ГЛАВА 14 КСАВЬЕР ФОКС

— Данная цена не подходит этой квартире. Ты никогда не продашь ее по такой цене. Сбрось по крайней мере двести пятьдесят. Продашь ее через две недели. Гарантировано. — Хершел Гольдштейн машет пальцем перед моим лицом. Он последний брокер, который завалился ко мне в брокерскую контору утром в субботу.

— Спасибо за совет. — Я хлопаю его по спине, крепко обнимая. У него жесткие плечи, словно он удерживает слишком много энергии подобно Атласу. Признак мужчины, который слишком много думает. Я-то знаю. Хершелу нужно потрахаться, но судя по укороченным штанам и большого размера очкам из девяностых, которые носит до сих пор, перепихон — наименьшее из его приоритетов. — Пересмотрю клиентов, когда вернусь в офис.

Говорю то, что должен сказать, чтобы заставить его замолчать. Я знаю своих клиентов. Знаю правильную цену, и клиенты не откажутся ни на цент ниже заявленной. Я не новичок в этой игре. Тем не менее, не могу не задаваться вопросом, что думает Магнолия по поводу цены. У нее всегда лучше выходило с цифрами. Она занималась установлением цены и вела переговоры. Я занимался продажей.

— Очень хорошо. — Он поправляет очки на носу и направляется к двери. Я забираю вещи с кухонного островка и начинаю выключать свет.

Прежде чем гашу последний светильник, дверь открывается резким движением. Я не поднимаю взгляд.

— Мы закончили около пяти минут назад.

Никто не отвечает.

Я поднимаю взгляд, сердце подскакивает к горлу.

— Эта брокерская контора открыта по приглашениям.

Магнолия приподнимает плечо к уху, даря робкую улыбку. Не похоже на нее, чтобы она прикидывалась скромной. Должно быть, пришла Примирительная Магнолия. Я не узнаю ее, поскольку никогда не видел прежде. В этом не было никакой необходимости. Когда мы были друзьями, она никогда не лгала, не ранила или не обманывала меня. Она была добра ко мне.

Но я все еще в ярости.

— Что ты здесь делаешь? — Я кладу вещи на стол, складывая руки. Мой пиджак собирается, жестко стягиваясь на спине. Она нарядилась для утра. Черные кожаные леггинсы. Кружевная блузка. Накрученные волосы. Накрашенные губы. Каблуки в стиле «трахни меня».

— Пришли извиниться. — Она подходит ближе ко мне, закрывая дверь. — Ты не тот монстр, которого я из тебя сделала. Я ошиблась. Мне следовало прийти к тебе. Я не должна была так предполагать. И была так одержима обидой, что приняла твои слова за чистую монету — и большее для меня не имело смысла.

Я изучаю ее, желая держаться подальше и обнять ее одновременно.

— Слушай, ты же знаешь, что я не умею красиво выражаться, — говорит Мэгс. — Я никогда не была убедительной, как ты. — Она вздыхает, поигрывая пальцами. — Скажу так: восемьсот пятьдесят четыре дня. Два Рождества. Два кануна Нового года. Два новогодних дня похмелья. Сотни отмеченных продаж. Десятки пропущенных отпусков. Ноль фотографий...

Я сражаюсь с тоскующей ухмылкой. Магнолия всегда ориентировалась в цифрах. Каждый раз я хотел выиграть в споре с ней, все, что мне требовалось, нарисовать логическую картинку, чтобы она поняла.

— Я понял. — Делаю шаг к ней. — Ты чертовски соскучилась по мне.

Она опускает голову.

— Да.

Неуверенный шепот, неподходящий такой женщине, как она. Плечи Магнолии опускаются, когда я подхожу ближе. Если она подхалимничает, то делает это чертовски хорошо.

— Попробуем еще разок? — Я тянусь к ней, притягивая к себе. Беру ее за подбородок, чтобы встретиться с ней взглядом. Наши губы находятся в дюймах друг от друга. Ее жар незаметно переходит ко мне, и запах медленно втягивается в легкие. — Начать с чистого листа? Начать заново?

Магнолия кусает нижнюю губу, борясь с облегченной ухмылкой, и выдыхает.

— Согласна. Я думаю, это наш долг перед друг другом, помнишь?

Держа за подбородок, притягиваю ее уста к своим, скользя губами по ее, и выдыхаю в них, прежде чем обрушиться на эти идеальные надутые губы голодным поцелуем. Я беру ее за волосы, прижимая к себе, отчего она стонет мне в рот. Возможно это всхлип. Признак помилования. Прощения.

Сладкая покорность.

Я оставляю ее губы — можно целовать ее часами и все еще нуждаться в большем.

— Мои клиенты скоро вернутся домой. — Руки тянутся вдоль ее рук, не желая отпускать.

Она кивает, пробегаясь кончиками пальцев по опухшим губам. Вот так она выглядит отлично. Растрепанные волосы. Пухлые губы. Удивленный взгляд сверкающих шоколадных глаз.

— Что ты делаешь остаток дня? — Я наконец выключаю последний свет, прежде чем провожаю ее.

— Я освободила расписание. — Уголок ее рта приподнимается.

— Ой, правда что ли? Потому что была уверена, что твоя маленькая речь сработает?

— Конечно. — Ее губы растягиваются шире. Прошло много времени с тех пор, как женская улыбка могла заставить все мое тело онеметь и наэлектризоваться одновременно. Я почти забыл каково это.

— Так уверена в себе. — Я беру ее талию и легкой походкой иду рядом по коридору в сторону лифта. — Мне всегда нравилось это в тебе.

Мы заходим в лифт и одновременно нажимаем кнопку «закрыть двери». Я зажимаю Магнолию в углу и накрываю ее губы, воруя еще один поцелуй, потому что одного было недостаточно. Она вернулась в мою жизнь за целых пять минут, а я уже зависим.

Лифт мягко останавливается, двери разъезжаются, позволяя пожилой паре зайти к нам.

— Здравствуйте. — Магнолия дружественно приветствует их. Они смотрят на нас с каменными лицами и кивают.

Секундой позже, благополучно выходим на первом этаже, направляясь через шумный вестибюль на улицу. Когда добираемся до тротуара, мы уже держимся за руки. Не знаю, как или когда это произошло, но не собираюсь отпускать ее. Я притягиваю Мэгс к себе, заворачивая к Парк-авеню.

— Куда ты меня ведешь?

— К себе.

— Что мы делаем? — Она быстро шагает, догоняя меня. Моя рука крепко сжимает ее, отказываясь отпускать. Остальной мир может идти лесом.

— Я собираюсь провести остаток дня с тобой. Мы будем зависать вместе. Смотреть фильмы. Закажем еду на дом. Поговорим о работе. О жизни. — Я еще ближе притягиваю ее к себе, пока идем. — Нажмем на кнопку «перезапуск». Все начинается прямо сейчас. Мы потратили два года, Магнолия. Я не собираюсь терять еще один день с тобой.