Когда слова стали слетать с моих губ в присутствии Аспена, я не знал, почему и откуда они исходят, но я ощущал, что они должны быть сказаны.

— Мы выросли вместе. Я познакомился с ним в третьем классе, и мы быстро стали друзьями. Стали неразлучными. Дома меня никогда не ждало ничего хорошего, так что общение с Натаниэлем стало моей отдушиной. Мы начали встречаться еще в школе. Мы делали это тайно, потому что оба исследовали то, в чем не были уверены. Мы не спешили объявлять себя геями. После окончания школы это уже не имело значения. Однополые браки тогда еще не были законными, но Натаниэль всегда говорил, что как только это случится в Альберте, мы будем первыми в очереди.

— Это случилось в 2005?

— Да. Двадцатого июля. И двадцать девятого мы расписались.

Стрекоза улетела, как только толстая жаба заприметила ее на кувшинке. Она погрелась немного на солнце и с плеском скрылась под водой.

— Мне искренне жаль, что так произошло. Работа в суде присяжных дала мне больше понимания произошедшего, чем мне хотелось бы. Я даже не могу себе представить каково это. Поэтому, я просто рад, что виновного посадили.

Искренность, с которой он произнес эти слова, заставила меня задуматься о том, а имеет ли он хоть малейшее представление о том, как легко будет заинтересованным людям обжаловать приговор, когда они найдут меня и арестуют. Я знаю, что они послали кого-то искать меня. Я знаю, что они сообщили обо мне как о без вести пропавшем в СМИ. Я также уверен, что люди Деррика Россена работают над тем, чтобы выставить меня виноватым с первого дня. Как только они сумеют сфабриковать новые улики, они подадут апелляцию.

— Он был хорошим человеком, — пробормотал я, решив, что мне нужно лучше узнать Аспена, прежде чем указывать ему на ошибки в его размышлениях.

— Не сомневаюсь в этом.

Аспен предложил мне кофе в третий раз, но я отказался. Кофеина, который поступил в меня, было более чем достаточно, чтобы раскачать мои нервы. Он наполнил свою кружку и отставил термос в сторону, прежде чем вытянуть свои ноги. Они были длинными и стройными. Его коричневые шорты доходили почти до колен, а походные ботинки поднимались выше лодыжек. Я могу видеть его накаченные икры, испачканные колени и светлые волосы, которыми покрыты его ноги.

Прежде чем Аспен успел задать какие-то вопросы и перейти к тем темам, на которые я бы не хотел разговаривать, я перевел разговор в то русло, которое меня давно интересовало.

— Расскажи мне о походах.

— Походах? — Аспен склонил голову, и его улыбка была ослепительнее, чем солнце.

— Пожалуйста, — настоял я, изучая морщинки, которые появились на его лице от улыбки, — ты же сам утверждал, что любишь их.

— Хорошо, я не против рассказать. Я всю жизнь провел в походах. Мои родители не упускали возможности, чтобы отвести меня и моих сестер в наши местные парки в мои детские годы. Я развил свою любовь к природе и отдыху на свежем воздухе, что, вероятно, сказалось на моем выборе профессии. Будучи взрослым, я обожаю исследовать национальные парки и заповедники. Обожаю путешествовать на каноэ или уходить в походы на пару недель, как только выпадает такая возможность.

Он осушил свою кружку и поставил ее рядом с термосом, прежде чем откинуться назад, оперевшись на руки. Его футболка оливкового цвета облегала его торс, и я на мгновение выпал из реальности, когда скользил по нему глазами, спускаясь к области шорт и вспоминая то утро.

— Иногда, когда у меня нет возможности отлучиться на пару недель, я просто беру свое снаряжение и отправляюсь в местный парк, как в детстве с родителями. Я захватываю с собой базу данных и провожу время загородом, иногда выезжая на работу. Я работаю более плодотворно в окружении деревьев и животных. В городе слишком суетно.

— Удушливо, — добавляю я, отвлекая его от размышлений о большом городе, откуда он сбежал.

— Да, точно подмечено. Город душит, — он рассмеялся и улегся на землю, скрестив руки за головой и вглядываясь в небо. — А что насчет тебя? Ты часто бывал на лоне природы до того, как перебрался сюда?

— Ни разу.

Он дернулся и ткнул меня в бок, засмеявшись.

— Прекрати! Ты мистер Дикарь. И ты хочешь, чтобы я поверил, что ты новичок в этом?

Я лег рядом с ним и сосредоточился на стае птиц, которая пересекала небо. Взгляд Аспена на мне обжигал меня больше, чем палящее солнце. Неожиданная ухмылка нарисовалась у меня на губах, я получал удовольствие от его внимания.

Я повернул голову в его сторону и встретился с ним взглядом.

— Первый год был очень тяжелым. Мне нужно было многому научиться, и я не раз чуть не погибал из-за своей глупости и наивности.

— Глупость, подобная тому, как пойти рыбачить, еле стоя на ногах от пневмонии, и порезать себе руку, залив все вокруг кровью, в краю полном медведей? Такая глупость?

Моя ухмылка моментально превратилась в широкую улыбку, которую я тут же попытался скрыть. Когда я отвернулся, Аспен приподнялся на локте и взял меня за подбородок.

— Надо же... оказывается, ты иногда улыбаешься.

Мгновение спустя он убрал свою руку, и я не мог решить для себя, хотел ли я избежать его прикосновения или, напротив, жаждал этого. Аспен снова лег, и мы вместе уставились в небо.

Тишину нарушил вопрос Аспена.

— У тебя есть семья?

«Есть ли у меня семья?»

Я перемотал в голове свою жизнь до того, как я уехал сюда, ту, которую я прожил до рокового свидания, которое унесло жизнь Натаниэля. Я работал механиком в местном автосервисе. Это удовлетворяло мои потребности, так как большую часть времени я работал в одиночестве, оставляя общение с клиентами владельцу.

У меня был Натаниэль. Моя мать. И Бизус, пятнадцатилетняя персидская кошка. В то утро, когда я решил сбежать, я оставил Бизус в ее переноске на пороге дома моей матери, зная наверняка, что она позаботиться о моей пожилой подруге-кошке. Она должно быть уже присоединилась к Натаниэлю в загробном мире за мое пятилетнее отсутствие.

Итак, Натаниэль покинул этот мир, Бизус тоже, и моя мама стала единственным оплотом силы в моем сознании. Ей потребовалось целых девятнадцать лет, чтобы освободиться от жестокого обращения моего отца, но она справилась. Если мне суждено увидеть ее когда-нибудь снова, то я уверен, что за эти пять лет она стала еще сильнее и энергичнее, чем когда-либо.

— У меня только мама, — прошептал я, — потому что я единственный ребенок в семье.

— Она живет в Крикстоуне?

— Да, если ничего не изменилось.

— Ты скучаешь по ней?

Я нахмурился, все еще глядя в голубое небо. «Почему он задает столько вопросов?»

— Можешь не отвечать, — добавил он, видя, что я не тороплюсь с ответом, — это твое личное.

Снова воцарилась тишина.

Солнце было совсем высоко, и лежать дальше становилось невозможным. Оно расположилось в самом центре голубого неба, и его яркие лучи слепили нас обоих. Мы встали, пытаясь найти хоть немного тени под косматыми ветвями сосны.

— Разве ты не должен работать сегодня вместе со своей командой, занимаясь всякими медвежьими штучками?

Он усмехнулся, и его обветренное лицо расплылось в обворожительной улыбке. Я не мог отвести от него взгляда.

— Мы стараемся иногда позволить себе отдохнуть. Последние два дня были очень загруженными. Мы создали кучу новых баз, и теперь нам требуется время, чтобы вернуться к ним. Поэтому сегодня я дал всем выходной.

— Что такое база для сбора ДНК?

Глаза Аспена загорелись огнем, когда он начал свои объяснения. Удовольствие, которое он получал от своей работы, было неоспоримым.

— В общем-то, все довольно банально. Мы делаем кучу связок из хвороста, которые покрываем рыбьими головами и кишками, а затем погружаем в коровью кровь. Затем мы сооружаем территорию вокруг участка заграждением из колючей проволоки, высотой где-то на уровне колен. Запахи привлекают медведей. Они заползают под проволоку в надежде исследовать то, что они считают добычей, в процессе клочки их меха остаются на колючках. Мы собираем эти образцы, потому что они часто содержат на себе фрагменты кожи, и мы имеем возможность выделить из них ДНК.

— Судя по рассказам, довольно тошнотворная работа.

Мой комментарий заставил его улыбнуться еще шире.

— Ты думаешь, что это отвратительно, а я даже еще не рассказывал тебе о таскании мешков. Это не очень лицеприятно, но мне нравится моя работа.

— Таскание мешков? — спросил я, хотя не был уверен в том, что хочу знать ответ.

— Это когда те же вещи, что мы развешиваем по базам, раскладываются в мешки. Мы таскаем их по всему лесу, недалеко от месторасположения баз, чтобы распространить запах и привлечь медведей.

— Да уж.

Утро подходило к концу, и вскоре солнце начало свое снижение. У нас закончились темы для разговора, поэтому остаток встречи прошел в молчании. Это было не так неудобно, как я ожидал. Аспен источал спокойствие, которое просачивалось и проникало в меня.

Не говоря ни слова, мы оба поднялись со своих мест и потянулись. Я откинул свою челку и позволил ветру обдувать мою влажную от пота кожу. Аспен бродил по каменистому склону, а затем наклонился, чтобы рассмотреть крошечные цветы, которые росли между камнями. Он сорвал один из них и решил вручить его мне, протягивая руку.

Я вскинул бровь, не понимая, как относиться к происходящему. Глаза Аспена блестели, и крошечные морщинки не исчезали в уголках его губ и глаз, когда он продолжал улыбаться.

— Альпийская незабудка, — промолвил он, — в память о Натаниэле.

Мое тело напряглось и челюсти сжались, когда я старался откинуть в сторону эмоции, которые пробуждались во мне. Я взял единственный ярко-синий цветок и благодарно кивнул.

— Спасибо, — прошептал я.

Мы решили пойти через лес, когда возвращались к хижине Аспена. Мне предстоял долгий путь домой, и я понимал, что должен идти. Я не ел с самого рассвета, и мои силы были на исходе.