ГЛАВА 12 КСАВЬЕР ФОКС

Утром пятницы Саванна Макклинток наконец-то выбирает квартиру. И после обеда я отмечаю это за выпивкой в спортивном баре вниз по улицу от дома.

Я должен перезвонить Магнолии.

Знаю.

Но, черт возьми, если она не заставит меня хотеть говорить и делать глупости.

Я не окажусь в такой ситуации снова. Было достаточно сложно смотреть в глаза человеку, который ненавидит меня и заявляет, что я все еще люблю его. Нужно много мужества, чтобы выглядеть жалко и уйти с прямыми плечами и твердой походкой.

Палец замирает над телефоном, желая позвонить ей. Наверное, она провела последние несколько дней, проклиная мое имя; ее презрение ко мне лишь усугубляется с каждым тихим часом.

Я оплачиваю счет и направляюсь на свежий воздух, прекрасно зная, что могу спорить об этом с самим собой в течении следующих нескольких часов, таким образом портя вполне нормальную пятничную ночь или могу быть мужиком и перезвонить ей.

Фиг с ним.

Я звоню ей, нажимаю кнопку вызова и подношу телефон к уху. Спустя три с половиной гудка, она отвечает.

— Привет, — говорю я. — Это Ксавьер.

— Знаю.

Квиты.

— Прости. — Я выдыхаю сквозь губы. — Эта неделя ускользнула от меня. Я работал с новой клиенткой, а у нее были узкие стандарты и щедрый бюджет, поэтому мы просматривали практически все.

— Ксавьер. Все в порядке. — Краткость в ее словах заставляет меня думать иначе.

— В общем, что ты хотела? — Задаю чертовски дружелюбный и радушный тон. И больше не собираюсь делать эту тревожную, драматическую фигню. Либо я нужен ей в ее жизни, либо нет.

А если нет, тогда я найду способ двигаться дальше, потому что у меня нет выбора.

— Я просто хотела встретиться с тобой. Сесть. Поговорить. — Ее голос прерывается перед тем, как она прочищает горло. Представляю, как она нервно проводит пальцами по образующимся пятнам на шее. — У меня есть несколько вопросов.

— Справедливо. Что ты сейчас делаешь?

— Я-я дома. Вероятно, уйду позднее, но пока, я здесь.

— Там же?

— Да.

***

— Хочешь выпить?

Я стою на кухне Магнолии впервые за долгие годы. Ничего не изменилось в ее квартире. По-прежнему представление белых и кремовых оттенков. Безупречная от пола до потолка. Ваза с розовыми розами в центре островка частично препятствует моему взору на Мэгс.

— Мне и так хорошо.

Она поворачивается и вытаскивает бутылку водки, нарезанный лайм, стакан с сахарным ободком и банку с клюквенным соком. Магнолия никогда не могла выпить простой коктейль.

— Как хочешь.

— Не похоже на тебя — нервничать рядом со мной.

— Кто сказал, что я нервничаю?

Я издеваюсь.

— Если тебе нужно выпить, чтобы иметь возможность говорить...

— Мне это не нужно. Я просто хочу. Большая разница.

Я игнорирую враждебность в ее тоне. Это защитный механизм.

— Моя ошибка. — Я поднимаю руки в знак протеста.

Она кивает в сторону дивана, и мы присаживается по разным углам. Нас разделяют большая мягкая подстилка и пара подушек, что можно сравнить с океаном. Все в ней от жесткой позы до ледяного взгляда говорит мне, что ее разум настроен на сопротивление.

Она делает глоток коктейля, встречаясь со мной взглядом. Еще один глоток. Затем еще один.

— Ладно.

Я отражаю ее позицию, приподнимая брови и жду.

— Итак, — говорит Магнолия, ставя напиток на подставку на кофейном столике. Это одна из вещей, которую я помог принести ей с блошиного рынка. — Насчет того, что ты сказал на следующее утро после того, как мы...

Она выпячивает подбородок. Не может закончить.

— На следующее утро после того, как мы что?

— Таллахасси. — Она закатывает темные глаза. — Я не знаю, почему мне так тяжело говорить это.

— Боже, ты ведешь себя травмировано. Мы занимались любовью. — Я с уверенностью говорю это.

Ее голова наклоняется так, будто она не согласна с тем, как я только что сконкретизировал ту ночь.

— Верно. После... этого.

— Хорошо, что произошло на утро после? — Я почесываю голову. — Ты принимала душ. Я спустился на завтрак. Ты перестала говорить со мной после этого.

— Я все слышала. — Она тянется за напитком.

Все равно не понимаю.

— Магнолия, о чем ты говоришь, черт возьми?

— О твоем разговоре с Тони, Маттиасом и Шоном за завтраком. Что ты говорил обо мне... — Ее нижняя губа дрожит на миллисекунду перед тем, как Мэгс отворачивается. Она же не собирается плакать. Магнолия Грэнтэм не плачет. Она черт возьми борется с этим, пока позыв не пройдет. Возможно это самый близкий момент, который я когда-либо видел. — Такие ужасные вещи...

То утро, как в тумане в моей памяти. Мы повеселились, слегка перебрав накануне вечером, и почти не спали.

Я кривлю лицо, когда пытаюсь вспомнить, что, черт возьми, я мог сказать тогда.

— Магнолия, прости, но я правда не помню ничего.

— Ты сказал, что я жалкая. Приставучая. Нуждающаяся. Что я любила тебя столько лет, и ты всего лишь оказал мне услугу, переспав со мной. — Она говорит сквозь стиснутые зубы, сжимая ножку бокала мартини дрожащей рукой. — Что противоречило всему, что ты сказал мне накануне. О любви ко мне. Что желаешь меня. Ты разрушил мои стены, а затем изменил решение, как только я скрылась из виду.

Сукин сын.

Обрывки и кусочки начинают собираться вместе, поскольку она освежила мне память. Я опускаю лицо в ладони, упираясь локтями в колени. Не удивительно, блядь, что она ненавидит меня.

— Магнолия. — Я поднимаю взгляд на нее, потянувшись к ее руке. Она одергивает ее. Справедливо. — Ты не слышала первую половину этого разговора.

Ее спина выпрямляется.

— Тони Валотти, — говорю я. — Всю неделю он рассказывал всем, что собирается переспать с тобой в последнюю ночь конференции. Ты даже говорила мне, что он флиртовал с тобой всю неделю, доставляя тебе неудобства. Парни заключили пари, говоря, что Тони не сможет затащить тебя в постель. Я всего лишь хотел забрать особое внимание от тебя. Сделать так, чтобы ты выглядела менее привлекательно. Поэтому я рассказал им ужасные вещи про тебя. Я украл его триумф. Добрался до тебя раньше, чем он, и взял то, что принадлежало мне, потому что, черт возьми, Магнолия, ты была моей.

Ее лицо смягчается, несмотря на то, что глаза по-прежнему обжигают меня. Она не решается верить ни единому слову. Понимаю, но я никогда не лгал ей.

— Мысль о том, что эти придурки касаются тебя, добиваясь своей цели... — Качаю головой. — Я не мог позволить этому случиться. Я говорил правду тебе той ночью. Все. Что держал свои чувства при себе многие годы и не хотел, чтобы ты пострадала. Я просто не думал, что спасая тебя от них, окажется, что при этом делал тебе больно.

Магнолия поджимается, скрещивая ноги, обнимая и защищая себя, но в этом нет нужды.

— Лучше бы ты пришла ко мне. — В комнате жарко, душно. Я резко вдыхаю, пока воротник рубашки затягивается на моей шее. Ожидал, что многое почувствую, приехав сюда сегодня, но сильное, нарастающее негодование не было одним из чувств.

Последние пару лет...

Жить в пузыре замешательства и так скучать по ней, что не мог работать большую часть времени.

Все это было из-за чертового недоразумения.

Она ничего не говорит. Я не получаю объяснений или извинений. Что угодно, было бы неплохо.

Я поднимаюсь, и ее взгляд переключается на меня.

— Куда ты? — спрашивает она.

Я разрываюсь между желанием прижаться к ее губам безжалостным поцелуем и желанием сбежать отсюда.

— Я знал, что ты упрямая и немного самодовольна, Магнолия, но это, блядь, переходит все границы.

С этим я ушел.

Без понятия, куда.

Но я не могу оставаться здесь.

Не сейчас.