навстречу бетону, стеклу и металлу.

— Мисс Лэнг? — Женщина, сидящая рядом со мной, улыбается и ободряюще хлопает меня по руке. — Я просто хотела еще раз пожелать тебе удачи. Уверена, что ты справишься. Эти собеседования... — Женщина пренебрежительно махнула рукой. — Они никогда не бывают такими страшными, как мы думаем. А ты такая милая, очаровательная девушка. Я просто уверена, что все будет хорошо.

Она не переставала болтать все шесть часов полета. Я получила полное изложение истории ее жизни в промежутке между отвратительной трапезой в полете, где-то над Колорадо, и одиноким стаканом джина с тоником, который выпила где-то ближе к Индиане: ее зовут Марджи Фенек, ей пятьдесят восемь лет, у нее трое взрослых сыновей, все они теперь женаты, но, боже, если бы они не были таковыми, любой из них просто мечтал бы встречаться со мной. Она уже несколько часов гладит меня по руке, как будто мы были старыми друзьями, и, честно говоря, я не возражаю. Ни капельки. Контакт, если уж на то пошло, был успокаивающим.

Были перерывы между ее постоянной болтовней, когда она задавала вопросы обо мне, и я чувствовала себя обязанной ответить тем же. Ей легко удалось вытянуть из меня цель моего визита в Нью-Йорк в середине недели. Она знала все о том, как мои родители боролись за ресторан в Саут-Бэй. Я рассказала ей о призрачном Ронане Флетчере, о котором мне было известно несколько разрозненных фактов: он бывший военный, получил «Пурпурное сердце», поэтому, очевидно, был очень крутым. Его жена умерла в прошлом году, оставив его с двумя маленькими детьми на попечении. Его капитал довольно высокий, где-то около отметки в миллиард долларов. Марджи также узнала, что я ненавижу летать и не переношу турбулентности. Предполагаю, что она намерено пытается отвлечь меня от резкого крена к земле самолета, заходящего на посадку.

— Да. Да, уверена, что все будет хорошо. Так и должно быть, верно? — говорю я, сверкнув в ее сторону нервной натянутой улыбкой.

— О, конечно, милая. Если будешь заботиться об этих детишках в течение целых шести месяцев, подумай обо всех деньгах, которые сможешь сэкономить, чтобы помочь своим родителям. Ты сама это сказала. У тебя ведь не будет никаких расходов. Ты никого не знаешь в городе, так что не сможешь тратить деньги на развлечения каждый вечер недели, как делает молодежь.

Меня с натяжкой можно назвать «молодежь», в свои двадцать восемь лет, я уже миновала тот период своей жизни, когда каждый уик-энд проводила на вечеринках и тратила деньги впустую. Последние пять лет я проработала учительницей в начальной школе, оплачивала счета, экономя пятнадцать процентов от своего дохода, откладывая деньги на покупку дома. Так поступают взрослые ответственные люди. Я бы все еще занималась этим, если бы государственная школа, в которой работала, не была закрыта из-за недостаточного государственного финансирования. Я потеряла работу вместе с остальными преподавателями четыре месяца назад, примерно в то же время, когда мама и папа смущенно признались, что ресторан на грани разорения. Они не просили о помощи, нет, но я видела, что они в ней нуждаются. Очень нуждаются. Вот куда пошли мои сбережения. Все до копейки. Теперь у меня больше не было денег, чтобы дать им, и не было работы, чтобы заработать больше, и вот так я оказалась в этом самолете рядом с Марджи, на пути к собеседованию для работы няни на другом конце страны.

Не знаю, как до этого дошло. Мне нужно было найти другую преподавательскую работу, но сейчас середина учебного года, и все вакансии заполнены. Репетиторство приносило какой-то доход, но это было эпизодически и ненадежно, а мне нужен постоянный доход, чтобы убедиться, что смогу держать маму и папу на плаву. Когда агентство, в которое я записалась, позвонило и сообщило мне о Ронане Флетчере и его двух маленьких детях, у меня не было особого выбора, кроме как согласиться на полностью оплаченную поездку через Штаты, чтобы встретиться с этим странным, богатым человеком и узнать, что он ищет.

— Напомни, сколько лет детям? — спрашивает Марджи, на этот раз сжимая мою руку.

— Не уверена. По-моему, в папке значилось пять и семь.

Лицо Марджи вытягивается от удивления.

— Такие маленькие? И ты говоришь, что у тебя еще нет своих детей? — У меня сложилось впечатление, что она считает меня плохо подготовленной к тому, чтобы иметь дело с пяти и семилетними детьми.

— Нет, на самом деле я не хочу детей, — говорю я. — Мне нравится заботиться о детях в школе, но я не планирую иметь своих собственных.

— О боже, милая, почему? Быть мамой… это самая чудесная вещь в мире. Не знаю, как бы я жила без моих мальчиков.

Со временем я поняла, что, если сказать людям, что у меня не может быть детей, они всегда чувствуют себя неловко. Всегда лучше было просто солгать. Что-то придумать — мой образ жизни слишком беспокойный для иждивенцев, или просто не хочу быть матерью. Это проще, чем объяснить, что я была замужем один раз, в общей сложности восемнадцать месяцев, прежде чем поняла, что вряд ли когда-нибудь смогу забеременеть. Мой бывший, с*кин сын, плохо воспринял эту новость. Он взял наличные, лежавшие на нашем совместном сберегательном счете — слава богу, это были не все сбережения — и сбежал с моей лучшей подругой. В последний раз я слышала, что у них только что родился первый ребенок, маленькая девочка, и они жили в Сан-Франциско.

Я тупо улыбаюсь Марджи и пожимаю плечами.

— Уверена, что материнство — это прекрасно. Просто не для меня.

Марджи хмурится, как будто не может понять, что со мной творится.

— Все в порядке, милая, — говорит она. — Знаешь, ты, возможно, передумаешь. Однажды ты просто проснешься и вдруг... — Она качнулась в мою сторону, когда колеса самолета коснулись земли. Где-то в хвосте самолета кто-то начал хлопать в ладоши. Марджи на мгновение посмотрела в ту сторону, пока я изо всех сил старалась вернуть свое сердце на законное место в груди, оттуда, где оно застряло высоко в горле.

— Ну, вот. Все прошло не так уж и плохо, правда? — спрашивает Марджи.

Кажется, она совсем забыла о предложении, которое только что не закончила. Я тоже этому рада, ведь все это уже слышала не раз: «Ты проснешься однажды утром, и тебе просто захочется иметь ребенка. Это поразит тебя, как гром среди ясного неба, и ты не сможешь отрицать зов своего тела.» Проблема в том, что я уже проснулась и почувствовала этот зов глубоко в своих костях, но мое тело отказало мне, и с тех пор мне приходится иметь дело с этой печальной реальностью.

— Внимание всем пассажирам. Пожалуйста, оставайтесь на месте с пристегнутыми ремнями безопасности до тех пор, пока пилот не выключит знак «пристегните ремни». При открытии верхних шкафчиков, пожалуйста, действуйте осторожно, так как предметы могли перемещаться во время полета и могут упасть… — Из громкоговорителей продолжает передаваться заранее записанное сообщение, предупреждающее пассажиров огромного аэробуса А380 — заполненного едва ли на четверть — что усиленные меры безопасности в аэропорту могут означать длительное ожидание высадки и получения багажа. Но я почти не слушаю его. Уже чувствую себя слишком переполненной, мое горло немного распухло, крошечные бусинки пота прорываются через поры кожи, посылая холодные мурашки, бежать по моему животу и вниз по рукам.

— А памятник все еще есть? — резко спрашиваю я. — Ну, знаете, там, где раньше был Всемирный торговый центр.

Марджи перестает рыться в своей потрескавшейся черной кожаной сумочке и пристально смотрит на меня. И внезапно она где-то между чувством сильной жалости ко мне и некоторой настороженностью.

— Ну, конечно же, дорогая. С какой стати он мог исчезнуть?

Смотрю в окно, не желая смотреть на нее и обмениваться странными выражениями лиц.

— Даже не знаю. Кажется, что это было так давно. Люди... они забывают.